- Ладно, как скажешь. Теперь объясни, где мы, что за фигуры, почему там оранжевое, а тут синее, и какого черта я летаю над землей?

Снова звон колокольчиков, обозначающий смех. Взмах огненной руки - и темнота. Во внезапно наступившем оглушительном мраке горел только синий круг, в центре которого мы и висели. Окошко жизни пропало, потянуло холодным ветром и снова запахло мокрыми листьями после грозы.

А я опять начал падать - и теперь остановился уже только у самой земли. Буквально сантиметра не хватило, чтобы разбиться в лепешку. Огненный гость был уже тут как тут.

- В Бога веруешь? - буднично спросил он, одним движением руки переводя меня из состояния «плашмя» в вертикаль. - В церковь ходишь? Библию читал?

Я ошалело помотал головой, которая все кружилась от резкой смены высоты - мол, нет, не верую. И правда не особо-то веровал, ругался, поминал всуе, распутничал... Да что я себя чувствую, как на исповеди? Какого черта вообще?!

Злость вдруг захлестнула меня с головой, и я заорал прямо в лицо своему собеседнику:

- КАКОГО ХРЕНА ТЫ СО МНОЙ ДЕЛАЕШЬ, ДЕМОН?!

- Не демон, - тем же усталым тоном поправил он. - Вернее, не тот демон, про которого ты думаешь. Можешь считать меня своим ангелом-хранителем. Или чертом-хранителем, если ты больше по перевернутым распятиям и пентаграммам. А орать не надо. Это в тебе гордыня говорит, которая, как известно, есть грех смертный.

Из меня словно выпустили воздух. Вроде и не женщина в критические дни, чтобы так настроение скакало, а тут условная стрелка колебалась между «яростью» и «умиротворением» едва ли не каждые несколько секунд. Мне хотелось дать гостю в рожу, то упасть на колени и умолять объяснить, что тут происходит.

Почему-то вспомнился папа - в те годы, когда я его еще интересовал - который сворачивал газету и говорил: «Всего в меру, сынок, всего в меру, а то мозги спекутся». Обычно это происходило в те моменты, когда маме зачем-то нужна была его помощь; не знаю уж, в чем была мораль высказывания - то ли в том, что читать не надо все подряд, то ли в том, что не надо бегом бежать на зов женщины.

- Родителей вспомнил. Это хорошо, - кивнул гость. - Значит, не совсем ты пропащая душа, Алёша. Но ты лучше объясни, как так вышло, что ты до сих пор доктору Клинскому ничего не рассказал-то?

- О чем? - я нахмурился.

- Да вот хотя бы про одну флешку интересную, в форме мотоцикла. USB 4.2, однако. Не каждый день такую на дороге встретишь.

Он протянул руку, и над ней засветилась на манер объемной голограммы новенькая флешка в виде красного мотоцикла с плавными обводами, похожими на капсулу виртуальной реальности.

Мотоцикл.

Подарок.

Шеф.

Взрыв.

В голове вдруг прояснилось с такой силой, что захотелось разорвать череп на части и выпустить это знание на свободу, лишь бы оно больше не жгло так сильно изнутри. Я упал на колени, прижав руки к вискам.

- Всегда любил ассоциативную человеческую память, - прокомментировал гость, и теперь в его тоне слышалась неподдельная радость. - Никогда не подводит даже в трудную минуту. Где эта флешка, Алёша? У тебя?

- Я. Не. Знаю, - тяжело выдохнул я. - Я ничего не знаю! Она была в кармане джинс, когда меня везли в больницу. Потом пропала и я не видел ее больше!

- Значит, она все еще где-то рядом, - с уверенностью заявил визитер. - Но достаточно. Встань, сейчас пройдет.

Он снова повел рукой - и боль как рукой сняло. Я поднялся на ноги, готовый к очередной подляне.

- Теперь я покажу тебе Дар. Или Проклятие - тут уж кто как называет, - сказал огненный ангел - и взмыл в небеса. - Лети со мной. Просто лети.

Я сделал шаг вперед, потом второй. Ноги держали нетвердо, и под больничными тапочками ощущался жесткий прессованный гравий.

А потом я сделал шаг вверх, и мне уже больше ничего не мешало.

Клинский удовлетворенно хмыкнул. Экран его планшета отображал зашкаливающие показатели мозговой активности и мощный поток льющегося откуда-то извне сигнала. Огнеписец, кем или чем бы он ни был, выполнял свою часть договора. Гринцева медленно, но верно, подводили к истинной сути эксперимента.

Другое дело, что ослабленный травмами организм мог и не выдержать. Витоник по капле вливался в тело, бьющееся в судорогах внутри стеклянного полуцилиндра.

- Теперь ты понимаешь, что интенсив был хорошим решением? - спросила Лермонтова, не отрываясь от своего пульта-кафедры. - Так... фиксирую открытие двух модулей - Внутренний Полет и Состояние Тела.

- Вижу. Наш огненный гость вполне справляется, - спокойно отозвался Клинский. - Как ты думаешь, кто он такой?

- Незаурядно одаренный человек с, возможно, наилучшим на сегодняшний день знанием оборудования на базе голографических технологий и доступом к секретам совершенно неприличного уровня, - выдала Лермонтова, хмурясь. - Фиксирую аномальную активность между объектами внутри. Фиксирую открытие ветки.

- Что он выбрал? - жадно спросил Клинский, подобравшись, словно тигр перед прыжком. - Что там? От этого зависит вся дальнейшая стратегия!

- Он выбрал... - Лермонтова нахмурилась еще сильнее. - Должно быть, ошибка. Он совершенно явно, исходя из характера полученных травм и составленного психотипного портрета, должен был выбрать Физическое Восстановление. Но я вижу Управление Устройствами.

Клинский выдохнул, закрывая глаза. Провал. Огнеписец обещал помочь Гринцеву выбрать «правильную» ветку развития, но вместо этого тот активировал совсем другой вектор Карты. Заказчики по голове за такое не погладят. Хотя... Решение пришло моментально.

- Свяжись с Управлением Внутренней Безопасности, - скомандовал он. - Скажи, что мы готовы предоставить им опытный образец по их запросу о мобильной станции РЭБ через три недели. Цена та же, что и для Министерства обороны.

В глазах Лермонтовой засветилось понимание.

- А что сказать армейцам? - осторожно уточнила она.

Клинский уже на выходе из зала бросил через плечо:

- Скажи, что объект скончался. Пусть пришлют нового инвалида. Желательно не особо умного.

- Первый шаг всегда самый трудный. Теперь ты понимаешь, что и как нужно делать. Но запомни одну вещь - бессмертия достигает только упорный и исключительный человек...

Слова Огнеписца еще долго отдавались в моей голове и после того, как доктора отключили прибор и вытащили меня наружу. Доктор Лермонтова приветливо улыбалась, но глаза у нее почему-то оставались холодными и жесткими.

- Как все прошло? - осведомилась она. - Я понимаю, что у вас сейчас миллион вопросов, но на них ответит уже сам доктор Клинский. Он в данный момент занят, но как только освободится - обязательно с вами переговорит. Этот опыт - чрезвычайно важная часть вашего восстановления, и это пока все, что я могу вам сказать.

Я был слишком в прострации от всего увиденного, чтобы возражать. Поведение Лермонтовой, конечно, было потрясающе подозрительным, но сил спорить и требовать ответов не было. Я чувствовал себя как лимон, пропущенный через мясорубку. Требовалось отдохнуть; желательно без взрывов, стрельбы и странных огненных ангелов над полями геометрических знаков.

Я безропотно позволил Ашоту усадить меня в коляску и повезти обратно в палату. Тело болело, в голове гудело, а во рту было ощущение жженой бумаги. Но память окончательно вернулась. Из обрывков, остатков и осколков я соорудил некоторое подобие связной цепочки. Теперь можно было изложить безопасникам всю историю сразу - если, конечно, они захотят со мной еще раз встретиться. Могут и посчитать, что их время не стоит того, чтобы возиться с поврежденным товаром вроде меня.

Санитар был безмолвен. Я вообще слышал от него за все время пребывания в госпитале от силы полдюжины дежурных фраз. В остальное время здоровяк кавказского происхождения со странной татуировкой на руке рта не открывал.

Бесшумно отъехала в сторону дверь палаты, и Ашот вкатил меня внутрь. Все сияло чистотой и пахло каким-то дезинфицирующим средством. На стуле рядом с койкой, у противоположной от капсулы стены, восседал мой черный рюкзак и небольшой чемоданчик на полу рядом. Тут же лежали две больших коробки с торчащими из них проводами.