Сергей Титов был арестован 8 января 1938 года и расстрелян 9 мая 1938 года по сфабрикованному НКВД делу об «Антисоветской террористической организации среди мастеров спорта Москвы». До него были расстреляны ещё шесть спортсменов-лыжников, которые на лыжных сборах в Яхроме якобы планировали стрелять по вождям партии и правительства, которые будут стоять на Мавзолее Ленина на демонстрации 1 мая 1937 года…

Моя мать Анна Розанова, в 1930-х годах известная лыжница, выступала за московское ДСО «Динамо», участвовала в физкультурных парадах на Красной площади в Москве летом 1935, 1936 и 1937 гг.

А. Д. Розанова вместе с известными мастерами спорта – Зоей Романовой и другими – была одной из организаторов, преподавателей и руководителей московского «Юного динамовца», детской и юношеской спортивной школы, которая в 1930-х годах дала путёвку в большой спорт не одному десятку талантливых молодых атлетов.

В феврале 1938 года за первое место в женской лыжной эстафете 3х3 км на Юбилейной Спартакиаде в честь 20-летия ОГПУ – НКВД – РККА и 15-летия общества «Динамо» Анна Розанова получает Грамоту и хрустальную вазу из рук главного судьи соревнований маршала С. М. Будённого.

Анна Розанова – в пирамиде колонны «Динамо» на параде физкультурников на Красной площади в Москве (стоит на втором ярусе, слева, первая от шеста). 12 июля 1937 г.

1-го июня 1938 года Анна Розанова как «соучастница преступлений её мужа» была арестована и сослана в Исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) в Находку и на Колыму на пять лет. Уголовное дело на А. Д. Розанову было сфабриковано «ОСО» (Особая тройка, Особое совещание, спецколлегии, постоянно действующие в СССР в 1937–1953 гг., – внесудебные органы из трёх человек для негласного и быстрейшего осуждения подозреваемого) без какого-либо следствия, допросов и очных ставок со свидетелями.

После гибели отца и ареста мамы я в пять лет остался на попечении маминых сестёр, дедушки Дмитрия Васильевича и бабушки Александры Федоровны Розановых. Жил в Москве в боковом крыле Дома пионеров на Спартаковской площади, в маленькой комнатке у дедушки и бабушки, но часто гостил у тёти Мани и тёти Веры.

Бабушка А. Ф. Розанова была штатным пропагандистом от Бауманского РК ВКП(б) и разъезжала по партячейкам района с лекциями и беседами по изучению только что вышедшего «Краткого курса истории ВКП(б)», а я её сопровождал как «спутник агитатора».

Дедушка Д. В. Розанов до 1938 года работал старшим инспектором начальных школ в Наркомпросе под руководством Н. К. Крупской. Потом его уволили за его арестованных детей и родственников – за дочь Анну, её мужа Сергея (моего отца), за сына Ивана (расстрелянного в Архангельске) и мужа дочери Марии – Героя Гражданской войны М. В. Назаретяна (расстрелянного в Москве).

Жить стало тяжелее: бабушку партийцы проводили на пенсию, дедушку не арестовали из-за его революционных заслуг, но он получил строгий выговор по партийной линии «с занесением в персональное дело», и работать ему теперь приходилось во второстепенных общественных организациях – в обществах «Безбожник», «Осавиахим», МОПР и районных ОНО.

С лета 1941 года по февраль 1944 года мы были в эвакуации в Мордовской АССР. Самую тяжёлую голодную военную зиму 1941–1942 гг. прожили в избе у сестры мамы Прасковьи (Пани) в деревне Кочелаево в 10 км от узловой станции Ковылкино. В этой деревне я начал учиться в школе. Бабушка и тётя Паня определили меня сразу во 2-ой класс, так как мне было уже больше 8 лет, я бегло читал дедушкину «Правду» и знал таблицу умножения…

С победами Красной Армии в Великой Отечественной войне весной 1944 года появилась возможность нашей семье вернуться в Москву, а мне – поехать к маме.

Нелёгкие и продолжительные путешествия героев этой книги на Колыму – по суше и по Охотскому морю – длятся по несколько месяцев.

Семья Черенковых – мама Лариса с двумя детьми, Еленой 15-ти лет и Евгением 7-ми лет, в 1939 году добираются к отцу семейства из Москвы до Эльгена за три месяца.

Инженер Вениамин Клейн с женой Анной, старшей дочерью Инной 7-ми лет и овчаркой Рикки, опасаясь репрессий, бежит из Иркутска в Комсомольск-на-Амуре, а в 1940 году в Магадан – за три месяца.

Дорога семьи режиссера Михаила Арша – жены Зои Левитской с двумя детьми, Аркадием 12-ти лет и Галей 9 лет, из Рязани на Колыму в 1945–1946 гг. растянулась на два с половиной месяца.

Юноша Вася Аксенов 16-ти лет в 1948 году из Казани через Москву добирается к матери в Магадан за полтора месяца.

Путешествие Лёни Титова 11-ти лет из Москвы в Магадан в 1944 году заняло полтора месяца: две недели на поезде Москва – Владивосток, месяц томительного ожидания парохода в бараках Находки, 5 дней морского перехода через Охотское море.

Путешествие моё в Магадан началось 11 июня 1944 года, т. е. ровно через шесть лет после ареста мамы.

Только в 1944 году, через год после освобождения из лагеря (1-го июня 1943 года), Анна Розанова добилась разрешения на приезд сына в Магадан. Мои бабушка и дедушка Розановы, тётя Маня и тётя Вера были озабочены одной мыслью – как послать 11-летнего мальчика в Магадан. Время не простое, идёт война, и люди думают о том, как прожить, выжить, где достать продукты, как «отовариться», как использовать неотоваренные талоны карточек, как экономить на всём. Ведь всё было по карточкам и по талонам – и хлеб, и сахар, и соль, и мыло, и обувь, и одежда, и керосин, и спички. А от Владивостока до Магадана ещё надо плыть Охотским морем. Это был край света рядом с Аляской…

Бабушка и дедушка идут в «Дальстрой» (Главное Управление Строительства на Крайнем Севере НКВД СССР), просят, пишут заявления, и, наконец, нашлась одна женщина, которая соглашается взять меня с собой. У неё муж освободился из заключения, и она с дочерью 17–18 лет собирается ехать к нему на далёкий колымский прииск. Путь был неблизкий, она долго колебалась, брать меня или нет. Её пригласили к нам в гости, к тёте Мане на Солянку, угощали. Когда её обступили все мои родные – и благообразный дедушка, похожий на Ленина, и седая бабушка, и научные тётки, – Мария Васильевна Дмитриева дрогнула и после общего плача… отказалась меня взять, так как родственников было много, и ответственность на её душу ложилась огромная.

Она ушла. И все остались в расстройстве.

Всё-таки Марию Васильевну бабушка уговорила. Я был мальчик тихий, напуганный войной и худой, и это был основной фактор, почему она меня взяла. Главным препятствием к такому решению была её дочь, которая не хотела лишней обузы для мамы в такой дальней дороге.

Мне насобирали в дорогу питания в виде консервов. Дедушка, исходя из эвакуационного житейского опыта, сделал расчёт на 30 дней. Несколько банок консервов принесли старые друзья дедушки из Наркомпроса. В рубашку бабушка зашила мне 350 руб. и на руки дали 150 руб. Марии Васильевне вручили 750 руб. Основные деньги – тысячу рублей – дала на моё путешествие тётя Вера, она их выручила от продажи разрушенной немцами дачи в Новом Иерусалиме.

В дорогу меня собирали обстоятельно. Надежд на то, что моя мама после лагерей сможет вернуться в Москву, не было, и поэтому решили послать ей самое ценное, кроме меня, что сохранилось у бабушки из её вещей. Бабушка сшила прочный продолговатый мешок, в который были уложены отрезы сукна и ещё какой-то материи, которые получала мама как спортивные призы ещё до ареста. Кроме отрезов, в мешке были валенки и модельные туфли. Я вёз маме и её Диплом об окончании ГЦИФК. Я думаю, что на Колыме Анна Розанова была одна с высшим физкультурным образованием.