– На кухне торчит Борос, – сказал Махаон. Конан заколебался, и ветеран заметил это. – Дьявольщина, киммериец, да ведь полдня пройдет, прежде чем мы найдем дипломированного медика!

Судороги Тимеона ослабевали. Он больше не кричал и только хрипел.

– Ладно, тащи Бороса!

Махаон бросился бежать, и Конан снова повернулся к распростертому на ковре барону. Как же это вышло, что его отравили? Ответ мог означать жизнь или смерть для всего отряда. И он должен найти этот ответ, прежде чем будет отдан приказ королевским палачам. Вальдрик может не иметь ни малейшего представления о том, что творится в его государстве, но смерть аристократа из числа своих придворных он без внимания не оставит.

– Нарус! – рявкнул Конан. Тощий солдат заглянул в спальный покой. – Запри дворец. Никто, даже посыльные, не должны покидать его без моего разрешения. Живо!

Когда Нарус убежал, Махаон приволок в спальню Бороса. Бывший ученик Чародея выглядел, по крайней мере, трезвым, с облегчением установил Конан.

– Он выпил яд, – сказал Конан.

Борос удостоил его таким взглядом, точно смотрел на неразумное дитя.

– Это я вижу, – буркнул он.

Ковыряясь в своем кисете, седобородый опустился на колени рядом с Тимеоном. Он вынул белый гладкий камень размером с мужской кулак, и маленький нож. С трудом ему удалось выпрямить руку барона. Он закатал на ней рукав и сделал глубокий надрез, прижимая к ране белый камень. Сквозь камень стали проступать черные жилы.

– Камень Безоара, – пояснил Борос. – Он высасывает яд. Вообще-то, это медицинский инструмент, но я тоже нахожу его весьма полезным. О да.

Он потеребил свою окладистую бороду и склонился над камнем. Камень Безоара становился все чернее и чернее – сначала как сгоревшая лучина, потом как крыло ворона, потом еще чернее. Наконец, он рассыпался. В тот же миг остановилось дыхание Тимеона – и жирный барон больше не шевелился.

– Он умер! – выдохнул Конан. – Я думал, твой камень освободит его от яда?

– Ты погляди на него! – взвыл Борос. – Теперь мой камень рассыпался! Яд, который он выпил, прикончил бы десятерых. Будь у меня целый мешок, набитый камнями Безоара, я и то не смог бы спасти барона!

– Значит, смерть, – подытожил Конан. Испуганный ропот волной пробежал по коридору. Конан сжал пальцы на рукояти меча. Большинство из своих пяти дюжин наемников он завербовал в Офире. Это были люди родом из разных стран, и в их верности он был убежден далеко не так сильно, как в преданности тех нескольких человек, что были с ним с самого начала. Конечно, все они прошли вместе с ним множество сражений – в конце концов, на кон поставлена жизнь – но если он немедленно не найдет убийцу, страх подвергнуться допросу под пыткой сделает то, чего не смог добиться ни один враг: они разбегутся в разные стороны.

– Хочешь, я отыщу того, кто подсыпал яд? – спросил Борос.

Мгновение Конан смотрел на него, приоткрыв рот.

– Ты можешь это сделать? – спросил его Конан удивленно. – Разрази тебя Эрлик, достаточно ли ты трезвый для таких опытов? Если ты с твоим застарелым алкоголизмом сделаешь ошибку, я с тебя шкуру спущу.

– Я тверез, как жрец Митры, – заверил его Борос. – И даже трезвее, чем большинство из них. Эй ты, девочка, вино было отсюда?

Он указал на хрустальный графин, который стоял на столике возле кровати, наполовину полный рубиново-красным вином. Тивия открыла рот, но не произнесла ни звука. Борос тряхнул головой.

– Ладно. Я больше ничего не вижу, так что вино может быть только отсюда. – Он кряхтя поднялся и снова пошарил в своем кисете.

– Он действительно трезвый? – тихо спросил Конан у Махаона.

Ветеран нервно потрогал три тонких золотых кольца, качавшихся в его правом ухе.

– Надеюсь, что так. Фабио обычно радуется его обществу, но пить не дает.

Киммериец вздохнул. Чтобы избежать раскаленного пыточного железа, он вынужден доверять человеку, который по ошибке может привить им всем проказу.

Куском угля Борос нарисовал знак на крышке стола вокруг графина с вином. Он начал медленно петь, так тихо, что все остальные из находившихся в спальне почти не слышали его. Левой рукой он всыпал в графин порошок из пергаментного сверточка, одновременно выводя правой странные пассы в воздухе. В хрустальном сосуде засветилось что-то красное.

– Здесь! – Борос уронил руки. – Действительно, совсем просто. – Нахмурив лоб, он уставился на графин. – Киммериец, отравитель совсем близко. Я вижу это по свечению.

– Кром! – пробормотал Конан.

Люди, ломившиеся в двери, отхлынули назад, в коридор.

– Чем ближе к вину убийца, тем сильнее оно светится, – пояснил Борос.

– Давай дальше! – приказал Конан.

Борос схватил графин и поднес его вплотную к Махаону. Свечение ярче не стало. Он пошел, держа сосуд, к двери и протянул его по направлению к стоящим там людям. Свечение побледнело. Неожиданно волшебник-недоучка прижал наполненный вином сосуд к груди Наруса. Тощий солдат испуганно шарахнулся. Свечение не изменило своей окраски.

– Какая жалость, – пробурчал Борос. – Ты выглядишь как раз так, как должен выглядеть убийца. Стало быть, остается только...

Все взгляды обратились к Тивии, которая все еще прижималась спиной к стене. Она посмотрела на мужчин с отвращением, потом резко тряхнула головой, однако продолжала молчать. Борос шагнул к ней, держа графин в вытянутых руках. С каждым шагом огонь разгорался все ярче, пока, наконец, не стало казаться, что графин охвачен оранжевым пламенем. Тивия отвела взгляд от светящегося сосуда.

– Нет! – закричала она. – Это какой-то трюк. Кто бы ни подсыпал яд в вино, он должен быть сведущ в чародействе.

– А, стало быть, не только отравитель, но еще и колдун? – сказал Борос почти ласково.

С диким проклятьем Конан прошел через комнату.

– Правду, девушка! Кто заплатил тебе?

Она качнула головой.

– Я против того, чтобы подвергать женщин пыткам, – продолжал он. – Но возможно, Борос найдет какое-нибудь заклинание, которое вырвет у тебя правду.

– Хм. Мне нужно подумать, – проворчал старик. – Да, думаю, что как раз кое-что подходящее имеется. Возраст! Чем больше времени тебе потребуется для того, чтобы рассказать все как было, тем старше ты будешь становиться. Я должен предупредить, что это действует быстро, дитя мое. Я бы на твоем месте сказал бы все сразу, иначе легко может статься, что ты покинешь эту комнату сморщенной старухой.

Глаза Тивии перебегали с киммерийца на старика, имевшего такую добродушную внешность и тем не менее мучившего ее страшной угрозой.

– Я не знаю его имени, – прошептала она, сжимаясь. – Он был в маске. Он дал мне пятьдесят золотых и порошок. Пятьдесят остальных я должна получить после смерти Тимеона. Больше я сказать не могу.

Всхлипывая, она скользнула на пол.

– Что бы вы со мной ни сделали, я больше ничего не знаю.

– И что нам с ней делать? – спросил Махаон. – Передать ее правосудию?

– Ей отрубят голову за убийство аристократа, – сказал Нарус. – Жалко. Она слишком хорошенькая, чтобы умереть, да и прикончить такого болвана, как Тимеон, – это почти не преступление.

– Нам невыгодно отдавать ее судейским крючкотворам, – сказал Конан. Ему хотелось бы продолжать разговор наедине с Махаоном и Нарусом, но дверь была открыта, и большая часть отряда толкалась в коридоре. Если он сейчас закроет дверь, останется, наверное, не больше дюжины. Он глубоко вздохнул.

– Из-за убийства мы потеряли нанимателя. В обычном случае это означало бы конец Вольного Отряда. – Невнятное бормотание в коридоре стало громче. Он возвысил голос почти до крика. – В обычном случае, я сказал. Но Тимеон поддерживал графа Антимидеса, который рвется унаследовать трон Вальдрика. Возможно, мы сможем поступить на службу к нему, если предадим ему убийцу.

По крайней мере это шанс, подумал он. За одно это Антимидес может присмотреть для них работу.

– Антимидес? – В голосе Махаона звучало сомнение. – Киммериец, говорят, что он – один из немногих аристократов, кто не имеет видов на трон Вальдрика!