В марте 1944 года на Всеколымских лыжных соревнованиях Анна Розанова завоевала первые места на дистанциях 3, 5 и 10 км и стала абсолютной чемпионкой Колымы по лыжам. За эти спортивные успехи профсоюзы выхлопотали для Анны маленькую комнатку в трёхкомнатной коммунальной квартире по адресу: Колымское шоссе, дом 3, квартира 4.
Квартира мамы была на втором этаже построенного в 1939 году большого углового каменного 4-этажного дома (так называемой «второй категории») для руководящих работников Обкома ВКП(б), ВЛКСМ и НКВД. Наш дом основным крылом выходил на Колымское шоссе – в этом крыле была Почта и Сберкасса. Эта центральная улица, весьма круто спускавшаяся к речке Магаданке – теперь проспект Ленина. Напротив нашего дома, на другой стороне Колымского шоссе, стоял деревянный барак – кинотеатр «ГОРКИНО».
Мы жили в боковом крыле, в самом крайнем подъезде, на безымянной улице – теперь это улица Пушкина. Из этого подъезда я шесть лет выходил утром, шёл налево, поворачивал за угол, шёл до забора нашей школы, перелезал через него. Обойти забор можно было, но правилами мальчишек этого не допускалось – и снова через дыру в заборе выходил на улицу Сталина и бежал в школу.
В квартире номер 4 были три больших комнаты, ванная, большая кухня с плитой, уборная и ещё одна маленькая комнатушка 5–6 кв. метров рядом с кухней. Это была комната для прислуги, а в ней теперь жили я и моя мама, чемпионка Колымы по лыжам.
В первой комнате налево, когда входишь, жила одинокая машинистка, а может, женщина более высокой должности из Обкома или из Управления НКВД. Во второй комнате налево, довольно большой, проживал комсомольский начальник, которого никогда не бывало дома, и я его видел только мельком. В первой комнате по нашей, правой стороне, жил мой приятель и товарищ по домашним играм Димка Кондриков со своей матерью – балериной Драмтеатра Инной Лазаревной Тартаковской и её мужем, отчимом Димки, Николаем Николаевичем Стуловым. И последняя комнатка справа – наша с мамой обитель.
В нашей комнатке в 5 кв. метров помещались только мамина постель (по правой стороне от двери). За выступ левой стены, примыкающей к кухне, был втиснут маленький письменный стол, за которым я делал уроки, с настольной эбонитовой лампой и стул. Напротив двери, под узким окном, стоял мой топчанчик, сколоченный из деревянных козел и набитых сверху досок. Его длины мне уже не хватало, и ночью я вытягивал ноги в сторону кровати мамы. Ноги мои, хотя и под одеялом, висели в воздухе, и мы стали между мамой и мной класть небольшую фанерку, на которую расстилался верный мой «матрасик». Он и тут пригодился, но он был набит уже не мамиными вещами, а старой маминой лагерной телогрейкой. Фанерка эта называлась «Дарданеллы» в честь пролива, разделяющего Европу и Азию и часто упоминаемого в учебнике Древней истории, которой я очень увлекался в 5-ом классе.
«Портфельное»
В нашей квартире ещё жила пожилая женщина, комнаты у неё не было, она спала на полу в коридоре и обслуживала комсомольского начальника. Она появилась у нас в начале зимы, может быть, только что освободилась из лагерей и ожидала открытия навигации, а скорее всего, была взята комсомольцем из лагеря для обслуги. Такая форма эксплуатации женщин-заключённых была распространённым явлением в Магадане.
Бывших «зэчек» не очень жаловали, но ей повезло – всё-таки она жила в тепле, и её не гоняли на общие работы. Эта простая женщина была очень тиха и вежлива. Она готовила еду комсомольскому шефу, убирала у него, стирала бельё. Вино «портвейн», которое ей доверял доставать из своего портфеля комсомолец и подавать ему, она называла «портфельным».
Холодильников в Магадане не было, и все хозяйки оставляли свои супы и каши в кастрюлях на окне, под открытой форточкой. Это и заметил с улицы голодный «доходяга», внимательно изучивший окно нашей кухни. Он раздобыл лестницу, ночью приставил её под окно кухни, залез, открыл окно и, стоя на лестнице, стал поедать содержимое кастрюль, залезая в них прямо руками. За этим занятием и застала его коридорная жиличка. Она испугалась, но очень вежливо закричала: – «Как Вы смеете! Как Вам не стыдно! Безобразие! Это же наш обед!» – Доходяга дрогнул, кастрюли с грохотом стали падать, супы пролились на пол и в окно. Вор быстро слетел вниз и, оставив лестницу, убежал от возможного преследования.
Наша школа
В магаданскую среднюю школу-десятилетку № 1 я был принят в 5-й класс «Б» и в этих «Б» проучился 6 лет, вплоть до выпуска в 1950 году.
Это были лучшие годы моего детства.
Магаданская средняя школа № 1 в наше время была первой и единственной школой на Колыме, дававшей полное среднее образование детям дальстроевцев. Наша школа стояла на центральной улице Магадана – тогда улице Сталина (дом 4, теперь проспект Карла Маркса) – напротив Музыкально-драматического театра (Дома культуры им. М. Горького). Несколько левее, тоже напротив школы, за высоким серо-зелёным забором, скрывался большой двухэтажный особняк начальника «Дальстроя» – генерала НКВД Ивана Никишова.
В 1944 году городу Магадану было всего пять лет, имелись две главных улицы – Колымское шоссе и улица Сталина с домом Никишова и Домом культуры имени Горького, и школа наша была центром первоначального квартала города.
В 1944 году наша школа была лучшим зданием города, не говоря, конечно, о Доме культуры. Окна школы выходили на юго-восток, в сторону Охотского моря, и в классах всегда было солнце…
Даты и судьбы
Сопоставим даты истории нашей страны и события, связанные с магаданской школой и её учениками…
1935 год. В СССР ещё нет массовых репрессий. Первый начальник «Дальстроя» (с 1932 по 1937 г.) Эдуард Петрович Берзин в самом центре города закладывает фундамент 4-этажной школы-десятилетки на 1300 учащихся, со спортзалом и столовой. Школа строится заключенными на вечной мерзлоте.
1936–1937 гг. В СССР начинаются массовые репрессии. На Колыму везут массу заключенных. Наша школа, вместе с первыми зданиями молодого города по улице Сталина, строится их силами.
1937 год. 1 апреля открывается наша школа. Э. П. Берзин арестован и расстрелян как «враг народа». Начальником «Дальстроя» назначают К. А. Павлова (1937–1939 гг.). По «берзинскому делу» были расстреляны заместители Берзина и половина аппарата «Дальстроя».
В Магнитогорске арестовывают организатора и первого директора профессионального драмтеатра Михаила Арша, посланного туда ещё в 20-х годах ЦК комсомола для организации культмассовой работы среди строителей, и на пять лет отправляют на Колыму, на далёкий прииск. Семья лишается поддержки отца, квартиры. Весь груз воспитания детей – Аркадия и Гали – ложится на маму Зою Левитскую, которую тоже выгнали с работы.
1938 год. По стране катится стальной каток репрессий. Арестован и расстрелян отец Лёни Титова – легкоатлет и лыжник Сергей Титов. Мать – Анну Розанову – как «соучастницу его преступлений» заключают на 5 лет в Исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) и ссылают сначала в Находку (Приморский край), потом – на Колыму. Пятилетний Лёня остаётся без отца и матери.
Отец Жени – Иван Черенков, опасаясь репрессий, заключает контракт с «Дальстроем» и уезжает работать подальше от опасной Москвы – на Колыму, где уж никто не будет его искать.
Мать Васи Аксенова, Евгения Гинзбург, за «контрреволюционную деятельность» в Татарии заключена на 10 лет в тюрьмы и лагеря. Отбывает свой срок на Эльгене. Отец Васи, Павел Аксенов, председатель Горсовета Казани, арестован. Осиротевшего пятилетнего ребёнка «органы» забирают в Детприёмник НКВД…
1939 год. Первым из нас на Колыме появляется Женя Черенков после перехода по штормовому Охотскому морю. Он учится на Эльгене, живёт в интернате.
1939 год. 19 декабря. Иван Федорович Никишов, бывший руководитель УНКВД по Хабаровскому краю, комиссар госбезопасности 3-го ранга, назначается начальником «Дальстроя».
