В памяти остался на всю жизнь запах зацветшего сливочного масла, когда на кухне начинали соскабливать с большого куска масла верхний испорченный слой… Но запах всё равно оставался и долго не улетучивался…
Чтобы повысить свой авторитет в глазах ребят, я соорудил самодельный светильник из ружейного патрона 16-го калибра, куда воткнул стеариновую зелёную свечу с фитилём. С таким «фонарём» в тёмные зимние ночи я один из всех моих товарищей мог почитать что-то вслух. Света электрического в нашей спальне не было.
На каникулы я возвращался на Таскан, где у меня появились ещё друзья – Витька Германенко, Света Забаровская и верный соседский пёс – овчарка Джой. Как только утром наша соседка Женечка Коптева выводила его гулять, Джой с весёлым лаем вылетал на улицу, бросался на меня, и мы с упоением и восторгом барахтались с ним в высоких снежных сугробах …
Евгения Коптева – это советская «декабристка», которая сопровождала своего заключённого мужа и приехала вместе с ним по этапу на Колыму. Муж её сидел в лагере в трёх километрах от Эльгена».
К тому времени когда Черенковы обосновались на Таскане, а Женя учился и жил в интернате Эльгена, этот небольшой таёжный посёлок был одним из самых больших женских лагерей (до 2500–3000 человек) на Колыме. В женском лагере в Эльгене до 1947 года отбывала свой 10-летний срок мама Васи Аксенова – Евгения Гинзбург – чернорабочей скотницей на животноводческой ферме совхоза.
Женя Черенков: «А летом Джой погиб. Соседка с Джоем жили на втором этаже нашего нового дома. Местный весельчак Игорь вдруг спьяну скомандовал снизу: «Джой! Джой! Ко мне!» – Джой прыгнул из окна и сломал ногу. Ветеринаров у нас не было, и Джоя пристрелил вохровец.
А зимой, я помню, был такой случай. На Таскане был «дом четырёх Иванов», местных строительных рабочих. В один из очень морозных дней (градусов 45) последний из «Иванов» шёл со стройки домой по глубокому снегу, очень устал, обессилел и только думал: «Только бы не упасть!» – Дошел почти до двери своего дома, упал в снег, пополз, и не будучи способным от холода даже выговорить что-то, стал стучаться и скрестись в дверь, переполошив остальных Иванов. Один из Иванов с топором в руке открыл дверь, ожидая медведя. Обессилевшего Ивана втащили в дом.
Программу второго класса я осваивал одновременно с программой четвёртого класса. У нашего учителя Николая Семёновича в одном помещении сидели ученики обоих классов. Учителей в войне не хватало на все классы.
Школой на Эльгане руководила Н. И. Акулова, с дочкой которой, Таней, я учился вместе, а потом и в Магадане мы оказались в одном классе. Учёба периодически прерывалась общественными работами – уборкой кольраби на КОС, уходом за живностью в биокружке, где был аквариум с рыбками и тритонами. В интернате я получил и первую травму. Играя в крокет около нашего здания, я полез в канаву, куда закатился шар, и пока я его вынимал, мне в лицо угодил крокетный молоток, вырвавшийся из руки другого игрока. В итоге – перелом переносицы и много крови.
Жизнь на Таскане была заполнена знакомством с природой и животными – куропатками, рыбами, зайцами, белками, гусями, утками…
В зооуголке на Таскане у меня была ещё и маленькая щука. Я её выловил из бочки с холодной водой около бани вместе с другими мальками. Банщик разрешил мне это. А рядом с баней, которая стояла на берегу Таскана, были котлы для кипячения, от которых вода поступала в баню по деревянному желобу, и в бане сливалась в бочку.
Сама баня имела довольно странный вид, так как несколько раз её оттаскивали от подмытого берега, чтобы её не унесло Тасканом весной при очередном половодье. Даже в стенгазете, которую я помогал оформлять, были заметка и рисунок, на котором женщины невозмутимо продолжают мыться, не обращая внимания на то, что они вместе с баней плывут по реке…
В библиотеке небольшого Дома культуры, на сцене которого моя сестра Лялька пробовала себя в качестве артистки, мы брали книги «Плутония», «Робинзон Крузо», об Александре Невском и Дмитрии Донском.
По утрам дробный топот моих ботинок по коридору дома ИТР оповещал всех, что я, как воевода Боброк засадного полка на Куликовом поле, выступаю в поход и буду храбро сражаться мечом (деревянной дранкой) с Иван-чаем, хвощами и другими растительными «врагами», наступающими на Таскан со всех сторон из тайги…
Проработав книгу Обручева «Плутония», я в 1942 году завел специальную тетрадку по палеонтологии, в которую записывал названия доисторических рептилий, надеясь отыскать следы этих животных на Таскане. Больше всего меня всё-таки занимал вопрос: кто же из этих древних ископаемых ящеров больше другого ящера и кто кого может съесть.
О войне Германии с Англией мы узнали из газет, но не сразу поняли, чем эта война грозила СССР.
На Таскане я вплотную познакомился с колымскими минералами – халькопиритом, кварцем, слюдой, и объяснял сестре Ляльке, что блестящий пирит – это не золото. Лялька (Елена Александровна Шулика, 1924 г. р.) училась далеко от Таскана, в посёлках Оротукан и Хатыннах, где были средние школы, одновременно постигая вождение автомобиля. Однажды она даже «угнала» от конторы, где работал наш отец, грузовик. Шофёр, вернувшись с обеда, не нашёл своей полуторки, и его обрадовали: «А вот дочка бухгалтера на ней поехала!». Хорошо, что Ляльку догнали на другой машине, так как она ещё не умела останавливаться.
Наш отец к 1941 году уже не только бухгалтер, но и ревизор Управления шоссейных дорог (УШОСДОР). Он разъезжал по колымской трассе с проверками, а трасса уже далеко шагнула на северо-запад.
В 1941 году закончился договор отца с Дальстроем, и он получил назначение в Нагаевский морской порт в Магадане. Это было очень вовремя, так как моей сестре Елене надо было заканчивать среднюю школу и получать аттестат зрелости. А такая школа-десятилетка с правом выдачи аттестатов о среднем образовании была только в Магадане».
«Пионер Колымы»
Женя Черенков: «Первое время в Магадане мы жили в доме для командированных (Колымское шоссе, 3А), напротив первого магаданского кинотеатра «ГОРКИНО», а потом переехали в половину деревянного дома на Новомагаданской улице, 21А. Наши соседи – Виктор и Галина Голубковы. Галя Голубкова через несколько лет с помощью тренера Анны Розановой (мамы Лёни Титова) стала известной спортсменкой, теннисисткой и легкоатлеткой.
В 1942 году я начал учиться в третьем классе Магаданской средней школы № 1. Нашей учительницей в третьем и четвёртом классах была Евдокия Ильинична Гельфанд, которую мы очень любили. Она отличалась тактом и уважением к своим ученикам, всегда ровно относилась к каждому.
В числе других девочек класса оказались Таня Акулова, моя соученица по Эльгену, и Галя Романова, которая мне очень нравилась. Она хорошо училась и помогала учительнице проверять тетрадки. Иногда Евдокия Ильинична разрешала мне остаться в классе, чтобы посмотреть, как они это делают. Когда мы играли в «Ручеёк», я всегда выбирал Галю.
Галя как-то подарила мне конфету «Мишка». Я её долго не ел, хранил, а потом съел вместе с красивым фантиком – не пропадать же такой красоте. Но потом моя первая любовь рухнула. Я получил от Раи Абакумовой тайное сообщение, что «Галя Романова предлагает тебе свою дружбу». Это меня возмутило: почему же не сама Галя это предложила? Поэтому «дружба» не получила продолжения…
Мы как могли помогали фронту. Ходили по квартирам и собирали денежные пожертвования: – «Всё для фронта! Всё для победы!»
В 1942 году мы собирали на бронемашину «ПИОНЕР КОЛЫМЫ», а в 1943 году – на танковую колонну «ЮНЫЙ ПИОНЕР». Я со своими списками насобирал 700–800 рублей, а Галя – больше 1000 рублей. Деньги мы сдавали нашей учительнице Евдокии Ильиничне. А в апреле 1943 года пришла телеграмма от товарища Сталина на имя школьницы 3-го класса Гали Романовой, ученика 5-го класса Ольской школы Коли Самарина, ученицы Тенькинской школы Лидии Громовой, комсорга Оротуканской школы Вали Красовской, ученицы 7-го класса Тасканской школы Ани Протопоповой:
