Из душа Катя вышла совсем сухая и принялась с удивлением рассматривать остатки одежды.

— Как там? — спросил я.

— Представь себе, что ты автомобиль, и все будет нормально — рассеянно ответила любимая, не отрывая взгляда от лежанки.

В душе меня несколько секунд хлестали тугие струи воды, бившие, казалось, со всех сторон. Затем пена, взявшаяся непонятно откуда, покрыла все мое тело, и я стоял, не зная, что делать. В итоге пену смыло водой, и кожа, обдуваемая горячим воздухом, быстро высохла. Пожалуй, Катя была права: процесс весьма напоминал обработку машины на автомойке.

Когда я вошел в комнату, ковер «доедал» мою одежду, а от Катиных вещей не осталось и следа.

— Пить хочешь? — она протянула мне бутылочку, наполовину заполненную водой. — Здесь все в стенах — надо только руку поднести. Только еды нету… Ты соль в корабле оставил?

— Ага.

— Жалко — сейчас бы хоть соли пососали.

Пустота в животе ощущалась остро — видимо, не ели мы уже давно.

— Спать будете на этих ложах — неожиданно раздался голос Куратора.

На черных крышках продолговатых ящиков засветились красные огоньки.

Признаться, услышанное меня совсем не обрадовало: я уже привык спать с Катей. Обнимать любимую женщину, слышать ее дыхание, чувствовать тепло ее тела — удовольствие, граничащее со счастьем. Теперь меня этого лишали.

— Займите свои места, — скомандовал Куратор.

— Я уже выспался, — попробовал возразить я.

— Я есть хочу, а не спать, — поддержала меня Катя.

Острая боль пронзила всю ногу, от бедра до кончиков пальцев.

— Ой-ой-ой! — запричитала любимая.

Боль прекратилась так же внезапно, как и возникла. Нам дали понять, что споры и непослушание здесь не приветствуются. Переглянувшись, мы полезли в ящики, проваливаясь в черноту.

Зачем они сделали черную крышку? Ложишься и не видишь, что там. Впрочем, изнутри неощущаемая поверхность оказалась прозрачной. Видом матово светящегося потолка я наслаждался недолго и отключился почти мгновенно.

Что меня разбудило — не знаю. Открыл глаза, увидел потолок и сразу понял, где я. Обнаженная Катя стояла рядом с кроватью и рассматривала разложенные на ней тряпки.

Я не сразу заметил изменения. Потом увидел, что кудряшки на голове моей любимой стали совсем коротенькими, и обнаружил, что исчез островок волос между ее ног.

— И под мышками волос нет, — сказала Катя, заметив мой взгляд. — А тебе бороду сбрили.

Исчезли и борода, и другие волосы на теле. На голове остался совсем короткий ежик.

— Я тебя хотела разбудить, а у твоего ящика крышка твердая оказалась. Стучать не стала… Нам тут одежду припасли.

Разглядывала Катя светло-серый комбинезон. Такой же я обнаружил в длинном ящике, расположенном точно под моим ложем. Там же нашлись почти невесомые башмаки и перчатки из толстой, но мягкой ткани.

Катя влезла в комбинезон и соединила внахлест кромки ткани, закрыв грудь и живот.

— Ой, они же совсем срослись! А как теперь эту шкуру снимать?

— Проведите пальцем по темной линии сначала сверху вниз, а затем снизу вверх, — послышался знакомый голос.

Катя поиграла с необычной застежкой.

— Снимать комбинезон и перчатки вне жилого помещения запрещается, — сообщил Куратор.

— А если я в туалет захочу? — удивилась Катя.

— Испражняться можно в комбинезон, он приспособлен для этого.

— Пакость! — сморщилась моя любимая.

Такая жизнь мне нравилась все меньше и меньше. Есть не дают, спать в ящиках заставляют, а теперь еще и гадить в штаны предлагают. Одежду тоже дали какую-то несуразную, даже трусов нет.

Впрочем, накормили нас быстро. Куратор пригласил нас в столовую — большое помещение, где все наши уже сидели за столами и орудовали ложками. Каша из непонятной крупы, странное мясо без волокон, напиток, напоминающий молоко. Все непривычное, необычного вкуса, но вполне съедобное.

После еды нас отпустили погулять. Комбинезоны, конечно, удобны, но они в обтяжку — все недостатки фигуры видны просто замечательно. У Николаевича, оказывается, живот немаленький, Савельевич в этой дурацкой одежде совсем худым кажется.

В общем, нормально выглядят Максим, Катя, Света и Валентина. У меня, наверно, вид не слишком привлекательный: красивым телосложением я никогда не отличался. Собственно, друг к другу мы уже давно привыкли, а вот что вокруг?

Стоим мы на травке, рядом наш черный одноэтажный дом с плоской крышей и сплошными стенами без окон и дверей. Точнее, они есть, но мы их не видим. В общем, угольно-черный параллелепипед — весьма странное жилище.

Буквально через двести метров уже привычные городские развалины — дома обрушившиеся и дома, частично уцелевшие. Деревьям, что стоят между зданиями, ничего не сделалось, но листьев на них не видно. Если оглянуться, можно увидеть реку, в мутной воде которой плывет много мусора. Другой берег совсем недалеко, там деревья и кусты.

— Камышовый остров, — сказала Валентина. — Мы туда на пикники ездили.

Кажется, она права. Получается, мы улетели совсем недалеко и по-прежнему находимся в городе. Только тут должна быть бетонная набережная, а чуть дальше от берега шла улица со старинными домами высотой в два-три этажа.

Сейчас здесь только холмистая пустошь, поросшая зеленой травой. Может, Валя ошиблась?

— Действительно, Камышовый остров, — подтвердила Татьяна Сергеевна. — Только на берегу все куда-то подевалось.

Здания и набережную убрали — как их и не было. А удивительнее всего — трава, слишком густая и высокая для середины апреля.

Зелень заинтересовала не только меня. Света и Василий Васильевич уже сорвали по травинке и внимательно разглядывали стебельки, разминая их в пальцах и нюхая.

— Не знаю такой травы, — поделился Васильевич.

— Тоже ни разу не видела, — согласилась Света.

Следуя их примеру, я с трудом сорвал прочную травинку и решил ее пожевать.

— Есть траву запрещено! — раздался голос Куратора.

Я выбросил зеленый стебелек и стал озираться, пытаясь понять, откуда звучит голос. Такое ощущение, что говорили у меня над ухом, но ничего похожего на динамик рядом не наблюдалось. Да и остальные, похоже, этого голоса не слышали.

Куратор не успокоился и скомандовал:

— Займите место в транспортном средстве!

Крутить головой мне не пришлось, потому что все смотрели в сторону, противоположную реке. Метрах в пятидесяти на травке стояла очередная переросшая шайба, раз в пять меньше, чем та, которая нас сюда привезла.

Кажется, команда предназначалась только мне: остальные двигаться с места не собирались.

— Сереженька, ты куда? — крикнула Катя.

Я подошел к большой черной таблетке и, обернувшись, заметил, что любимая так и не двинулась с места.

На этот раз для меня нарисовали овальный люк, ведь в стенке высотой менее полутора метров для двери места попросту нет. Согнувшись, я прошел по низкому узкому проходу и попал в круглую кабинку диаметром около полутора метров. Посередине стояло кресло, на которое, судя по всему, мне предстояло забраться.

Действительно, послышалась команда:

— Разувайтесь и займите место пилота!

Можно подумать, здесь другие места есть.

Я снял башмаки, сунул их в черный квадрат, появившийся в самом низу светлой стенки, и уселся в кресло. Скосив глаза, поставил ноги на изображения следов от ступней, нарисованных на подножке кресла. Для рук тоже нашлось место: на широких подлокотниках имелись изображения ладоней с растопыренными пальцами.

Подлокотники вспухли, и кисти моих рук закрыла серая масса. Ноги тоже плотно обжало, видимо, таким же образом. Я испугался и попытался вырваться, но не смог. Держало меня крепко.