Как назло, не работал лифт. Рудаков медленно поднялся на свой этаж. Открывая ключом входную дверь, услышал голос жены:

— Сейчас, сейчас открою!

И, войдя в квартиру, с укором заметил:

— Ты меня, Катя, так опекаешь, будто я ребенок, сам не могу открыть дверь… Из больницы не звонили?

— Только утром. Зачем ты, Сереженька, прямо с порога делаешь мне выговор? Вижу, что взвинчен, но я-то при чем? — поглаживая рукой седые волосы мужа, успокаивала Екатерина Васильевна.

— Прости. Сегодня весь день выдался какой-то карусельный. Я могу не только набрасываться на тебя, но и кусаться. — И нежно поцеловал ее в обветренный, не по-здешнему загорелый лоб.

Они прошли в кухню. Екатерина Васильевна поставила на сильный огонь алюминиевую кастрюльку.

— Придется подождать, обед доваривается. Сегодня у меня что-то все из рук валится, не знаю почему.

Сергей Иванович взглянул на нее: знает ли она об исключении Валентина из института? Нет, просто женское предчувствие.

Споласкивая в раковине миску, она сказала:

— Закабалил ты меня, Сережа, домашним хозяйством — целый день что-то чищу, варю, жарю. Руки от воды болят так, как никогда не болели в поле. Помнишь, в песне поется: «С этим что-то делать надо, надо что-то предпринять…»

— Что же ты надумала? Удрать опять в поле, или в тайгу, или в Африку, опять бросить меня на произвол судьбы? — шутливо укорил он.

— Нет, — она чмокнула его в щеку, — просто вам, мужчинам, нужно когда-нибудь не спеша, серьезнее подумать о женщинах… Какие только теперь автоматы не придуманы для облегчения труда на производстве! А о самой распространенной женской профессии — профессии домашней хозяйки — думаете мало!

— А стиральные машины, пылесосы, полотеры? — с каким-то отрешенным видом напомнил Сергей Иванович.

Жена видела, что он плохо ее слушает, думает о чем-то другом.

— Это частичная механизация, а я думаю о полной автоматизации, — продолжала она с единственной мыслью развлечь его. — Пройдемся мысленно по кухне будущего!.. Она, конечно, полностью автоматизирована. Хозяйка составляет меню на неделю, ставит нужные продукты в соответствующие отделения и закладывает в машину программу. Щелк — и все. В назначенное время механические руки извлекают продукты, готовят и подают заказанные блюда.

— А есть их можно будет?

— Не перебивай меня, Сережа, ведь я не автомат, могу забыть. Хождением по магазинам хозяйки не занимаются, они лишь выбирают продукты и присматриваются к ценам продуктового универмага через свой видеотелефон. И все, что хозяйка соизволит закупить, доставляется ей на дом автоматическим конвейером. Наличные деньги для покупок больше не нужны. Все расчеты производит сеть электронно-вычислительных машин, соединенных с потребителями, с местами их работы, с магазинами и бытовыми предприятиями. Зарплата автоматически переводится на сберкассу. После каждой покупки машина снимает истраченную сумму со счета в твоей сберегательной книжке. Заманчиво?

Сергей Иванович, резавший тем временем черный хлеб, улыбнулся.

— Так, наверное, и будет в каком-нибудь двухтысячном году. Но я еще успею, уйдя на пенсию, определиться к тебе в замы по домашнему хозяйству. Возьмешь?

— При условии, что как только я закончу свою монографию о геологической структуре Кварцевого золоторудного бассейна, мы поедем с тобой в отпуск куда-нибудь на Черное море. Где нет кровожадных акул! — наморщив лоб, воскликнула она.

— Хорошо. Но при чем здесь акулы? — спросил он, выжидающе поглядывая в окно.

— Вспомнила одну мавританскую историю. Слушай. Однажды мы поехали к океану — купаться. На мелком, как крупчатка, горячем песке под разноцветными зонтами сидели французы-рыболовы, удили на спиннинг. Рыбы там много, и улов всегда богатый. Мы отплыли от берега метров на сто, и я, перевернувшись на спину, довольно долго качалась на волнах. Вдруг произошло непонятное: я ощутила десятки ударов в спину и увидела, что вокруг меня закипел океан, — сотни рыбок выпрыгивали из воды, поднимая фонтаны мелких брызг. Еще не понимая, в чем дело, взглянула на берег и увидела толпу людей, отчаянно махавших руками и что-то кричавших. Почувствовав неладное, побыстрее поплыла к берегу — и вдруг в трех метрах от себя увидела огромный акулий хвост. Он на один только миг пропорол воду и снова исчез.

— Африканский вариант рыбацкой байки?

— Зубоскал, вот ты кто! — возмутилась Екатерина Васильевна. — Ну вот… сбил!.. Всегда так!.. Ну, подплыла я к берегу и слышу, как мне кричат: «Акула, акула!» А потом пожилой рыбак рассказал, что три месяца назад на этом месте разыгралась трагедия, после которой никто не рисковал заплывать на глубину…

Сергей Иванович рассеянно посмотрел на Катю и спросил:

— Где Валентин?

— В институте. Сережа, скажи мне, наконец: у тебя какие-то неприятности? — беря его за руку, спросила она.

— Валентин отчислен из института за неуспеваемость, — ответил Сергей Иванович.

— Господи! Час от часу не легче… — беспомощно всплеснув руками, воскликнула Екатерина Васильевна.

Сергей Иванович молча шагал по кухне, прислушиваясь к каждому шуму на лестничной клетке.

— Сережа… Может быть, тебе следует поговорить с ректором? Назначат Вальке переэкзаменовку!.. Парень он неплохой… беда, что ветер в голове!..

— Я не сделаю этого. Именно ради него не сделаю.

Он набрал номер больницы. Телефон был занят.

Зашуршал замок в двери, и на пороге появился Валентин. Он с испугом смотрел на отца. Сергей Иванович, заложив за спину руки, молча ждал.

— Меня исключили из института, — глухим голосом, не опуская глаз, объявил Валентин.

Сергей Иванович продолжал угрюмо молчать. И Валентин был благодарен ему за это молчание — сейчас не нужны были нравоучения.

Раздался громкий телефонный звонок. Трубку сняла Екатерина Васильевна. Долго слушала, не отводя печального взгляда от мужа. Сказала:

— Сейчас же приедем вместе с Сергеем Ивановичем. — И, опустив трубку, проговорила: — Немедленно в больницу!

— Отец, извини меня, но оставаться в Зареченске мне, сам понимаешь, невозможно. Я решил уехать куда-нибудь на рудник. Я напишу, когда устроюсь, — с трудом выдавил из себя Валентин и, поспешно поцеловав отца в щеку, прошел к себе в комнату.

Стараясь задавить рвущиеся из горла рыдания, Екатерина Васильевна за руку потащила мужа к двери.

— Скорее! Скорее, Сережа… Мы можем не успеть…

Через минуту Валентин появился с чемоданчиком в руке в пустой прихожей, положил на столик перед зеркалом ключи от квартиры и, стоя на дверном пороге, огляделся: эта такая привычная, до боли знакомая домашняя обстановка завтра станет уже его прошлым…

В воскресенье заседаний на конгрессе не было. Столбов и Степанов отправились побродить по городу.

Сеялся мелкий дождь, широкую реку накрыл легкий туман. Порт весь дымился, столько здесь собралось пароходов.

Капризная лондонская погода быстро изменилась. Начало жарить солнце.

Легче всего дышалось в Гайд-парке. Здесь было тенисто, а от больших прудов веяло прохладой.

Навстречу по желтой песчаной дорожке гарцевали на породистых лошадях две элегантные дамы в костюмах амазонок, сопровождаемые молодым жокеем. На скамейках сидели влюбленные, они целовались и томно вздыхали, не обращая внимания на окружающих. Длинноволосые битники, грязные, ободранные и босые, слонялись по парку, с презрением взирая на мир.

Виталий Петрович и Фрол свернули к железной решетке парка, которая по воскресеньям завешивалась тысячами картин начинающих художников. Цены на картины здесь низкие, но покупатели находятся все-таки редко. Степанов сплюнул, когда при них был куплен абстракционистский шедевр — автомобильные части, прибитые к доске и выкрашенные в черный цвет. А молодой бородатый художник-продавец прыгал от счастья, обнимая и целуя свою чахоточную подружку.