Наконец в феврале завершились работы по бросковому макету, в марте состоялся его пуск. Поскольку задачей пуска были проверка стыкуемости ракеты с пусковым контейнером и отработка реального выхода ракеты из контейнера при пуске, то никакой бортовой аппаратуры сам макет не имел. Все телеметрические датчики стояли на пусковом контейнере, а их показания должны были записываться шлейфовым осциллографом.

На пуск макета ракеты П-7 прилетел В. Н. Челомей вместе с Главным маршалом артиллерии С. С. Варенцевым.

С. С. Варенцев, оказавшийся дряхлым стариком, решил посмотреть макет ракеты в пусковом контейнере. Залезть то он на пусковую установку с грехом пополам залез, а вот обратно его с большим трудом с неё сняли. Поодаль от пусковой установки была построена смотровая трибуна, по пути следования больших начальников были выставлены солдаты-регулировщики в парадной форме и белых перчатках. Беднягам пришлось целый день торчать в степи, пока начальство не уехало. С подобной показухой я был уже знаком по подобным делам в гарнизоне «Кубинка» во время пребывания в военных лагерях.

Всеми испытаниями на полигоне от ОКБ-52 руководил заместитель В. Н. Челомея Дмитрячков. Пуск прошёл зрительно нормально. В. Н. Челомей, поинтересовавшись у Дмитрячкова ходом подготовки первого штатного пуска ракеты, отбыл в Москву. Перед нами была поставлена задача, обязательно подготовить пуск к майским праздникам.

Неприятности, связанные с пуском макета ракеты П-7 начались после того, как проявили ленты осциллографов. Они оказались абсолютно чистыми, не было даже нулевых линий шлейфов. Дмитрячков назначил комиссию по выяснению причин, руководителем комиссии назначил меня. Работу я начал с исследования осциллографов. Ничего не меняя, мы зарядили новые ленты и записали нули. После проявки опять ничего не нашли. Тогда я стал разбираться с осциллографами, с этими приборами я был хорошо знаком по работе в лаборатории моделирования у К. Б. Иванова, так как результаты расчётов на электронной машине НМ тоже записывались на шлейфовых осциллографах. Причина была проста – перед началом работы не были настроены шлейфы. Оказывается, горе испытатели даже не догадывались, что это надо было обязательно делать.

Между тем, дела по подготовке ракеты к пуску первой ракеты П-7 успешно завершались. Надо было готовить внешние документы, разрешающие проведение запуска. Одним из таких документов являлась зона безопасности пуска. Для согласования этого документа утром 12 апреля 1961 г. я поехал в штаб полигона. Я уже был в штабе, когда по радио объявили о запуске Ю. А. Гагарина. Все из комнат высыпали в коридор, ликованию не было конца.

Военные сказали, что запуск осуществила фирма С. П. Королёва с казахстанского полигона. Тогда этот полигон ещё не назывался Байконуром. Спутников-фоторазведчиков ещё в ту пору не было, самолёты-разведчики так далеко вглубь иностранной территории не залетали, так, что можно было темнить по названиям населённого пункта, где яко бы размещается полигон, лишь бы он находился на трассе полёта. Военные полигона «Капьяр» гордились запуском первого в Мире человека в космос, считая себя тоже причастными к этому событию. Ещё бы, начинал-то С. П. Королёв запуски первых своих ракет с полигона Капустин Яр! Когда я вернулся на свою жилую площадку, то обнаружил, что все наши сотрудники досрочно приехали с рабочей площадки и готовятся отметить это событие. Это был действительно всенародный праздник, и мы не были исключением из него.

Вскоре после этого события стали подъезжать сотрудники из Дубны для участия непосредственно в нашем запуске. С одним из них Альбина прислала мне письмо, в котором писала, что П. В. Цыбин перешёл работать к С. П. Королёву и приглашает нас с собой, жильё он обещает предоставить в течение трёх месяцев. Я был просто ошарашен этим предложением. Ещё бы, только что все мы завидовали коллективу, сумевшему сделать, казалось бы, невозможное – запустить человека в космос. И вот, пожалуйста – в руках у меня бумага, извещающая, что меня приглашают в этот коллектив работать.

Во мне боролись сложные чувства. С одной стороны, предложение заманчивое: совершенно новая стезя работы, наверняка интересная, предприятие находится рядом с Москвой, а не за сто тридцать километров как г. Дубна, работать с любимым Главным конструктором П. В. Цыбиным, которого я так уважал. С другой стороны, это измена моей любимой авиации, ради которой я пошёл учиться в МАИ, в которой за короткое время после окончания института многого уже достиг, имею самостоятельную работу, Руководство предприятия меня ценит. Ещё неизвестно, как сложится моя судьба в новом коллективе, начинать-то предстояло всё заново, наверняка с низовых должностей, при этом на ходу обучаясь новой специальности по проектированию ракет и спутников, чему нас в институте не учили. Последующие события ещё больше сумятицы внесли в мою голову.

Приближался пуск, который предварительно был намечен на 27 апреля. На полигон прилетел В. Н. Челомей вместе с Министром авиационной промышленности П. В. Дементьевым и Главными конструкторами – разработчиками бортовых систем и оборудования. Наконец-то привезли полётное задание и коэффициенты настройки автопилота. С этими документами прилетел заместитель Антипова, фамилию его я, к сожалению, запамятовал. Когда я их внимательно изучил, то очень удивился. Они сильно отличались от значений, выбранных нами перед моим отъездом на полигон. Я заглянул в свои документы и обнаружил, что нечто подобное мы с Костей тогда исследовали. Результат был всегда отрицательный, так как ракета летела с большими колебаниями по всем трём осям стабилизации. С этими сомнениями я и пришёл на техническое руководство, которое проводил сам В. Н. Челомей.

Когда доклады всех Главных конструкторов или их представителей были закончены, В. Н. Челомей перед тем, как подвести итоги, спросил, нет ли у кого вопросов. Я набрался смелости и попросил слова. В. Н. Челомей поинтересовался, кто я такой. Я назвал свою фамилию, должность на филиале и в пусковой команде. После чего он сразу припомнил, что уже общался со мной на защите проекта по ракете П-25. После этого мне было предоставлено слово.

Я подробно рассказал о моих сомнениях по поводу значений коэффициентов настройки автопилота и тех последствиях, которые произойдут в полёте, если они будут заложены в автопилот. Доклад мой был неожиданным на фоне всех положительных докладов, в том числе и представителя фирмы Антипова, отвечающего за эти дела.

Первое время Челомей опешил, видимо не зная, как на мое заявление реагировать. Он вопросительно переводил глаза с меня на представителя фирмы. Затем он обратился ко мне с вопросом, отдаю ли я себе отчёт в том, о чём говорю. Я ему ответил, что потому и попросил слова. Тогда он попросил прокомментировать мое выступление представителя фирмы Антипова. Тот встал и спокойно заявил, что, видимо, я в своих расчетах использовал устаревшие данные по аэродинамическим характеристикам ракеты. Они же проводили моделирование непосредственно перед вылетом на полигон. Представитель Заказчика его утверждение подтвердил. Я на это ответил, что за аэродинамические характеристики ракеты отвечает Филиал ОКБ, а в Филиале – я, как начальник бригады, которая этим занимается. Никаких новых коэффициентов мы не выдавали, и снова подтвердил, что ракета с такими коэффициентами автопилота сразу после выхода из пускового контейнера будет иметь большие колебания.

Владимир Николаевич после некоторых раздумий сказал, что он обязан верить представителям фирмы, отвечающей за управление и стабилизацию ракеты, однако, пообещал, что моё выступление он запомнит. На этом техническое совещание было закрыто. На Государственной комиссии, я, понимая, что В. Н. Челомей решение на эту тему уже принял, не стал вытупать на эту тему.