Надев черный костюм, Степанов с группой делегатов отправился на прием в столичную ратушу.

Долго шли по узким кривым улицам и незаметно очутились на территории Сити, угрюмого безлюдного района.

В ратуше делегатов приветствовали гигантские статуи Гога и Магога, гербы различных гильдий, образующие красочный фриз. В полумраке огромного зала горели свечи, слышен был гул приглушенных разговоров. Мэр города появился в традиционном облачении, с большой золотой цепью, свисающей на грудь и спину, церемонно раскланиваясь по сторонам.

— Добрый вечер, господин Степанов! — вежливо улыбаясь, приветствовал Виталия Петровича Бастид. Черный фрак скрадывал его полноту. — Вы знаете, что находитесь в самом логове империализма — лондонском Сити? Площадь Сити равна всего одной квадратной миле, но, как шутят англичане, эта миля — самая богатая в мире.

Он взял Степанова под руку и повел вниз, в каменный подвал, где, сидя на грубых деревянных скамьях, привалившись к огромным деревянным бочкам, какие-то люди, покачиваясь из стороны в сторону, пели старинные английские песни.

Присели к столу. Бастид принес две кружки королевского хереса.

— Вот такое средневековье мне по душе! Его красоту можно ощутить теперь только в старой доброй Англии… — проговорил Бастид и, прислушиваясь, замолчал.

Степанов услышал мелодию «Подмосковных вечеров», которая на время заглушила все другие.

Когда песня кончилась, Бастид сказал Степанову:

— Люблю русские песни, все русское. Вы велики во всем — в балете, в космосе, а теперь даже в философии. Питирим Сорокин, черт возьми, философ века, он своим «единым миром» ниспроверг устаревшего Маркса, — засмеялся Бастид и махнул рукой своему консультанту Смиту.

— Хорошо, что вам самому смешно, — бросил Степанов и по каменной лестнице поднялся в зал.

Гости уже сидели за столами. Степанов нашел свое место по номеру, указанному в пригласительном билете. За этим столом оказались горняки из Америки, Австралии, Европы. Напротив Степанова сидел лысый, слегка сутулый мужчина. Он снял пенсне и, приветливо улыбаясь, сказал по-русски:

— Добрый вечер. Разрешите представиться — Бидо, администратор французской фирмы «Титаник».

— Очень приятно. Степанов, горный инженер. — Он кивнул и потянулся к бутылке с минеральной водой.

Француз любезно налил ему воду.

— Я видел вас, месье Степанов, на выставке, вы очень интересовались горным оборудованием, не правда ли?

— Интересовался, правда. Оборудование и вашей фирмы там тоже было, — вспомнил Степанов, беря на тарелку кусок рыбы.

— Наша фирма завершает переговоры с вашим торгпредством на поставку крупной партии оборудования в Советский Союз, мы с вами давно выгодно торгуем, — наливая в степановскую рюмку красное вино, объяснял француз.

— В чем новизна ваших образцов, господин Бидо? — заинтересовался Степанов и подумал, что завтра же нужно зайти в торгпредство и все разузнать.

— Например, в нашем гидравлическом экскаваторе сочетаются положительные качества механической лопаты и колесных погрузчиков. Или наш конвейерный поезд — эта система успешно применяется на открытых и подземных рудниках. — Подняв бокал, Бидо осушил его.

— А самоходное оборудование для подземных работ ваша фирма выпускает? — спросил Степанов и приготовился записать сведения в блокнот.

— Автосамосвал для подземных работ с опрокидывающимся кузовом на сорок тонн, буровая установка на пневматическом ходу, еще погрузчики… Впрочем, в вашем торгпредстве могут вам показать полную спецификацию того оборудования, что вы закупили у нас, мы не будем на вас в обиде, если вы увеличите сделки, — вновь подняв бокал, закончил Бидо.

В середине ужина появился раскрасневшийся Бастид, плюхнулся на свободный стул рядом со Степановым. Разложил на коленях белоснежную салфетку, налил всем вина.

— За дружбу горняков всего мира! — провозгласил он по-русски и по-английски.

Все встали, чокнулись, выпили.

— Мы присутствуем с вами на «приеме века» — завтра так назовет его английская пресса. Здесь половина гостей — воротилы делового мира, самые состоятельные люди нашей планеты. Смотрите, — Бастид показал на проходившую мимо их столика седую даму, неотступно сопровождаемую двумя здоровенными молодцами, похожими на чемпионов бокса. Дама была буквально обвешана бриллиантами, жемчугом, золотом, она даже передвигалась не без труда. — На этой даме драгоценностей более чем на миллион долларов, в банке у нее около миллиарда, — с завистью сказал Бастид: он знал почти всех гостей из большого бизнеса.

Начались танцы. Степанов не танцевал, остался за столом и Бастид. Бастид был явно расстроен своим разговором со Смитом. Тут, на приеме, его подчиненный нагло угрожал в связи с провалом у русских Зауэра прекратить субсидирование фирмы. Что же получается — хвост вертит собакой?

Бастид ненавидел и в то же время побаивался Смита. Проворнову он сказал правду, что этого сотрудника ему навязали помимо его воли, навязали те, кто негласно финансировал фирму и под ее прикрытием занимался иной деятельностью. Конечно, Бастида тяготило подобное положение, но он прекрасно понимал, что без солидных субсидий фирма давно бы вылетела в трубу, ее проглотили бы более мощные конкуренты. С этим приходится считаться, но он органически не выносил этого хама Смита, который часто подчеркивал свою независимость и поступал, не считаясь с мнением своего официального шефа. Бастид знал немногое из биографии Смита, но и то, что ему было известно, настораживало и пугало. Сын разоренного русской революцией золотопромышленника, Смит люто ненавидел все русское и русских. Вторую мировую войну он провел в разведке, после войны служил в русском разведывательном подразделении английских оккупационных войск в Германии. В последние годы Смит преуспевал на «коммерческой» стезе. После сегодняшней стычки, переполнившей чашу терпения, Бастид решил просить босса заменить Смита более терпимым и культурным человеком, — ведь торговая фирма не казарма, — или принять его, Бастида, отставку. К тому же дела фирмы сейчас далеко не блестящи. Вдобавок еще и этот осел немец. Правда, большая пресса сегодня выдает его за очередную жертву русских, но завтра левая печать может наброситься на фирму, пустить ее ко дну… Нужны заказы, большие заказы, их могут дать лишь контакты с Востоком, а Смит этого понять не хочет. Вспомнилась еще идиотская история с Проворновым в Париже, задуманная этим кретином Смитом. Какой-то заколдованный круг, из которого не найдешь выхода. Банкротство или пуля в лоб? Нет, лучше отставка!

— Сегодня мне приснился страшный сон… — задумчиво заговорил он. — В одной пещере каким-то непонятным образом сохранилась наша духовная пища — газеты, журналы, кадры кинохроники, видеозапись телевизионных программ, стереофонические записи какофоний, книги. Спустя много веков, когда наша цивилизация уже будет находиться в числе тех, которые ныне можно лишь терпеливо восстанавливать по развалинам, как римскую, или по непонятным иероглифам Востока, археологи обнаружат эту пещеру и попытаются представить себе наш облик, быт. К какому выводу должны прийти те далекие археологи? Никогда еще ни одно поколение людей, стремящихся к счастью, не располагало такими возможностями стать счастливым. Однако это поколение, по-видимому, сознательно стремилось к чему-то противоположному: не к порядку, а к хаосу. Не к стабильности, а к краху. Не к жизни, творчеству и свету, а к смерти, разрушению и тьме. Я говорю, конечно, про наш, свободный мир… — криво улыбаясь, закончил Бастид.

По-осеннему сумрачно, дождливо на улице. Сумрачно и на душе у Рудакова. Рано утром его вызывали в больницу — у матери ночью был тяжелый сердечный приступ, и лечащий врач не сказал ничего обнадеживающего. В обкоме день начался спором со Знаменским. Тот вернулся из дальнего района, отстающего в заготовке кормов, и стал критиковать тамошнюю партийную организацию, заодно и бюро обкома за то, что мало занимаются чисто партийной работой, а большую часть времени уделяют вопросам производства…