Кроме ежемесячной стенгазеты «Комсомолец» решили еженедельно выпускать листок, который получил название «БОКС», что, расшифровывалось как боевой орган комсомольской сатиры. В листке стали помещать материалы не только об успеваемости, но и о взаимоотношении ребят друг с другом и учителями. Кое-кому из учителей это нововведение не понравилось. Нам предложили закрыть этот листок, пришлось подчиниться. Нашу комсомольскую организацию стали считать лучшей в школе. Кроме того, результат наших усилий был налицо, – за первое полугодие учебного года наш класс единственный в школе не имел неуспевающих учеников. Такое положение мы сохранили до конца года.
Я же поставил перед собой задачу избавиться от тройки по русскому. Альбина предложила помочь мне в этом. Мы стали оставаться после уроков и писать бесконечные диктанты с разбором результатов. Постепенно положение с моей грамотностью улучшилось, четвёрка стала постоянным результатом моих работ. Но и отношения наши стали небезразличными.
В декабре 1949 года И. В. Сталину исполнялось 70 лет. К этому юбилею готовилась вся страна. Готовилась и наша школа. Мы, как актив комсомольской организации принимали в этом активное участие. Работа эта проводилась во внеурочное время, учились мы во вторую смену, так что засиживались допоздна. В один из таких вечеров я осмелился предложить проводить Альбину до дома. Она согласилась. С тех пор это стало как само собой разумеющееся явление. Всё свободное время мы стали проводить вместе. Часто вместе готовили уроки, как правило, у меня дома, после чего я шёл её провожать. Мы ещё долго бродили по заснеженным улицам ночного города, болтая обо всём. Мама Альбины в ту зиму жила у деда в деревне. Отец её, любивший в те годы прилично выпить, в это время спал. Так что Альбина могла домой прийти и поздно. Я иногда возвращался домой, когда мама уже давно спала, в керосиновой лампе выгорал весь керосин, и она потухла. В одно из таких провожаний мы поцеловались, и любовь закрутилась.
Безусловно, наши отношения были замечены и в наших семьях, и в школе. В семьях их восприняли нормально, а в школе среди учителей неоднозначно. Особенно болезненно воспринимала их Галина Павловна. Мотив был один, что это будет мешать нам учиться. Однако, проходили месяцы, четверти, а учились мы по-прежнему отлично. Постепенно общественность успокоилась, и от нас отстали. Мы стали часто бывать в семьях друг у друга. В семейных фотографиях мы нашли одинаковые фотокарточки из детского садика № 4. На каникулах общение наше не прерывалось.
Летом 1950 года Альбина уехала на месяц вожатой в летний пионерский лагерь, чтобы подзаработать. Я полностью погрузился в подготовку команды на областные авиамодельные соревнования. Сам я готовил новую модель собственной разработки. К этому времени я оказался старожилом кружка и фактически его руководителем.
К десятому классу директор Дома пионеров Фёдор Яковлевич Ковязин предложил мне официально оформиться на работу инструктором, не прекращая учёбы в школе. Для этого требовалось согласие мамы и директора школы. Ни та, ни другая этого согласия не дали, считая, что для меня главная задача – с отличием окончить школу, чтобы наверняка поступить институт.
Я окончательно решил, что буду поступать в Московский авиационный институт. Но поступить в этот институт было понятно, что не просто.
В десятый класс мы опять перешли в новую классную комнату и по-новому расселись по партам. Мы с Альбиной сели за одну парту. Это был своеобразный вызов, поскольку, как правило, мальчики сидели с мальчиками, девочки с девочками. Но нам это было уже безразлично. Мы оба хорошо учились, любили друг друга, и перед нами стояла общая задача не только отлично окончить школу, но и основательно подготовиться к поступлению в институт.
Аналогичную задачу перед собой поставили и наши товарищи по школе: Доральд Лимонов, Геннадий Вохмянин и Лена Липатникова. Они готовились к поступлению в Московский университет. Впоследствии к ним подключился Борис Моргунов. В процессе этой подготовки мы взаимно обогащали друг друга. Все мы учились хорошо и явно тянули на медали.
Почему-то основной упор мы делали на математику, хотя без существенной разницы на вступительных экзаменах в институт можно было завалиться и на других предметах. Так для поступления в МАИ надо было сдать шесть экзаменов: литературу устную и письменную, математику, физику, химию и иностранный язык. Какая разница, на каком предмете можно было получить двойку или получить низкую оценку и не пройти по конкурсу? Но нам казалось, что по математике мы готовы меньше всего. В те времена в моде был задачник Моденова для поступающих в ВУЗы. Мы стали последовательно решать все приведенные там задачи, если что-то не получалось, то мы старались решить это общими усилиями.
В общем, получение знаний в десятом классе было главной нашей задачей. Кроме того, мы оказались старшими в школе и на нас, как на старших, легли все общие проблемы школы. Приятно было ощущать себя старшими, вроде старше нас только учителя. Мы продолжали еженедельно устраивать вечера отдыха, которые состояли, как правило, в игру в почту и танцы. На этих вечерах всегда дежурил кто-то из преподавателей.
Однажды, на одном из таких вечеров, мы с Альбиной получили от Генаши Вохмянина записку, в которой он обещал, что после того, как он будут писателем, он обязательно напишет о нас роман. К сожалению, обещание он это до сих пор не выполнил, но активно подключился к редактированию данной рукописи.
Мне не повезло в том году со здоровьем. Во время зимних каникул я заболел жесточайшей ангиной, и все дни каникул провалялся дома. В период выпускных экзаменов у меня разболелись зубы, на правой щеке образовался флюс, поднялась температура, перешло это всё в воспаление надкостницы. Серьёзно встал вопрос о переносе части экзаменов на более позднее время. Я и слушать не хотел об этом, так как это срывало все мои планы поступления в этом году в институт. Так что два экзамена я сдавал с флюсом, один из них без подготовки с температурой 38 градусов.
При сдаче выпускных экзаменов со мной произошел казус по письменной математике. Я быстро справился с заданием, ответы сходились. Сдав задание, я отправился домой. Через некоторое время пришла взволнованная Галина Павловна и сообщила, что-решил-то я всё правильно, но в словах «параллелепипед» не в том месте поставил два «л». Поскольку это слово было написано на школьной доске как условие задачи, то учителя посовещавшись, решили разрешить мне эту ошибку исправить, зачеркнув и написав правильно.
Забегая вперёд, следует отметить, что эта досадная моя невнимательность в итоге дорого мне обошлась. Именно по этой причине в областном отделе образования мне снизили отметку по математике до четырёх и не утвердили серебряную медаль.
В конце учёбы в десятом классе произошло ещё одно событие, которое могло кардинально изменить все мои планы на будущее. Дней за десять до начала выпускных экзаменов всех мальчишек вызвали в районный комитет комсомола. Пригласили нас в кабинет секретаря, где уже сидели несколько военных в чинах полковника и подполковника. Как потом оказалось, это были вербовщики из высших военных училищ.
Нам сообщили, что принято решение о Сталинском наборе в высшие военные училища, и мы, как комсомольцы, обязаны /откликнуться на этот призыв. Все, кому позволяет здоровье, должны после окончания школы поступать в военные училища.
Для подкрепления серьёзности этого заявления нам сказали, что аттестаты об окончании школы на руки выдаваться не будут, а прямо через военкомат будут направлены в то училище, которое каждый из нас, исходя из своего желания и здоровья, выберет. На следующий день нас всех направили в поликлинику проходить медицинскую комиссию.
Комиссию я прошёл и был признан годным к строевой службе. Я помню, какой расстроенный пришел я с этой комиссии к Альбине. Рушились все наши планы на будущее. Она, как могла, успокаивала меня.
