— Ну уж, это слишком!.. — холодно сказал Виктор. — Хорошо, я подумаю. Мать просила присмотреть за квартирой. Пока она в больнице у отца, я буду ночевать там. — И он ушел.

Светлана присела на матрац, зябко кутаясь в шерстяную кофту. Она, конечно, не станет проверять, где будет эти дни и ночи Виктор. До такого унижения еще не дошла. Но она убеждена, что Виктор встречается с этой Ритой… Сегодня был очередной звонок по телефону: Рита представилась ей как старая любовь Виктора…

Светлана решила, что завтра же пойдет в больницу к Михаилу Васильевичу и все расскажет ему. Она-то лучше, чем отец, теперь знает Виктора. Виктор часто киснет, впадает в уныние, нервничает — с диссертацией у него долго не клеилось, менялись темы, приходилось все начинать сызнова. Светлана верила в него и переливала ему, как кровь, свою веру — подбадривала его, заставляла не сдаваться.

Она подавляла многое в себе, чтобы быть ему подругой, товарищем. Жили они туго, она во всем отказывала себе, у нее было единственное приличное платье, одни туфли… Все деньги, присылаемые Степановым, шли на еду, потому что Виктор половину зарплаты по-прежнему, как он утверждал, отдавал матери. Все чаще Светлана садилась за пишущую машинку. Виктор теперь раздражался из-за плохо выглаженных носовых платков, подгоревшей яичницы. Мелкие неурядицы портили им жизнь.

И в то же время она знала, что Виктор любит ее, дорожит ею. Так что же она скажет Михаилу Васильевичу, о чем будет просить его?

Ничего она ему не скажет и ни о чем не попросит. Она сама должна найти решение, как сохранить Виктора.

Душа ее покрывалась морщинками, хотя на лице их пока не было видно.

Как только самолет приготовился к старту, около кресла Степанова остановилась стройная стюардесса с подведенными враскос черными бровями и ресницами, с высокой, похожей на воронье гнездо, прической. Мелодичным голосом она объявила номер рейса, фамилию командира корабля, свое имя, высоту и скорость полета и потребовала, чтобы пассажиры пристегнули ремни, во время взлета воздержались от курения.

В иллюминаторе проносились кучевые облака. Пассажиры читали газеты или дремали. Дремал, опустив голову на грудь, и сосед Виталия Петровича Фрол Столбов.

Расстегивая ремень, Степанов случайно толкнул Фрола, тот открыл удивленные глаза и сладко зевнул.

— С непривычки спишь-спишь, и отдохнуть некогда…

Они разговорились о предстоящем горном конгрессе: что нового и интересного можно ожидать от него?

— Увидим мы какое-нибудь заграничное чудо-юдо? Как у них с автоматизацией — по рекламам здорово, а в натуре?

— Нас удивить теперь трудно. Англичанина, что изобретал за машиной машину, мы мудрецом больше не считаем — сами с усами, — заметил Фрол.

— А вот Ленин говорил чуточку по-другому: что нужно максимально использовать в строительстве социализма достижения науки и техники развитых капиталистических стран. Помнишь ведь? Помнишь, помнишь… Больше того — Владимир Ильич требовал установить ответственность за ознакомление наших хозяйственников и специалистов с передовой европейской и американской техникой… Так что, дорогой, конгресс конгрессом, но мы должны попытаться побывать на предприятиях, в фирмах, выставку не обойти…

— Конечно, посмотрим их премудрости! Кто же говорит… Но все думается: если бы мы не шарахались порою из стороны в сторону, не то бы и у нас было… — проговорил Фрол.

Нажав кнопку, он откинул спинку кресла назад и взглянул в окошко. Самолет висел на месте — медленно двигались облака. Река извивалась под самолетом, и сколько мог охватить глаз, везде сверкали в темно-зеленой оправе синие озера.

— Слишком уж много мы на всяких разных заседаниях переливаем из пустого в порожнее, делая при этом вид, что заняты полезным делом! Иногда мне кажется, что слова и бумажки — это что-то вроде наводнения… — Фрол кивнул головой.

— Все это видят, но когда предлагаешь даже очень робкие меры — дать элементарную самостоятельность в работе, твои собеседники сразу затыкают уши, и ты можешь кричать до хрипоты без всякого толка. Вату из ушей вынут только тогда, когда последует указание свыше, — усмехнулся Степанов. — Мы подчас пытаемся решить технические проблемы разными комиссиями по качеству, — словом, частенько больше шумим, чем занимаемся техникой и экономикой производства. В этом я убедился на примере Кварцевого комбината, — со вздохом закончил он.

Стюардесса принесла завтрак. Теперь под крылом самолета плыли голубые ленты каналов, желто-белые полоски дамб и дорог, красные черепичные крыши и зеленоватые, разных оттенков, лоскутики земли с черно-белыми стадами коров. Ни одной возвышенности, плоские, как доска, поля, упирающиеся в сероватое море. Это Голландия.

Когда приземлились в Лондоне, было по-осеннему туманно и прохладно. За окном автомобиля мелькали бесчисленные двухэтажные кирпичные коттеджи с крохотными садиками, цветочными клумбами. Ехали долго: на узеньких улицах, забитых автомашинами, ползли по-черепашьи.

Наконец добрались до огромного зеленого парка и свернули на тихую улочку. Старое здание, модернизированное остекленным входом, — отель. Здесь все миниатюрно — и бар, и ресторан, и номера.

Из окна комнаты Степанова видны только красные крыши — нагромождение черепичных крыш с торчащими закопченными трубами. Виталий Петрович разобрал чемодан, повесил в шкаф черный костюм, принял душ и стал просматривать делегатскую папку.

Все документы конгресса отпечатаны на четырех языках, в том числе и на русском, — тезисы докладов, обширный справочный материал, приглашения на приемы.

Все это было известно Виталию Петровичу. Приятно было чувствовать гордость за свою профессию, за то, что и он солдат великой горняцкой армии.

Он решил выступить на конгрессе, рассказать о делах мировой горняцкой державы: ведь по добыче угля, железной руды и других важнейших ископаемых мы обогнали всех!

Степанов сел за письменный столик и, как всегда, не откладывая исполнения, если решение уже принято, стал записывать тезисы будущего выступления.

Под высокими сводами шумел разноязыкий говор. В ожидании открытия конгресса люди знакомились, обменивались визитными карточками. У всех делегатов были нагрудные знаки с фамилией и названием страны. Это помогало устанавливать контакты.

К Степанову подошел болгарин и заговорил с ним по-русски:

— Очень рад познакомиться, товарищ Степанов! Я стажировался у вас в Донбассе. Хорошие шахты! Пойдемте спрыснем, как у вас говорят, наше знакомство и выпьем по чашечке кофе, хотя мне больше нравится водка!.. — смеясь, предложил он.

— Приходите к нам в гостиницу, угостим «Столичной»! — пригласил Степанов.

Продолжительный звонок заставил делегатов поспешить в Красный зал.

Ударом молотка председатель открыл конгресс. Репортеры кино и телеоператоры запрудили проходы, щелкали камерами, ослепляли вспышками магния.