— Управляющих у меня нет, я не знаю, что делать с брошенными имениями, — заявила Алло.

Все понятно: она явно не хочет заниматься сельским хозяйством. Ей ближе торговля, заводы, шахты.

— Значит, крестьяне должны без начальников разобраться, — сказал я. — Пусть сами землю распределяют, сами за порядком следят.

Изумление во взгляде Алло неподдельно. В голове деловой женщины не укладывается имение без распорядителя. А я всего лишь предлагаю создать крестьянское самоуправление. Наверняка сейчас свободной земли столько, что крестьяне не смогут всю ее обработать, ведь многие жители деревень воюют или даже погибли.

— Землю будем сдавать за небольшую плату, — продолжил я.

— А в каких деньгах? — резонно спросила Катя.

Действительно, государство у нас новое, и свою монету мы пока не начали чеканить. А пользоваться ларгасскими деньгами не с руки, да и нет их у нас.

— Надо пересчитать в просо или пшеницу, — нашел выход я.

— Наверно, у крестьян нет ни денег, ни зерна, — возразила Алло. — Чем они заплатят?

— Плату возьмем, когда они урожай соберут. А вы им лошадей и семена на тех же условиях продадите, — предложил я.

Катя и Алло принялись обсуждать проценты по рассрочке. Их голоса я слышал, уже засыпая.

— А смогут они за два года рассчитаться за лошадей?

— Не смогут — будут отдавать по три года или дольше. Только тогда общую сумму придется увеличить.

Имение Осмиана встретило нас дивным ароматом. По всей округе собирали и сушили фрукты. Хозяин, его жена и трое детей встретили нас в рабочей одежде.

— Работников не хватает, — пояснил Осмиан.

Увы, гражданская война унесла много жизней. Теперь во всех хозяйствах каждый человек на счету. А ведь мир пока еще не наступил.

Мой план по созданию крестьянских общин заинтересовал владетеля. Правда, мне он ничего не сказал, но, похоже, сделал какие-то выводы. Судя по всему, хозяин имения очень быстро соображает — Гришка в нем не ошибся.

— Я согласен стать первым министром, — улыбнулся Осмиан. — Если ты будешь моим советником. Надеюсь на помощь твоих женщин. Как ты умудрился соблазнить такую богатую вдову?

Что мне ответить? Я лучше промолчу. Если он мне завидует, то не зря, и дело даже не в богатстве Алло. А ведь Осмиан — видный и красивый мужчина, а жена у него одна, а не две, как у многих ларгасцев.

Порох на Ларгасе или сами придумали, или шпионы разведали его состав на Барасе. Однако дальше ручных бомб противоборствующая армия не продвинулась. А у нас — пушки и ружья, да еще корабли, с которых высадился десант и ударил в тыл врагу. Рудники мы заняли почти без потерь.

Не успели наши солдаты укрепиться на новых позициях, а на захваченные шахты и заводы потянулся народ. Управляющих и часть рабочих мы привезли с Бараса, остальные — солдаты и местные специалисты, которых удалось найти.

Катя и Алло взяли в аренду угольные шахты, находящиеся на нашей территории. Их хозяин воевал против нас и, разумеется, теперь лишился собственности.

— Почему они за серебро не взялись? Это очень выгодное дело.

Удивление Осмиана можно понять, ведь хватку Алло он почувствовал еще тогда, когда мы были в его владении. Моя будущая жена там все облазила и засыпала вопросами и хозяина, и мастеровых.

Только Гришка серебро никому не отдаст. На Барасе король золото добывает, а на Ларгасе королевской привилегией станет добыча другого благородного металла.

Договор на аренду угольных шахт заключали Алло и Осмиан как глава правительства.

— Ты знаешь, он очень смущался, — поделилась моя будущая жена. — Это ведь в его жизни первый договор, заключенный с женщиной.

Гришка издал указ и уравнял в правах мужчин и женщин. Интересно, а разрешат ли женщинам иметь двух мужей? У мужчины здесь может быть две жены, но ведь теперь права у всех одинаковые. Как бы мне не запретили взять в жены Алло. Подпишет мой сын указ — и все! Пусть только попробует! Все равно надо поторопиться.

Я читал, что в гражданскую войну в России помещичьи усадьбы крушили, постройки жгли или разбирали по кирпичику, а утварь тащили по домам или ломали. Здесь народ аккуратнее. Разумеется, в большом доме голые стены, но чисто. У нас бы обязательно кто-нибудь нагадил.

Стекла в окнах не разбиты, а аккуратно вынуты. А на двери и рамы никто не покусился, даже металлические задвижки и петли не тронули. Может, они просто слишком приметные, а мародеры боятся возвращения хозяев. Похоже, народ здесь разумный и осторожный. Ну и хорошо, ведь с умными людьми договариваться легче.

В бесхозное владение я приехал с двумя десятками солдат. Владетеля здесь нет, а вот народ живет, только попрятались все. В имении тоже сушат фрукты — знакомый аромат стоит в воздухе. Люди работали, но увидели солдат и скрылись от греха подальше. Благо, бежать здесь есть куда: прямо от домов начинаются кусты, а неподалеку лес стоит.

А вот поля засеяны не все. Даже рядом с деревней кое-где только сорняки да кусты растут, а ведь в этом климате собирают по два урожая зерновых.

Мальчишки — самый отчаянный и бесшабашный народ. В деревню приехали чужие люди — от них нужно держаться подальше. Но ведь это солдаты, а для пацана нет человека интереснее, чем воин. Одежда совсем другая, оружие, лошади — трудно устоять и не рассмотреть все это великолепие.

Чурбак стоял в тени рядом с глиняным сараем. Наверно, хозяин дома выбрал это место для отдыха и нередко сидел здесь, обдуваемый ветерком. Здесь я и расположился, пока солдаты разбрелись по деревне в поисках спрятавшегося населения.

Сначала голоса из кустов звучали тихо, и я не мог разобрать слов. Потом невидимые собеседники подошли ближе, речь стала понятной. Дети обсуждали мое оружие.

— Эта палка у него железная! — утверждал один из малолетних наблюдателей.

— Врешь ты все! Она деревянная! — горячился второй.

Я решил включиться в обсуждение и сказал:

— И деревянная, и железная. Это ружье, из него можно убивать людей и зверей.

Голоса в кустах стихли, но дети не убежали. По крайней мере, шагов я не расслышал.

— Если не боитесь, я покажу, как оно стреляет, — предложил я.

На уважающего себя пацана обвинение в трусости действует, как красная тряпка на быка. Я всего лишь предположил, что мои собеседники могут испугаться, а они немедленно решили показать свою смелость. Из кустов вышла парочка рыжих, совершенно одинаковых мальчишек лет десяти. Разумеется, близнецы побаивались, но решительно подошли ко мне.

Двор ограждал плетень, а на один из его столбиков кто-то надел глиняный горшок. Его я и выбрал в качестве мишени. Только куда полетит пуля, разбив слабое препятствие? Вдруг, чуть дальше притаился еще один зритель?

— Принесите горшок и поставьте на землю перед чурбаком, — распорядился я.

Пацаны переглянулись, и один из них побежал к забору. Я отошел шагов на тридцать, встал на колено, прицелился и нажал на курок. В Северных землях мне довелось поупражняться в стрельбе. Я не промахнулся, и горшок разлетелся вдребезги.

Мальчишки, оглушенные выстрелом, пришли в себя и начали делиться впечатлениями.

— Как бабахнуло!

— А горшок — на маленькие кусочки!

Чуть справившись с эмоциями, зрители приступили к вопросам:

— Дяденька, а что разбило горшок?

— Кусочек свинца. Он должен в деревяшке застрять.

Естественно, пацаны понеслись к чурбаку. Пуля вошла в дерево неожиданно глубоко. Извлечь ее и рассмотреть мальчишкам не удавалось.

— Возьмем у дедушки топор и расколем чурбак — предложил один из братьев.

Второй согласно кивнул головой, но приступить к действиям близнецы не успели.