Наконец эта страшная война закончилась. Велика была радость дня победы. Близкий конец войны чувствовался, однако, когда по радио объявили об ее окончании, – ликованию не было конца. Казалось, что начнется какое-то новое, прекрасное время, когда жить будет легко и просто. Был пасмурный майский день, шел дождь со снегом. Запомнил я мокрый булыжник рынка, куда мы ходили с мамой за приобретением пищи, и все промокли. Вечером соседи устроили складчину, много пели.

Наверное, было бы неправильно не вспомнить свое детское окружение. В том возрасте без друзей невозможны ни игры, ни первые дела. Конечно, более или менее знакомые ребята были в детском садике и школе. В отличие от школы, которая у меня была только одна, детских садиков у меня было несколько

Первый ясли-садик у меня был в полукаменном двухэтажном доме, который находится на углу улиц Луначарского и Ленина. Детей не помню, но отчетливо помню, как я подолгу отчаянно плакал. Ходить туда мне страшно не хотелось. Дело кончилось тем, что водиться со мной приехала из деревни моя бабушка – мамина мама. Когда она в 1937 г. умерла, меня отдали в детский садик, который находился в полукаменном доме по ул. Советской. Преимущество этого детского садика было в том, что мама работала в парикмахерской, располагавшейся в доме напротив в полуподвальном этаже каменного дома, где на втором этаже в те годы располагался Госбанк, В течении дня она могла несколько раз навещать меня. После того, как время пребывания в садике заканчивалось, я переходил в парикмахерскую и до окончания работы мамы был там.

Потом я стал посещать детский садик номер четыре, размещавшийся в двухэтажном полукаменном доме на ул. Октябрьской, рядом с артелью «Швейпром» (ныне «Заря»). Как потом выяснилось, в этот садик в те годы ходила и моя будущая жена Альбина Шабалина. Я её в те годы, конечно, не замечал. В этом садике были уже ребята, жившие поблизости от меня. Это были Гена Демин, Валик Топоров и Толик Безсонов. Мы жили в домах, огороды которых сходились, хотя дома находились на разных улицах. В заборах были одним нам известные проходы, что позволяло ходить друг к другу, не выходя на улицу. Из девочек в нашу компанию входили Нина Воронина и Катя Бледных. Нина была приёмной дочерью маминых давнишних знакомых, тоже парикмахеров, и жила она в одном доме с Геной Дёминым. Катя была Нинина подруга, жившая в двухэтажном доме, напротив, по Октябрьской улице. Летом нашим любимым занятием была игра в прятки, зимой катание на санках.

Пожалуй, самым близким другом тех лет был Толик Бессонов. Дом его располагался через дом от меня по улице Урицкой, однако, забор между участками был общим. Это был частный дом, принадлежащий деду Толика. У деда было три взрослых сына. Двое из них Аркадий и Леонид жили с семьями вместе с дедом. Аркадий жил во дворе дома во флигеле. Леонид – в одном доме с дедом. Третий-Володя жил в Москве и работал на авиационном заводе. Когда я поехал в 1951 году в Москву поступать в Московский авиационный институт, он был моим первым советчиком и оплотом в Москве.

Дед Толика был «гробовых дел» мастер и превосходный маляр. Этим делом он занимался ещё до революции. Между нашими домами был большой сарай, в котором ранее, по рассказам, размещалась «гробовая лавка». Этот сарай для меня был таинственным. Особенно меня пугал гроб, который дед приготовил для себя заранее (впоследствии его на самом деле в нём и похоронили). Там же располагалась мастерская по приготовлению и хранению краски и малярных кистей. Особый интерес вызывала у меня ручная механическая краскотёрка. Ручку этой краскотёрки мы с Толиком по очереди крутили.

Тогда же я научился у деда Толика варить олифу из натурального льняного масла. Наука эта мне потом пригодилась, когда в 1946 году потребовалось красить пол в нашей комнате. По этому случаю я решил сварить олифу сам. Варка олифы – это большое искусство, варить надо было на медленном огне вне дома, до тех пор, пока не будет сворачиваться в трубочку гусиное перо. Олифа получилась на славу очень качественная, а краска на её основе очень прочная. Пол в полной сохранности простоял долгие годы. Во всяком случае, соседи, поселившиеся в нашей комнате после отъезда в 1962 году моей мамы на постоянное место жительства ко мне в Подлипки, его перекрашивать не стали.

Толик был сыном Леонида. У него была чудесная бабушка, которая нас страшно любила и, чем могла, баловала.

По-разному сложилась судьба моих детских друзей. С Толиком Безсоновым мы вместе пошли в 1-й класс 1-й школы, но попали в разные классы: он в 1-й А, а я в 1-й Б. Впоследствии оказалось, что я – единственный ученик, поступивший в 1941 году в 1-й Б и закончивший в 1951-ом 10-й Б. Все остальные ученики сменились. У Толика с учебой не получалось, он начал отставать и учился по два года в каждом классе. Едва осилив 4 класса, учебу закончил. Впоследствии он погиб на Вятке глубокой осенью, задохнувшись угарным газом от буржуйки в кубрике баржи, на которой работал шкипером.

Валик Топоров от нас переехал на второй этаж деревянного дома на Советской улице против нынешнего «Микрометра» у реки Котлянка. Учился он во 2-й школе, после окончания, которой закончил в городе Новосибирске институт инженеров железнодорожного транспорта. Последний раз я встречал его в Котельниче, когда был на каникулах, учась в МАИ. Валик проходил студенческую практику на строительстве второй нитки железнодорожного моста через Вятку. По слухам, впоследствии он занимал большой пост на железной дороге в Кирове.

Гена Демин пошел учиться в «банную» семилетнюю школу (ее так прозвали из-за расположения рядом с баней). В восьмой класс он пришел учиться в первую школу в 8 Б класс, где мы с ним снова встретились. Вместе со мной закончил десять классов, потом попал в военное авиационное техническое училище, женился на девочке из соседнего дома. Дальнейшая судьба его мне неизвестна.

Вспоминая сейчас друзей своего детства, нельзя не вспомнить товарищей, которые учились с нами в те годы, находясь в эвакуации вместе с родителями. В основном это были эвакуированные из Ленинграда. В Котельниче существовал даже «Дом малютки», где были маленькие (ясельные) дети.

Представители городского жилищного управления ходили и размещали эвакуированные семьи по коммунальным комнатам в порядке уплотнения. Дети, которые приехали с родственниками, учились вместе с нами в школе. Со мной в классе учились двое: Юра и Нина. Юра жил со мной на одном дворе в соседнем доме, а Нина жила на ул. Свободы. Оба они были из Ленинграда. Вскоре после того, как была разорвана блокада, их семьи вернулись в Ленинград.

Это были годы перехода от детства к юности, и осознания, что надо не просто учиться в школе, а учиться с приобретением определенных знаний для получения профессии. Именно в эти годы неосознанное желание чего-то постоянно мастерить переросло в непреодолимое желание заниматься конкретным делом – авиамоделизмом. И, наконец, это были годы, когда я занялся музыкой.

Это были трудные послевоенные годы. Экономика тех лет была сложная. Вроде бы война закончилась, и должно было бы жить легче. Однако, на самом деле жить стало, пожалуй, даже труднее. Неурожай последних лет, долгое отсутствие и огромное число не вернувшихся с войны мужчин, большие налоги – всё это привело к обнищанию колхозов. К концу войны большинство более или менее ценных вещей мы с мамой променяли деревенским жителям на продукты, да и менять стало не на что, так как деревня сама голодала. Помогало нам одно – мама по профессии была дамским парикмахером. Дамы при дефиците мужчин хотели быть красивыми, и мама делала им завивку и на работе, и на дому. Этим мы и жили.

Я у мамы был объектом бесконечной любви и внимания. Теперь я понимаю, что развить мои способности и поставить меня «на ноги» было основной мечтой и задачей её жизни. Она все сделала для этого. Я никогда не напрягал её проблемами моей учёбы в школе, считая, что учиться – это моя обязанность, и я не должен подводить маму.