В полдень десятого дня из люка бытового отсека показалась голова Сейбл.

— Если вам сейчас нечем заняться, — сказала она, вися вниз головой, — то предлагаю поговорить.

Укутанные в тонкие серебристые спасательные одеяла мужчины развернулись в своих креслах. Сейбл проскользнула на свое место.

— У нас кончается все, — перешла она прямо к делу, — еда, вода, воздух, влажные салфетки, а у меня к тому же еще и тампоны.

— Но ситуация на Земле еще не нормализовалась… — начал было Муса.

— Да брось ты, — оборвала его Сейбл. — Разве не ясно, что ситуация и не собирается нормализоваться? Что бы на Земле ни случилось… в общем, кажется, что там так все и останется. А мы останемся здесь.

— Мы не можем приземлиться, — тихо сказал Коля, — без координации с Земли.

— Технически, — сказал Муса, — мы можем и сами войти в атмосферу. Автоматизированные системы «Союза»…

— Да-да, — перебила его Сейбл. — «Этот Маленький Космический Корабль Смог Бы», верно?

— Но помощи нам ждать будет неоткуда, — продолжал Коля. — Ни вертолетов, ни врачей. Мы пробыли в космосе три месяца, плюс еще десять незапланированных дней. Мы будем слабы, как те котята. Возможно, нам даже вылезти из спускаемого модуля не удастся.

— В таком случае, мы должны обязательно приземлиться недалеко от людей, — ответил Муса. — И не важно каких. Понадеемся на их милосердие.

— Не очень-то радостная перспектива, — сказала Сейбл, — но ничего не поделаешь. А что нам еще остается? Навсегда остаться на орбите? Ты этого хочешь, Коля? Сидеть здесь и фотографировать, пока язык к небу не прилипнет?

— Может оказаться, что это лучший конец по сравнению с тем, что ждет нас внизу, — ответил Коля.

Здесь, на борту медленно умирающего «Союза», он хотя бы был на своей территории. Коля действительно не мог себе представить, что поджидает их на Земле, и не был уверен, что у него хватит храбрости встретиться с этим лицом к лицу.

Муса подался вперед и положил здоровенную ладонь Коле на колено.

— Нас не готовили к такому: ни программа космонавтов, ни… традиции. Но мы — русские. И если даже мы окажемся последними русскими, что вполне возможно, мы должны жить или умереть, как подобает русским.

В этот момент Сейбл разумно решила, что от комментариев ей лучше воздержаться.

— Тогда нужно приземляться, — неохотно ответил Коля, кивнув.

— Ну, и слава Богу, — сказала Сейбл. — Теперь только бы решить, где?

Коля вдруг вспомнил, что «Союз» был рассчитан на посадку исключительно на землю: в случае посадки на воду, как это когда-то сделали американцы, они обязательно погибнут, если никто им вовремя не придет на помощь.

— Мы можем решить, лишь в каком месте войти в атмосферу, — сказал Муса, — после чего окажемся в руках программы автоматического выполнения действий. Когда раскроется парашют, мы уже не будем хозяевами своей судьбы. Увы, но данных о погоде у нас тоже нет: ветер может отнести модуль на сто километров в сторону. Поэтому нам нужен обширный район твердой и ровной поверхности, что означает: садиться необходимо в Центральной Азии, как с самого начала планировали наши конструкторы.

Казалось, он ожидал от Сейбл возражений, но женщина лишь пожала плечами и сказала:

— Это не такая уж плохая идея. В Центральной Азии мы обнаружили следы жизни людей, все те костры — ничего современного, конечно, просто людские поселения, но довольно кучно расположенные. Нам нужно найти людей, и этот район нам подходит так же, как и любой другой.

Все казалось разумным, но Коля заметил непонятную твердость в том, как Сейбл шевелила губами, словно она уже просчитывала наперед все возможные ситуации, в которых они могут оказаться после приземления.

Муса хлопнул в ладоши.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Раз мы со всем определились, то нет причины затягивать. Теперь нужно подготовить корабль…

Вдруг в бытовом отсеке зазвучал гудок.

— Черт, — сказала Сейбл. — Это моя любительская радиостанция.

Одним движением она влетела в люк.

Действительно, простой детекторный приемник, который Сейбл собрала и установила в бытовом отсеке, поймал два сигнала.

Один был устойчивым пульсом, сильным, но явно автоматическим и шел откуда-то из Ближнего Востока. А вот второй оказался людским голосом, скрипучим и слабым.

«…Отик. Это старший уорент-офицер Кейси Отик, Воздушно-космические силы США и ООН, нахожусь в крепости Джамруд, Пакистан, всем, кто меня слышит. Пожалуйста, выйдите на связь. Я — старший уорент-офицер Кейси Отик…»

Сейбл широко улыбнулась, обнажив белые зубы.

— Американец! — воскликнула она. — Я так и знала!

И стала настраивать замысловатый прибор, чтобы успеть ответить раньше, чем «Союз» отплывет слишком далеко от зоны радиоприема.

В день, когда разведывательный отряд Байсезы должен был выдвигаться, горнист протрубил подъем в пять часов утра. Байсеза проснулась с затуманенной головой — ее тело все еще не привыкло к этому новому часовому поясу — и пошла искать своих спутников.

Быстро позавтракав, отряд, не обремененный тяжелым снаряжением, построился. Он состоял из двадцати солдат, в основном сипаев, во главе с недавно повышенным в звании капралом Бэтсоном, и должен был сопровождать Байсезу, а также Джоша и Редди, которые настаивали на том, что им обязательно нужно принять участие в этой прогулке. Добираться до цели они должны были пешком: капитан Гроув разумно решил не рисковать своей и без того сократившейся популяцией мулов. Решение позволить журналистам идти с Байсезой далось ему также нелегко. Но на севере и западе следов пребывания пуштунов обнаружено не было, не прозвучало ни единого выстрела. Казалось, что даже их поселения исчезли, будто бы кроме гарнизона Джамруда людей на земле больше не осталось. Капитан уступил натиску со стороны Джоша и Редди, но приказал, чтобы во время их похода в отряде была железная дисциплина.

Отряд выступил. Вскоре Джамруд скрылся за горизонтом, и стало казаться, что, кроме них, в мире никого нет. Это был уже десятый день с момента, когда судьба забросила Байсезу в эту глушь.

Идти было тяжело. Ландшафт почти везде представлял собой гористую пустыню. Днем свирепствовало солнце, хотя на дворе стоял март — конечно, если это действительно март 1885 года, — а ночью, в чем Байсеза убедилась сразу, температура падала ниже нуля. На лейтенанте был ее летный костюм, изготовленный в 2037 году из материалов, рассчитанных дарить комфорт своему владельцу в любую погоду. Ее британским спутникам приходилось куда хуже в своих саржевых мундирах и тропических шлемах, с тяжелыми рюкзаками за спиной, в которых они несли патроны, амуницию, постельные принадлежности, паек и воду. Но солдаты не жаловались. Было видно, что они привыкли к таким походам и знали много способов, как исправить его недостатки, например размягчить кожаные сапоги мочой.

По мере продвижения Бэтсон, в точности следуя азбуке военной науки, высылал вперед дозорные отряды. Они двигались по земле, усеянной холмиками и гребнями, поэтому три или четыре солдата, прикрываемые винтовками своих товарищей, лезли на очередную господствующую высоту, чтобы убедиться в отсутствии пуштунов. Чем дальше они углублялись на север, тем выше становились холмы, порой достигая трехсот метров в высоту, и дозорному отряду требовалось сорок минут или больше, чтобы добраться до вершины, но даже тогда остальные члены отряда не двигались с места, пока разведчики не займут позиции и не подтвердят, что все чисто. Их путешествие затягивалось, но все равно они умудрялись покрыть значительное расстояние, а неукоснительное соблюдение инструкций на марше выливалось в частые привалы.

На их пути стали встречаться другие сферы. Без единого звука они висели в воздухе через каждые пару километров и на вид как две капли воды были похожи на ту, что оставалась перед крепостными стенами Джамруда. Поначалу Бэтсон отмечал расположение новых сфер на карте, но вскоре они, как и первый Глаз, стали для всех обыденным явлением, и никто, за исключением Байсезы, больше не обращал на них внимания. Почему-то она опасалась разворачиваться к ним спиной, словно они действительно были глазами, смотрящими ей вслед.