— Отправляйте. Сохраните наблюдение за домом, а мы пойдем в гости к Пухову, — распорядился Георгиев. И добавил: — По делу Птицына известно, что Пухов занимается не только скупкой золота.

Пухов торопливо натянул на себя ватные брюки, фуфайку, кирзовые сапоги и шапку-ушанку и взглянул в зеркало — теперь он походил на бывалого приискателя. В рюкзак поспешно запихнул пестрый пиджак, фланелевые брюки и рубашки. Осталось забрать из подпола золотишко, и он покинет вместе с Борзовским опасный для него Зареченск… Да, под глиняной собакой нужно еще забрать записку Варфоломея, он писал о добыче золота на Кварцевом за полугодие. Вдруг Пухову почудилось, что тихонько открылась входная дверь, он выключил свет и выхватил из кармана парабеллум.

Щелкнул выключатель. На пороге стояли двое военных. От неожиданности Пухов закричал:

— Не подходите, буду стрелять! — и трясущейся рукой поднял пистолет.

— Опустите оружие, — приказал Георгиев, прямо направляясь к Пухову, но тот продолжал истерически орать:

— Не подходите, буду стрелять!

Снегов мгновенно подскочил к нему, вывернул руку и выхватил пистолет. Пухов отошел в угол комнаты, прислонился к стене, защищаясь от нападения сзади.

В комнату вошли и молча остановились у порога понятые — хромой вахтер и молодая женщина в цветастом платке.

— Где вы храните ворованное золото? — спросил Георгиев, предъявляя ордер на обыск.

Пухов, со страхом глядя на пришельцев, молчал, плохо соображая, что ему делать, — не хватило буквально нескольких минут, чтобы осуществить задуманное бегство. Он кинулся к двери, но Снегов крепко схватил его за шиворот. Взбешенное лицо Пухова возникло перед Снеговым. Он увидел желтые, прокуренные зубы, звериный взгляд черных глаз, кожу в красных пятнах и читал яростную злобу на перекошенном лице. Снегов подумал: «Не будь я чекистом, разрисовал бы твою наглую морду по первому разряду».

— Полезайте в свое логово и сдайте все скупленное золото, — скомандовал Георгиев, оглядывая подполье.

— У кого скуплено? Вы бредите, полковник, — нагло ответил Пухов.

— У Пирата. Дражное, — спокойно пояснил Георгиев.

Пухов остолбенел. Полковник назвал лагерную кличку Варфоломея, — значит, упираться бессмысленно. Пухов сел на пол, осторожно спустил в отверстие ноги и стал сползать вниз. Вдруг он закричал, выругался, — наверное, накололся на вилы. Снегов, подсвечивая фонариком, видел, как Пухов долго тер локоть, потом дергал из земли заостренные черенки со ржавыми вилами, отдыхал, сидя на рассыпанной по подполу картошке.

Снегов осмотрел разбросанные по столу бумаги, полистал кулинарную книгу, выдвинул ящики буфета, случайно толкнул глиняную собаку. Записку, что лежала под ней, показал Георгиеву.

— Так, так… Протоколируйте, Юрий Яковлевич, и будем заканчивать, — устало распорядился Георгиев.

Он подошел к подполу и увидел стенку из гнилых, скользких бревен, земляной пол, заваленный картошкой. От кадки с квашеной капустой несло кислятиной, на полу виднелись круглые следы, — должно быть, перекатывали кадку, освобождая место для плетеной корзинки с картошкой.

Василий Павлович взглянул на Пухова — тот стоял на коленях и разгребал пыльную картошку, его ватник, руки, волосатое лицо были в грязи.

Наконец Пухов вытащил тяжелый темный пузырек и с размаху разбил его о скользкое бревно. Золотой песок под лучом фонарика тускло поблескивал на пыльном земляном полу, на который с криком отчаяния рухнул Пухов.

«Еще с одним вонючим подпольем покончено, а сколько их еще впереди», — подумал Георгиев.

Сегодня распорядок рабочего дня Северцева был нарушен с самого утра и все записанные на календаре текущие дела оказались отложенными в сторону.

Из Госплана поступил в институт материал для срочного заключения по очень серьезному и важному вопросу, который подлежал обсуждению в правительстве. Суть дела заключалась в том, что отраслевой главк министерства составил перспективный план строительства алмазных предприятий. Госплан поручил институту произвести оценку их экономической эффективности. Положение Северцева оказалось сложным: он знал, что некоторые из намеченных главком предприятий окажутся неэффективными, об этом он ранее ставил в известность начальство, но последнее, не посчитавшись с расчетами института, внесло свои предложения в Госплан. Из соображений личного благополучия, ему следовало бы поддержать главк, — во всяком случае, не критиковать его, отписаться. Но Северцев помнил одно предприятие, бездумно построенное еще при совнархозе и к тому же еще недавно расширенное, которое теперь из-за отсутствия рудных запасов являет собой памятник инженерному тупоумию.

Прошлую ночь Северцев придирчиво знакомился с геологическими материалами по этим месторождениям, их запасами, качеством алмазов, их классификацией по крупности. К утру составил баланс потребности алмазов по сортам и, вычтя из него возможное производство искусственных алмазов, пришел к выводу, что строить нужно только Заполярный комбинат. Подобный вывод экономил стране только на капиталовложениях сотни миллионов рублей, но он шел вразрез с предложениями главка. А может быть, он, Северцев, ошибается? Нет, строительство этих предприятий, дающих мелкие алмазы, обойдется на сотни миллионов дороже строительства заводов, их полноценных синтетических собратьев, тут двух мнений быть не может.

Прохаживаясь по кабинету, главный инженер Парамонов говорил:

— Ведь более четырех пятых добываемых в мире алмазов идет на технические цели — на абразивные круги, заточный инструмент, буровые коронки, фильеры, — на эти нужды теперь пригодны синтетические алмазы. Быстрое заводское производство этих алмазов выгоднее, чем дорогостоящее строительство на Севере предприятий, добывающих низкосортные алмазы. Если нужно, можно подсчитать точнее, но я ручаюсь, что счет будет идти на сотни миллионов в пользу синтетических.

— А Заполярный нужно строить на максимально возможную производительность, его алмазы по качеству вне конкуренции, — заметил Северцев и опять задумался. Как поступить ему, Северцеву? Только сейчас он почувствовал всю тяжесть ответственности, которая лежала на его плечах. Он поблагодарил Парамонова за помощь в расчетах и, оставшись один, стал думать над каждой стороной заключения. Он обязан был строго аргументировать свою позицию.

Отправив с нарочным заключение, Северцев собрался было к Проворнову, закончить прерванный когда-то разговор о подводных делах, но появился… запыхавшийся Степанов: он выполнял поручение министра и пытался согласовать с главками свои просьбы по Заполярному комбинату.

— Прибежал к тебе: помогай, сват! Для министра срочно нужна спецификация основного оборудования! — на одном дыхании выпалил он.

Они не виделись давно. Занимаясь делами стройки Заполярного комбината, Степанов редко приезжал в Москву. В прошлый приезд, на заседание коллегии министерства, повидаться им не удалось, так что об отъезде Светланы в Зареченск Северцев узнал лишь после того, как получил от нее письмо. Виктор избегал разговаривать с отцом о своих семейных делах.

Северцев вызвал Парамонова, и тот принес толстую ведомость, протянул ее Северцеву. Сели за длинный полированный стол. Михаил Васильевич, перелистав страницы, отложил ведомость в сторону.

— Я уже вам раз говорил, что с такой спецификацией я не согласен.

Главный инженер недовольным тоном возразил:

— Я всегда защищаю привилегию быть несогласным, но настаиваю при этом на равной ответственности при разрешении разногласий. Другого оборудования у нас сейчас нет, уважаемый Михаил Васильевич.

— Не будем мудрствовать лукаво. Скажи, Виталий Петрович: с какими экскаваторами ты начинал строить Кварцевый?

— С двухкубовыми.

— А сейчас там работают восьмикубовые, проходит опытное испытание двенадцатикубовый, так? — повернувшись к Парамонову, спросил Северцев.