Я и представить тогда не мог, что в этом кружке с помощью Бориса Николаевича у меня сформируется со временем основная цель жизни – стать авиационным конструктором (о космосе тогда и понятия не имели), и, будучи учащимся старших классов, я сам буду руководить этим кружком.

Тогда же, чтобы кружок начал работать, надо было набрать определённое количество ребят. Я пригласил ближайших друзей тех лет Бориса Москвичёва и Леонида Тарасова. Пришли и другие ребята. В кружке я познакомился с Виктором Лесных и Юрой Удальцовым.

Меня удивило хорошее оборудование кружка: столярные верстаки, в шкафах различный инструмент. Как и где все это сохранилось с довоенных лет? Начали с теории: почему самолёт летает, из каких частей состоит, как они называются и для чего предназначены. Большое внимание уделялось инструментам и правилам безопасного обращения с ними при работе. И, самое главное, воспитывались привычки усидчивости, внимательности и аккуратности. Кто не хотел этого воспринять, тот ушёл из кружка, те, кто остался, усвоили это на всю жизнь.

Обучение началось с изготовления схематических моделей планера и резиномоторного самолёта. После того как мы изготовили свои модели, Борис Николаевич объявил, что нам предстоят отборочные испытания на областные авиамодельные соревнования.

Трудно описать радость от созерцания полёта сделанной собственными руками модели. Модель летала хорошо, и я был зачислен в команду для поездки в Киров.

Я никогда не был в Кирове, в соревнованиях никогда не участвовал. Кроме того, я впервые уезжал так далеко без мамы. Поскольку я знал, что отец мой живёт в Кирове, то в душе моей теплилась надежда его там встретить. Но чуда не произошло, не встретил.

Не встретили нас и на вокзале устроители соревнований, и нам пришлось пешком тащиться с моделями до детской технической станции под проливным дождём.

Соревнования проводились на аэродроме ДОСААФ в Макарье. Жили мы в палатках при аэродроме, питались в столовой в селе Макарье. Но самое главное, я впервые увидел настоящие самолёты близко, их можно было не только разглядывать сколько угодно, но и трогать руками, заглянуть в кабину. Там стояло несколько самолётов ПО-2, Р-5 и даже один американский двухмоторный «Бостон», который при нас несколько раз летал, как нам сказали, на аэрофотосъемку. На одном из ПО-2 перкалевая обшивка на некоторых поверхностях крыла и фюзеляжа отсутствовала, видимо он был предназначен для изучения конструкции самолёта. На этом самолёте Борис Николаевич подробно рассказал нам о его конструкции и устройстве и провёл аналогию с фюзеляжной моделью самолёта, которую я собирался начать строить после возвращения с соревнований.

Это было моим первым приобщением к большой авиации, после которого все другие увлечения отодвинулись на задний план. Желание заняться в дальнейшем авиацией возникло именно тогда. Я ещё не принял решения, кем в авиации буду работать, но понял, что авиамоделизм является первой ступенью лестницы, которая меня туда приведёт.

Занятие авиамоделизмом изменило весь уклад моей жизни. Я реже стал бывать на улице, так как времени для окончания какой-нибудь начатой работы постоянно не хватало. Домашний стол скорее походил на верстак, одежда (поскольку она была одна «и в пир, и в мир, и в добрые люди») постоянно была испачкана в казеиновом клее, что меня, безусловно, смущало.

Друзьями тех лет у меня были Лёня Тарасов, Борис Москвичёв и Виктор Лесных и Юра Удальцов. Всех нас объединил первоначально авиамодельный кружок. Лёня учился со мной в параллельном «А» классе, Виктор учился классом старше, а Борис учился в одном классе со мной.

Виктор довольно быстро охладел к авиамодельным делам и увлекся музыкой. Первоначально он попросил научить его играть на моей гармошке. Своей гармошки у него не было, потом ему купили аккордеон, и он самостоятельно обучился играть.

С Юрой Удальцовым я познакомился тоже в авиамодельном кружке, и одно время мы с ним часто бывали друг у друга. На чердаке его дома мы нашли сундук, в котором было много журналов «Нива». Журналы были дореволюционные, них было масса интересной информации в том числе о первой мировой войне, использовании там отравляющих газов, дирижаблей «Цепеллин» и самолетов. Я помню, что прочитывал журнал от корки до корки, и приходил к Юре за новым. Страстью Юры было рисование, и он быстро покинул авиамодельный кружок. Во взрослой жизни он стал художником – чеканщиком по металлу, много сделал для художественного оформления города Котельнича и стал его Почетным гражданином.

С Борисом Москвичевым мы жили на одной улице, постоянно бывали друг у друга дома. Кроме всего прочего нас объединяла игра в шахматы. Отнимала она у нас слишком много времени. Для него это плохо закончилось, его оставили на второй год в пятом классе. Видимо, как напоминание об этом, на мою свадьбу он подарил мне шахматы. В последние годы он жил в Белоомуте под Луховицами и работал там пожарным. Мы как-то всей семьей в начале 70-х навестили его на машине и даже провели ночь на берегу реки на рыбалке. Через несколько лет мы снова приехали к нему, но живым его уже не застали.

Пожалуй, самым близким другом тех лет был для меня Лёня Тарасов. Нас объединял не только авиамоделизм, но и какое-то необъяснимое желание совместно проводить время. Лёня жил на улице Свободы, на первом этаже полу кирпичного двухэтажного дома, второго от угла с улицей Октябрьской. У него было две сестры. Старшая Лиза училась на три класса раньше нас, младшая Женя была ещё маленькой. Отец Лёни придя с войны, работал на железной дороге и крепко попивал, так что нам с Лёней часто приходилось искать его по городу спящим под забором и приводить домой. Мама Лёни Раиса Уваровна занималась домашним хозяйством и больше нигде не работала. Жить их семье было трудно. Поэтому у Лёни возникло желание устроиться куда-нибудь, учиться дальше на казённом довольствии.

После войны были созданы не только Нахимовские и Суворовские училища, но и различные спецшколы, готовившие ребят после окончания средней школы к поступлению в военные училища. Лёня решил поступать после окончания седьмого класса в Горьковскую спецшколу ВВС. Ему удалось поступить в эту спецшколу, после окончания её и Чугуевского летного училища он стал летчиком-истребителем. В звании капитана погиб в конце шестидесятых на аэродроме «Африканда» под Мурманском перегоняя чужой самолет на регламентные работы в Мурманск.

Не без агитации Лёни в течение учёбы в седьмом классе, я стал тоже подумывать, не поступить ли и мне туда вместе с ним после окончания учебного года. Этому способствовали желание летать и, как мне тогда казалось, желание как можно быстрее встать на ноги. В этот период здоровье у мамы было неважное. Мама с большой тревогой и огорчением восприняла моё решение, но активно препятствовать не стала.

Для подачи документов в спецшколу необходимо было пройти медицинскую комиссию по месту жительства. Пошёл я в поликлинику проходить эту комиссию, и не прошёл её. Терапевт старичок Карлов мне с полной категоричностью заявил, что у меня шумы в сердце и к лётной службе я не пригоден. Впоследствии это подтвердила медицинская комиссия в военкомате, когда после окончания десятого класса всех мальчишек решили направить в военные училища принудительно.

Таким образом, с мечтой о полётах было закончено, что было с радостью воспринято мамой. Оставались раздумья, не поступить ли в Кировский авиационный техникум, куда собирался поступать Гена Дёмин, но мама отговорила меня от этого. В результате на нашем семейном совете было решено, что я остаюсь дома, оканчиваю среднюю школу, после чего буду поступать в авиационный институт. Всё это происходило в конце учебного года в седьмом классе, надо было сдавать выпускные экзамены за неполную среднюю школу, а их было девять.