— Вавилон, — сказала американка. Она указала на свой кинжал, который еще не дрожал в сердце Ирака. — Вот куда император должен направить всю свою энергию. Запасы зерна, торговые пути, коровы китайских крестьян — все это ничто по сравнению с тем, что нас там ждет. Именно в Вавилоне находится истинная мощь, которая стоит за всем этим новым миром, сила, способная разорвать пространство и время, и тебе, как и мне, об этом прекрасно известно. Если она попадет к хану, то его божественная миссия завоевать всю планету, может быть, будет все-таки выполнена, и даже при его жизни.

Коля заговорил с Сейбл на английском, потому что ни один из находящихся в покоях переводчиков этого языка не знал.

— Такая мощь и в руках Чингисхана? Сейбл… ты сошла с ума.

Женщина глянула на него, сверкнув глазами.

— Не забывай, что мы впереди них на восемь столетий. Мы можем держать монголов в узде. — Она показала рукой на карту, как будто хотела заявить на нее свои права. — Сменилось бы не одно поколение, прежде чем на осколках истории, которые мы унаследовали, смогла бы возникнуть цивилизация, подобная нашей. Если за нами будут монголы, то мы могли бы добиться этого еще при жизни. Коля, мы в состоянии это сделать. Сказать по правде, это более чем возможно. Это наш долг.

Перед этой свирепой женщиной Коля почувствовал себя слабым.

— Ты ходишь по лезвию бритвы…

Йэ-лю подался вперед. Через Базиля он приказал:

— Вы должны говорить на понятном для нас языке.

Космонавты извинились, и Коля повторил для сановника слова Сейбл, умолчав об истинных ее намерениях.

Йэ-лю осторожно вытащил нож из блестящей карты и с недовольным видом провел рукой по поврежденным нитям.

— Твои намерения мне ясны. Возможно, что мы смогли бы сжать в монгольском кулаке трепещущее сердце этого мира. Но мы не сможем удержать его, умирая от голода.

Сейбл покачала головой.

— Я расскажу хану о своем замысле, — пообещала она. — Уж он не стал бы колебаться, видя перед собой такую возможность.

Лицо советника помрачнело, и Коля впервые увидел на нем что-то, похожее на гнев.

— Посланница Небес, тебе пока недоступны уши Чингисхана.

— А это мы еще посмотрим, — сказала Сейбл на английском, и губы ее растеклись в дерзкой улыбке, явно демонстрируя отсутствие страха.

Приняв приглашение царя, они направились в его палатку: капитан Гроув со своими офицерами, Байсеза, Абдикадир и Сесиль де Морган в качестве переводчика, а также Редди и Джош, которые пожелали зафиксировать эту удивительную аудиенцию в своих записях. Со стороны македонцев на ней будут присутствовать непосредственно сам Александр, Евмен, Гефестион, царский врач Филипп и несметное число придворных, советников, камергеров и пажей.

Обстановка была просто невероятной. Палатка Александра, которую везли от самой дельты, была огромной, поддерживалась золотыми колоннами и накрывалась усеянным звездами полотном. Перед золотым троном царя были расставлены ложи на серебряных ножках, которые предназначались для гостей. Но атмосфера внутри была натянутой. Еще бы: здесь находилось по меньшей мере сто царских элитных гипаспистов, воинов-пехотинцев, одетых в алые и ярко-синие одежды, и персидских «бессмертных» в красивых, но непрактичных туниках.

Чтобы избежать ненужного непонимания, Евмен тихонько ознакомил Байсезу с протоколом поведения в присутствии царя. Согласно ему, войдя в палатку, гости из будущего должны были совершить проскинезу, так греки называли принятую у персов форму приветствия царя, заключающуюся в поклоне до земли с последующим целованием ног повелителя. Как и ожидалось, Абдикадир почувствовал себя неловко в этой ситуации, а вот капитан Гроув со своими офицерами остался невозмутимым. По всей видимости, эти британцы, застрявшие на краю собственной империи в окружении жалких князей, раджей и эмиров, давно привыкли уважать чудаковатые местные обычаи.

Несмотря на это, Байсеза заметила, что Абдикадир необычайно рад приходу македонцев. Ей встречалось немного настолько здравомыслящих людей, каким был пуштун, но было очевидно, что он тешил себя мыслью, что эти величественные македонцы действительно были его предками.

Пришедшие расположились на дорогих ложах, и пажи и слуги забегали возле них, разнося напитки и угощения. Аудиенция началась. Говорили через греческих ученых и де Моргана, поэтому перевод был медленным и местами неудачным. Но они терпеливо добивались понимания, порой с помощью карт, чертежей и даже наспех написанных на восковых табличках понятий или на листках бумаги, которые Редди и Джош вырывали из своих тетрадей.

Начали с обмена информацией. Люди Александра вовсе не удивились, увидев в Джамруде Глаз Зла, который продолжал висеть у крепости. Их лазутчики натыкались на такие сферы по все долине Инда с того самого дня, по словам македонцев, как «солнце пошатнулось и скользнуло по небу». Как и британцы, они быстро привыкли к этим молчаливым, неподвижно парящим в воздухе наблюдателям и стали к ним относиться с таким же неуважением.

Практичный царский грамматевс Евмен проявлял меньший интерес к этим немым загадкам, чем к политике Александра в будущем, которая и привела их в Джамруд. Понадобилось время, чтобы он и остальные наконец-то поняли, что британцы и команда Байсезы на самом деле были из двух разных эпох, хотя промежуток примерно в каких-то сто пятьдесят лет казался незначительным по сравнению с двадцатью четырьмя веками, отделяющих время Александра от времени Байсезы. А вот капитан Гроув сумел привлечь к себе внимание высокопоставленного грека, в общих чертах поведав об основной стратегии Британии в Большой игре[24].

Как и предполагала Байсеза, рассказ о конфликтах в двадцать первом веке оказался для македонцев менее понятным, но когда Абдикадир упомянул о нефтяных месторождениях в Центральной Азии, Евмен его прервал. Грек вспомнил, что на берегах реки, которая, сделала вывод Байсеза, протекала по территории Ирана, прямо возле царской палатки из-под земли забили ключом два источника странной жидкости.

— На вкус и цвет она не отличалась от оливкового масла, — сказал Евмен, — хотя земля там была непригодна для оливковых деревьев.

Но даже тогда, по его словам, Александр задумал получить выгоду от такой находки, если ее запасы окажутся достаточно велики, хотя придворный прорицатель Аристандр увидел в нефти предзнаменование великих трудностей, ожидавших их в будущем.

— Мы шли сюда в разные времена, преследуя разные цели, — заключил Евмен, — и все равно добрались, даже спустя тысячелетия. Возможно, что этому месту суждено стать ареной борьбы нового мира за бессмертие.

Сам Александр говорил мало. С полузакрытыми глазами он восседал на своем троне, подперев кулаком голову, и время от времени смотрел на них со странной, обманчивой скромностью. Обязанность вести собрание он всецело возложил на Евмена, который показался Байсезе очень умным человеком, и Гефестиона, который постоянно перебивал грека, прося что-то объяснить или стараясь возразить своему коллеге. Байсезе стало ясно, что между ним и Евменом идет напряженная борьба, но, возможно, Александру просто нравилось разнимать двух потенциальных соперников.

Теперь обсуждение обратилось к вопросу, что с ними случилось, — как могло получиться так, что историю разбили на куски, и почему это произошло.

Казалось, что македонцы почти не испытывали страха из-за Слияния, как это наивно представляла себе Байсеза. У них не было абсолютно никаких сомнений в том, что событие имело место по воле богов, которые вершили свою непостижимую для людей волю. Их мировоззрение не имело ничего общего с наукой, и поэтому было чуждо Байсезе. Но зато оно было достаточно гибким для того, чтобы найти объяснение для подобных загадок. Они были суровыми воинами, которые прошли тысячи километров по незнакомым территориям, и их ум, как и ум их греческих советников, тоже был достаточно суров.