Пуск был назначен на вторую половину дня. Минут за тридцать до пуска к нам в пусковой бункер зашли В. Н. Челомей с Министром П. В. Дементьевым. Владимир Николаевич посмотрел на меня с нескрываемым любопытством, дескать, вот сейчас и посмотрим, насколько ты прав. Я отлично понимал, что если я ошибаюсь, то кара последует незамедлительно. О крутом нраве В. Н. Челомея я был наслышан.

Когда начальство уехало, я стал просить Дмитрячкова выпустить меня из бункера в окоп к теодолистам, но получил решительный отказ. Он сказал, что он как руководитель пуска отвечает за мою безопасность головой. Я спросил, а как теодолисты сидят в своём окопе? Мне было сказано, что по штатному расписанию им положено там находиться. Мне удалось выторговать моё нахождение у дверей бункера с тем, чтобы сразу выскочить из него после пуска. Что я и сделал.

Трудно описать мои чувства, когда я смотрел вслед улетающей ракете. Её действительно болтало по всем осям, пока она не упала у черты горизонта с характерным грибом от взрыва.

Тут же приехали В. Н. Челомей с П. В. Дементьвым. В. Н. Челомей подозвал меня к машине, у которой они стояли с Министром, и стал вкратце пересказывать Министру моё заявление на техническом руководстве. В резюме он сказал, что я показался ему слишком молодым, чтобы оспаривать заключение солидной фирмы, а оказалось, что зря меня не послушал.

Смотрел он на меня уже совсем по-другому, чем перед пуском. Потом задал вопрос, сколько нам надо времени для предварительного анализа результатов пуска. Я ответил, что надо сначала проявить телеметрические плёнки, их высушить, и только потом удастся их предварительно просмотреть. На это потребуется часов пять. Если использовать для просушки спирт, то время можно сократить часа на два. Он улыбнулся и сказал Дмитрячкову, чтобы тот проблему решил. После этого он сказал мне, чтобы я, как только появится результат, приехал к нему в гостиницу, даже если это будет поздно ночью.

Как только начальство уехало, Дмитрячков поблагодарил меня за просьбу о спирте и сказал, что, несмотря на неудачный пуск, для меня сложилось всё, как нельзя лучше. По его мнению, Челомей теперь обязательно приблизит меня к себе и переведёт работать в Реутово на основную фирму. В тот момент я не мог понять радоваться мне этому или огорчаться. В случае перехода на работу к С. П. Королёву, это наверняка создаст мне дополнительные трудности. Впоследствии так это и получилось.

Ну а пока надо было срочно организовывать анализ результатов пуска. Анализом должна была заняться молодая девушка – инженер из основной фирмы, к сожалению, запамятовал, как её звали. Специалистом она оказалась отличным, с задачей справилась достаточно быстро.

Оказалось, что к явно плохой стабилизации ракеты, которая наблюдалась невооружённым глазом, добавилась ещё одна проблема – произошел останов маршевого двигателя по причине отказа топливного насоса двигателя. Это и явилось непосредственной причиной падения ракеты.

Забрав плёнки, мы с Дмитрячковым поехали на доклад к В. Н. Челомею. Был уже первый час ночи. В. Н. Челомей жил в двухэтажном коттедже на второй площадке. Он принял нас в домашней пижаме, до нашего приезда он явно не спал. Я кратко рассказал о результате анализа и сделал заключение о причине падения ракеты. Владимир Николаевич стал более подробно расспрашивать о последовательности событий с аварией двигателя, а я по плёнкам стал ему их рассказывать.

После того, как он лично убедился в справедливости моих выводов, он позвонил Петру Васильевичу Дементьеву, представителю Военно-промышленной комиссии и старшему представителю Заказчика. Они пришли достаточно быстро, Владимир Николаевич стал им докладывать, апеллируя к плёнкам.

После доклада и ответов на вопросы, он встал в картинную позу и произнёс речь, смысл которой сводился примерно к следующему: Он хотел доложить перед майскими праздниками ЦК КПСС и Совету министров СССР об успешном начале испытаний новой ракеты. Для этого была проведена большая научно-техническая и организационная работа, позволившая подготовить такие испытания к праздникам. Все смежники доложили о готовности их систем к началу испытаний. А на проверку выяснилось, что отнеслись они к этой работе халатно. Фирма Антипова выдала ошибочные коэффициенты настройки автопилота, а фирма Соловьёва поставила некачественный двигатель. Как в таких условиях можно выполнять постановления Партии и Правительства в заданные сроки?

Далее он попросил принять меры к бракоделам. Затем, кивнув в мою сторону, он добавил, что к чести нашей фирмы первую ошибку Борис Васильевич обнаружил, жалко только, что он, мало зная меня, мне не поверил. Что же касается двигателя, то не может же наша фирма создавать для приёмки от исполнителя испытательные проверочные стенды для двигателя, тут мы полностью доверяемся фирме изготовителю.

Потом он отпустил нас с Дмитрячковым спать, пригласив нас на самолёт, который улетал утром в Москву с аэродрома «Конституция». Мы поблагодарили его за приглашение лететь вместе с ним, однако от полёта отказались. Дмитрячков сказал, что у него остались ещё дела и лететь утром он не может, а я сказал, что мне удобно уехать вместе со всеми, так как из Москвы надо будет с вещами добираться до Дубны, а к поезду за всей командой пришлют автобус. На что было сказано: «Как Вам удобнее». Во всяком случае, было предложено телеметрические плёнки отправить самолётом, чтобы сразу после майских праздников приступить к их полной обработке и составлению итогового отчёта.

В заключение В. Н. Челомей ещё раз поблагодарил меня, попросил с отчётом не затягивать и прибыть к нему на доклад, как только отчет будет готов.

Когда мы вышли, Дмитрячков сказал мне, что с этого дня я в «обойме» у В. Н. Челомея. Он предложил мне через день лететь с ним в Москву на ЛИ-2, но я опять отказался, считая, что ехать вместе со всей командой лучше. Добравшись до жилой площадки, я застал всех спящими. Самому мне спать пришлось недолго, так как рано утром надо было ехать на пригородный поезд, чтобы добраться до Сталинграда.

Сборы и отъезд напоминали бегство белых из Крыма. Накануне праздников отъезжало в Москву большинство командировочных из Капустина Яра и Владимировки. Этот единственный поезд был переполнен уже во Владимировке. Пришёл он на станцию Паромная, которая находилась перед плотиной Сталинградской ГЭС. Добираться до вокзала пришлось через весь город на автобусе.

Это была одна из причин, почему я решил ехать вместе со всеми поездом. Мне очень хотелось посмотреть Сталинград. Ещё в детстве я мечтал попасть в этот легендарный город. Однако, времени для осмотра города не было. Нас ожидали большие трудности с покупкой билетов. На ближайший поезд билетов не было, и мы попытались улететь рейсовым самолётом, но тоже ничего не получилось. Билеты удалось достать на поздний поезд. Я уже пожалел, что не улетел с начальством. Добрались мы домой только накануне праздников.

Радости при встрече с семьей не было предела, я впервые так долго отсутствовал дома. Огорчение принёс вид Андрея. Оказывается, незадолго до моего приезда он упал, а в руке у него была дудочка, и он разбил себе губу. Так что губа у него была заклеена пластырем. Но это были мелочи, до свадьбы всё действительно зажило.

Главное, что надо было сделать вернувшись домой, так это принять решение по предложению Павла Владимировича перейти работать к С. П. Королёву. Дома оказалось, что такое предложение было сделано ещё некоторым сотрудникам бывшего ОКБ-256. Одним из них был мой ближайший друг и соратник тех лет Борис Иванович Сотников.

Меня, безусловно, терзали сомнения, связанные в основном со знакомством с В. Н. Челомеем и его вниманием ко мне. Борису Сотникову в этом плане терять было нечего, и он решил переходить. Я по-прежнему находился в колебательном режиме. Для принятия окончательного решения надо было переговорить с Павлом Владимировичем лично. Для этого надо было ехать в Москву.