Но, к его великому удивлению, в кабинет ввели огромного истукана Зауэра… Вот так сюрприз! А Птицын-то воображал, что немец давно во Франкфурте…

Зауэр, не обращая никакого внимания на Птицына, сел на стул, уперев жирный живот в край стола и расставив толстые ноги. С невозмутимым выражением лица протер платком багровый загривок.

— На каком языке вы, Макс Зауэр, желаете отвечать на вопросы? Нужен ли вам переводчик? — осведомился Георгиев.

— Не нужен, я свободно владею русским, — не поднимая глаз на следователя, ответил Зауэр.

— Ваше служебное положение? — Георгиев ставил вопросы и записывал в протоколе допроса ответы арестанта.

— Две недели назад я был консультантом известной вам коммерческой фирмы, — пробасил Зауэр.

— Это ваша официальная должность. А какие вы имели дополнительные поручения и от кого?

Зауэр молчал. Птицын снова схватился за сердце.

— Расскажите о цели вашего приезда в Москву. Повторяю вопрос: какие вы имели официальные и секретные поручения и от кого именно? — уточнял Георгиев.

Зауэр громко откашлялся, немного подумал и, уставившись в угол комнаты, ответил:

— Официальное — от главы фирмы: получить контракт на поставку мельниц «Каскад». От моего коллеги Смита имел поручение встретиться с господином Птицыным и получить какие-то данные, которые меня не интересуют и не входят в мою компетенцию, данные по разработкам металлов.

— Вам удалось выполнить эти задания? — спросил Георгиев.

— Нет, не удалось. Институт выступил против наших предложений, и контракт заключен, по-видимому, не будет. Портфель с деньгами я господину Птицыну передал, а воспользоваться его сведениями не удалось: меня арестовали.

— Где вы передали Птицыну портфель и что в портфеле было?

— Передал в гардеробной научного комитета, точно перечислить содержимое не могу, но знаю, что там были деньги. Разрешите закурить? — попросил Зауэр.

Георгиев подвинул к нему пачку сигарет и зажигалку.

— Александр Иванович, что вы скажете? — обратился Георгиев к застывшему в оцепенении Птицыну.

— Зауэр говорит неправду. Никаких денег я не видел.

Зауэр, не оборачиваясь к нему, бросил:

— Это вы говорите неправду. Вы трус.

— Хорошо вам быть храбрым… Через год-другой вас освободят — и до свидания!.. — вырвалось со злобой у Птицына.

«Какие же сволочи все эти бастиды! — думал он. — Начали с дружеской просьбы, с красивых слов, а теперь без зазрения совести сталкивают в пропасть…»

— Где же портфель, Птицын? — услышал он вопрос Снегова.

— Я его не видел. Если бы он был, как утверждает этот господин, так вы его изъяли бы при обыске.

— Скажите, Зауэр, какие сведения передал вам Птицын? — продолжал Георгиев допрос Зауэра.

— В последнюю встречу в церкви на Воробьевых горах я увидел коленопреклоненного перед распятьем господина Птицына и опустился рядом с ним на колени. Во время богослужения он передал мне карманное Евангелие с какими-то пометками для Смита. Я вышел и направился к ожидавшей меня машине, но не дошел до нее — меня задержали.

— Вот это Евангелие? — показывая ему карманную книжечку с крестом на обложке, спросил Георгиев.

Зауэр утвердительно мотнул головой и подписал переданный ему протокол очной ставки.

— Это ваши записи? — Георгиев показал Птицыну пометки на полях Евангелия.

— Нет, не мои.

— Но цифры совпадают с записями из вашего сейфа, — заметил Георгиев.

Птицын ничего не ответил.

Георгиев нажал кнопку звонка. Появился конвоир.

— Уведите! — Георгиев кивнул на Зауэра.

Немец, громко откашлявшись, пробасил:

— Господин следователь, разрешите задать вопрос?

— Задавайте.

— Когда меня освободят из тюрьмы? Я ничего не сделал плохого вашей стране, я все честно рассказал. Зачем вам держать меня? — Зауэр почувствовал себя плохо — холод в сердце.

— Расскажите о жалкой кучке отщепенцев, которые именуют себя НТС. Нас интересует, если можно так выразиться, не «идейная программа» этого союза — она общеизвестна, — главным образом фактическая его деятельность.

— Я вступил в союз недавно и его прошлое знаю только с чужих слов. Пусть вас не удивляет, что я, немец, оказался в русской организации. Во-первых, мои родители из России, а во-вторых, там немало вовсе не русских… Какова деятельность? Хорошего ничего не расскажешь. Шпионская организация — это шпионская организация. Работала на все разведки, которые платили ей деньги. Деятельность?.. Антисоветская пропаганда, подбор и обучение диверсантов для заброски в Советский Союз. НТС уже давно брал любые подряды, включая поставку шпионского «живого товара». За это его руководители получали польскими злотыми и японскими иенами, а перед второй мировой войной переключились на немецкую марку. Если я не путаю, то с первых же дней войны с Советским Союзом начали работу два разведывательных бюро НТС — в Берлине и Варшаве. Берлинское подготавливало и направляло в оккупированные восточные области своих людей для проведения антисоветской работы. Одновременно бюро вело работу среди советских военнопленных, попавших в «особые лагеря». Перед этими лагерями ставились две цели: из числа военнопленных отобрать людей, пригодных для использования на различных участках фронта в качестве разведчиков и диверсантов, а также выявить коммунистов и вообще людей с твердой волей, чтобы так или иначе расправиться с ними. И в том и в другом случае люди из НТС оказывались полезны. Больше того — я слышал, что членам организации предлагалось проникать в тыл Советской Армии для подрывной работы, участвовать в карательных акциях абвера и гестапо на оккупированной территории Советского Союза… Я знаю одного карателя, он теперь проживает в Канаде под чужой фамилией, на его руках много крови…

Зауэр назвал фамилию, Георгиев удивленно посмотрел на Зауэра и поспешно записал названную фамилию в свой блокнот.

— На какую валюту существует НТС сейчас?

— На доллары и фунты, — буркнул Зауэр.

— Так. На сегодня хватит. В следующий раз вы расскажете о своей поездке в Зареченск и на Кварцевый рудник.

Зауэр печально опустил голову и, воздев к потолку сложенные вместе ладони, молитвенно воскликнул:

— Как и на прежних допросах, я повторяю: «К тебе устремляю я свою мольбу, господь всех существ, всех миров, ты дал нам сердце не для того, чтобы мы ненавидели друг друга; руки ты дал нам не для того, чтобы мы душили друг друга; сделай так, чтобы мы любили друг друга». Я призываю вас, господин следователь, к христианской терпимости.

Зауэра увели.

— Что мне присудят? С конфискацией имущества? — громко сморкаясь, деловито осведомился Птицын.

— Все будет по закону, — ответил Георгиев, передавая ему на подпись протокол допроса.

Птицын внимательно прочел протокол, обдумывая каждую формулировку, и с тяжелым вздохом подписал.

— На сегодня все, — нажимая кнопку звонка, сказал Георгиев.

Северцев без пяти минут девять прошел через забитую сотрудниками института приемную в свой кабинет и, перевернув страницу настольного календаря, прочел: 9.00 — рудник будущего, 10.30 — проект Заполярного горнообогатительного комбината, 12.30 — рассмотреть месячный план работ отделам и лабораториям, 15.00 — бюро райкома партии. Дописано красным карандашом:

Вошла пожилая секретарша и спросила:

— Народ можно приглашать?

— Почему так много людей в приемной? — в свою очередь поинтересовался Северцев.

— На заседание собрались все начальники отделов, лабораторий и ГИПы — главные инженеры проектов.

— Никакого заседания не будет, пусть зайдут горняки и металлурги для предварительного обсуждения, остальным заниматься своими делами, — распорядился Северцев и подумал, что в институте нет-нет да и вспомнят старое — собрать подобие новгородского веча и обсуждать на нем специальные технические вопросы.