— О чем же ещё юная принцесса может думать на предрассветной заре? — широкие грубоватые руки привычно скользнули ей на талию, огладили спину. — О, Ваше Высочество, что я вижу? Вы не надели корсет… Предвидели мое появление и решили избавить меня от пытки распутывания шнуровки?
Он любил словами вызывать румянец у неё на щеках, но никогда дальше поцелуев не заходил. Вот и сейчас, как и в прошлые его визиты, Конда с замиранием сердца ждала от него более смелой ласки, всякий раз после его ухода гадая, что же его останавливает. Он мог ночи напролёт, устроившись в кровати рядом с ней, играться с ее распущенными локонами, ощупывать взглядом тонкую шею и нежные груди, прикрытые ночной рубашкой и, словно невзначай приподняв подол, едва ощутимо поглаживать лодыжки и колени. И Кандида поверила бы, что ему не хочется большего, если бы не легкие судороги, то и дело пробегающие по его телу, и порой учащающееся дыхание.
Лихой притянул ее к своей груди, и Конда почувствовала, как неистово бьется его сердце, словно пытается пробить клетку рёбер и вырваться от своего хозяина к… тоже хозяйке?
Повинуясь стихийному порыву, девушка прижала ладонь к тому месту, куда приходились эти яростные толчки.
— Оно безумное, — проговорил Лихой, и Конда, хоть и не видела его лица, была уверена, что он усмехается. — Только люди с долей безумия способны на безумные чувства, такие как любовь. А безумства мне не занимать…
— А любви? — неожиданно для самой себя выпалила Конда.
— Как оказалось, и ее. Я пришёл к тебе, чтобы признаться. Помнишь, однажды я сказал тебе, что мне чужда любовь, которую так любят воспевать в романах и серенадах. Что ж, должен признать, я не принц, хотя мой отец — король. Я не благородный рыцарь, меня даже не назвать просто хорошим человеком. Признаться, я и сам до недавнего времени не знал, что способен так любить… Но во время последнего шторма, когда мне пришлось двадцать часов плыть к Веридорскому берегу, я заставлял себя бороться и не пойти ко дну, только благодаря мыслям о тебе. Я пережил шторм и выжил, потому что плыл к тебе. Лет пять назад я думал, что в моем сердце больше не проснётся любовь, но потом… Я не знаю, что случилось потом. Но если сейчас часы отсчитывают последние, что я встречу в Веридоре, то я хочу провести его с тобой.
— Ты куда-то уезжаешь?
— Да, снова в Порсул. Снова во власть негостеприимных волн, жадных до людских и корабельных тел. Я еду с Гвейном на поиски его единственной. Ты же распутала его ментальные сети?
— Да, у меня получилось… Лихой, а почему туда? И разве единственная Гвейна — не Лола?
— Я не могу рассказать тебе всю правду, — неожиданно тяжело вздохнул атаман и вдруг прижался лбом к ее лбу, в упор глядя своими чернеющими глаза прямо в ее болотно-карие. — Об одном прошу — верь мне. Клянусь, я помогу нашему брату и исправлю все, что натворил.
— Я верю в тебя, — искренне отвечала Конда и впервые сама потянулась за поцелуем.
Они никогда не целовались так долго. Лихой любил срывать поцелуи быстрые, горячие и неожиданные, старательно игнорируя романтичные и чувственные. Сейчас же он как будто решил за раз наверстать все упущенное. Отстранился он от неё только когда восходный луч прорезал тот миллиметр воздуха, что разделял их.
— Мне пора. Возьми его, — атаман выхватил из голенища сапога кинжал и протянул возлюбленной. — Эзраэль втянул им Дыхание Смерти семь лет назад. Пусть он будет у тебя. Знай, он поразит любого, кто бы ни покушался на тебя, и не спасёт ни одна защита в мире… Я должен тебе признаться… Алис не могла совершить то покушение, потому что Дыхание Смерти по силам только Проклятийникам и сильнейшим магам Смерти. Она не обладала нужным Даром, просто так совпало с той книгой. А потом она призналась в «совершенном» преступлении, чтобы прикрыть… меня.
— Тебя?! — неверяще воскликнула принцесса.
— Да, меня. Я узнал, что Одержимый приходил к отцу, чтобы заявить на тебя свои права. Тогда я, конечно, смотрел на тебя не как на женщину, но, стоило представить, как этот чертов демон пускает слюну от похоти на тебя, пятнадцатилетнюю девчушку, ярость взяла меня. Дикая ярость! Я хотел убить его, а потом оправдаться тем, что, так как я Изменчивый, у меня не может быть других Даров.
— Но у тебя есть?
— Королевские Дары так просто не вытеснить, так что Смерть во мне потеснила Иллюзии… Признаюсь, не далее как позавчера ночью я, взяв в подмогу Лолу, украл этот кинжал, чтобы послать его прямиком в грудь Одержимого… Но потом я увидел, как ты переживаешь о нем… Знаю, это странно для такого мерзавца, как атаман разбойников, но я сделаю все для того, чтобы ты была счастлива, даже если ты решишь разделить это счастье с другим. Я люблю тебя…
Сей трогательный момент был разрушен грохотом двери о стену, со всей дури распахнутой с ноги.
— Отставить любовь! Отдать все концы! Полный вперёд! — провозгласил на всю гостиную зычный голос грозы морей, Ветра Смерти.
— Что случилось, дядя? — первым опомнился Лихой.
— Колись, племяши, взболтнули таки кому-то про мой червовый интерес? Да не суть! Заваливаюсь я к себе в покои, отдохнуть хоть пару часиков после такой-то ночки, а там, представьте себе, подарочек меня дожидается! И не меня одного, я так полагаю. Ещё Кандора предстоит записочку найти, что Порсул умыкнул его женщину и взамен хочет Мариану. Я так понимаю, Великий султан поспорил со своим главным визирам, кто скорее, я или брат, доставим на Востоу самую своенравную и неуловимую из женщин мира.
— А почему у отца-то кого-то умыкнуть должны? — спросила Конда, в то время как Лихого занимала только неприглядная истина: Порсул навела на Светлейшую и на его маму Лотти. А цель у неё — устранить кронгерцога как потенциального конкурента на отборе Истинного Наследника. Что ж, наживка подобрана замечательная, а ещё стало понятно, кто сдал маму Сарате и кому она обязана тем, что последние месяцы пришлось время от времени прикрываться личиной принцессы Холии и участвовать в спектакле под названием «посольство». Но сейчас маму то зачем… уж не на то ли, что он клюнет, рассчитывает сестренка? И какой подлянки ждать?
— Да потому что я решил проверить, правда ли мою Содэ украли, и, когда летел обратно, заметил порсульских янычаров, которые уволакивали в портал Алис. Скажу честно, узнал только по платью, так как фаворитка Его Величесва, похоже, решила поменять имидж, перекрасившись в брюнетку. Так что план меняется: сейчас по-быстрому разбираемся с Эзраэлем и вперёд, к дальним берегам! Лихой, ты сейчас гони в порт и свистай моей команде, чтоб готовы были отплыть немедленно, как только я прибуду. Конда, ты давай вниз, в языческое «святилище» поднимать брата, уверен, он тебя и в полупришибленном состоянии узнает и выслушает. Объяснишь все и тащи к «речевому» балкону. А я народ созывать. Что стоим, дети мои? Ходу, на всех парусах!
***
Расставшись с Нелли и наконец выпроводив из своей спальни Лолиту, Кандор Х хотел было чуток вздремнуть после бессонной ночи, однако, стоило ему уплыть в страну грёз, как его уха коснулся многократно усиленый магически голос Джанго. И король даже не пошевелился бы, если бы не знал, что артефакт такой силы установлен только на «речевом» балконе дворца, откуда он обращался к народу так, что слова правителя слышал весь Веридор. А сейчас по этому бесценному средству массового информирования Его Светлость блистательный кронгерцог Джанговир нёс какую-то ахинею, да такую, что Кандор вскочил с постели, как удаленный, и припустил к балкону то от чтобы заткнуть старшего брата, то от чтобы после окончания его «торжественного» бреда объявить толпившемуся перед королевским дворцом столичному люду, да и всем внимающим, что лорд Джанговир, к прискорбию, тронулся рассудком.
— Ее Высочество принцесса Кандида Веридорская, которую народ поторопился окрестить Кровавой, как и подобает нежной любящей сестре, не верила, что ее брат по крови Эзраэль Гневный, также известный как Одержимый принц, в здравом уме и твёрдой памяти возжелал ее и ворвался в ее покои, как захмелевший от рома и ощущения земли под ногами моряк в портовый бордель. Ей удалось доподлинно выяснить, что на Его Высочество навели дурман и это дело рук Порсула! Великий султан вознамерился пустить пыль в глаза всем веридорцам. По его милости со дня рождения Его Высочества по стране ходят слухи, что он есть отродье Хаоса. Но скажите, люди, как мог Его Величество, тридцать один раз до этого доказавший свою мужскую состоятельность, породить на свет демона? Даже мать Его Высочества, хоть и баловалась ведьмовством и происхождение имела не самое безукоризненное, рогами и хвостом не щеголяла. Слышал ли кто-либо из вас, как цокают копыта Одержимого принца про брусчатке мостовой? Видел ли кто-то из вас, как кисточка его хвоста сметает пылинки с его камзола? Или, может, кому-то из вас доводилось быть свидетелем гнева Его Высочества? Очевидцы сего события единогласно утверждают, что принц Эзраэль не выпускает когти и не рвёт глотки неугодным отросшими клыками, а предпочитает традиционный метод: мой меч — ваша башка с плеч! Так не значит ли это, что одержимость принца — более, чем выдумка Порсула?
