Внизу Муса, опираясь одной рукой на корпус корабля, пытался подняться.

— Мы упали из космоса, — сказал он улыбаясь подошедшему монголу. — Разве это не прекрасно? Пожалуйста… — космонавт протянул вперед руки. — Помогите нам.

Движение монгола было столь резким, что Коля едва сумел его увидеть. Меч мелькнул в воздухе, словно вертолетная лопасть. Отрубленная с такой легкостью, будто она была цветком полевой ромашки, голова Мусы отлетела в сторону и покатилась по земле, как мяч. Тело космонавта осталось стоять и продолжало тянуть к монголу руки. Кровь фонтаном била из шеи и текла по запачканному сажей, помятому приземлением, оранжевому скафандру. Потом оно упало, ровно, как и стояло.

Коля смотрел на отрубленную голову Мусы и едва мог поверить в случившееся.

Воин снова поднял меч. Второй рукой он сделал космонавтам знак, чтобы те спускались.

— Добро пожаловать в Мир, — пробормотала Сейбл.

Коля содрогнулся, услышав в ее голосе нотки триумфа.

Ту-у-которой-крепкая-хватка ничуть не волновало их заточение. Она была молода, поэтому, возможно, успела забыть свою короткую жизнь на свободе. Дочь носилась по клетке или лазила по сетке. Бывало, она цеплялась за сияющий объект, на котором держалась их тюрьма, и спрыгивала вниз или обратно на сетку, либо со всей тщательностью исследовала свои уши и ноздри.

Дни шли, и люди по ту сторону сетки, казалось, становились все более взволнованными, но при этом никогда не забывали принести людям-обезьянам еду и воду. Когда они это делали, Та-у-которой-крепкая-хватка залазила на сетку и пыталась к ним дотянуться, за что получала от людей дополнительный кусок в награду. А вот Та-которая-ищет становилась все более замкнутой. Она ненавидела свою темницу и тех странных существ, которые лишили ее свободы. Никто ее не хвалил и не давал дополнительного кусочка пищи. В ее сердитой враждебности не было ничего милого.

Жизнь у них стала еще хуже, когда пошли дожди.

Иной раз они были настолько сильными, что тяжелые капли бились о ее покрытое шерстью тело, словно сотня маленьких кулаков. Людям-обезьянам было всегда холодно и мокро, и даже не знающее границ любопытство Той-у-которой-крепкая-хватка под этими ударами затихало. Иногда дождь начинал жалить, попадая на неприкрытые шерстью участки кожи на их руках, ногах или на губы. И было невероятно больно, когда вода попадала в глаза.

Дождь был полон кислоты из-за событий, происходящих на другой стороне планеты.

Новый мир был сшит из кусков старого, но эти куски были вырваны из разных эпох, охватывающих миллион лет. Смешение воздушных масс привело к нестабильности погоды, которое стало настоящим бедствием в первые дни после Слияния. Тем временем в океанах великие течения-амазонки пытались вновь прийти в равновесие.

А земля разрывалась на части. В Атлантическом океане пояс вулканических гор, протянувшийся на юг от Исландии, отмечал собой местонахождение срединно-океанического хребта, который был тем местом, где из потоков расплавленных пород, бьющих ключом из недр планеты, рождалось океаническое дно. Это место рождения было вспорото Слиянием. На пути у Гольфстрима, течения, которое тысячелетиями приносило теплые воды к южным берегам Европы, возникло неведомое ему ранее препятствие — новый вулканический остров, который со временем превзойдет по размерам Исландию, пробивался из хребта.

Тихоокеанское вулканическое огненное кольцо там, где тектонические плиты толкали друг друга, полностью оправдывало свое название. Все западное побережье Северной Америки, от Аляски до штата Вашингтон, вверглось в хаос — Слияние разбудило большинство из двадцати семи вулканов в Каскадных горах.

Извержение Маунт-Рейнер оказалось самым ужасным. Его рев был слышен по всей планете. В Индии это напоминало звук отдаленной канонады артиллерийских орудий, который лишил спокойного сна обитателей крепости Джамруд. Похожее на гриб огромное облако, состоящее из пепла и кусков горных пород, поднялось в верхние слои атмосферы и, подхваченное ураганами, быстро по ним расползлось. Большинство вулканических пород тут же смыло дождем на землю, но те, которые полегче, висели в воздухе, закрывая собой солнце. Температура упала. Воздух остыл, и небо не могло больше удерживать в себе накопившиеся массы воды.

И хлынул дождь по всему миру. И он шел и шел.

В принципе, все происходящее с планетой носило благотворный характер. Похожий на творенье Франкенштейна Мир сам старался собраться по кусочкам, чтобы обрести новое равновесие: в воздухе, в воде и на земле. Но боль, возникающая в процессе его исцеления, грозила гибелью всему, что боролось за жизнь, как растениям, так и животным.

Но Ту-которая-ищет не волновало будущее. Для нее существовало лишь настоящее, и ее настоящее насквозь промокло страданиями от заточения в жестокой клетке и кислотным дождем, который не переставал хлестать ее. Когда дождь стал просто невыносим, Та-у-которой-крепкая-хватка укрылась от злых капель в объятиях матери, Та-которая-ищет склонилась над своим ребенком и подставила свою спину жгучему ливню.

Все еще размахивая мечом, монгол кричал что-то в направлении деревни. Из палаток, вернее, из юрт, поправил себя Коля, набежало больше вооруженных воинов. За ними пришли женщины и дети.

У мужчин были типичные азиатские черты: широкие лица, небольшие черные глаза. Черные как смоль волосы были забраны в хвосты. Некоторые носили на голове повязку. На монголах были мешковатые серовато-коричневые штаны, которые они заправляли в сапоги, либо не заправляли, если были босиком. Детишки смотрели на пришельцев широко открытыми глазами, полными любопытства.

Местные жители выглядели решительными и сильными. С угрожающим видом воины окружили ослабленных долгим пребыванием в невесомости космонавтов плотным кольцом. Коля старался удержаться на ногах. Его всего трясло. Обезглавленное тело Мусы, из которого вытекали последние капли крови, продолжало лежать у корпуса «Союза».

Убийца Мусы подошел к Сейбл, и она пристально на него посмотрела. Бесцеремонно он схватил ее за грудь и сдавил.

Женщина не шелохнулась.

— Господи, ну от него и несет, — сказала она.

Коля услышал в ее голосе нотки тревоги, что выдавало в ней страх, который она пыталась утаить, стараясь казаться непоколебимой. Но монгол отошел от нее.

Воины начали о чем-то совещаться, то и дело бросая взгляд на космонавтов, на «Союз» и парашютный шелк, который неуклюже распластался в степной зелени.

— Знаешь, о чем они говорят? — сказала Сейбл шепотом. — Тебя они сейчас убьют, а со мной позабавятся и потом тоже убьют.

— Старайся не показывать виду, что тебе страшно, — посоветовал Коля.

Внезапно повисшую в воздухе напряженность разорвал пронзительный крик. Маленькая девочка лет пяти, с лицом круглым, как пуговица, притронулась к поверхности корпуса «Союза» и в ту же секунду отскочила от нее с обожженной ладонью.

Все как один монгольские воины зарычали. Убийца Мусы приставил к Колиному горлу меч. Его рот был открыт, глаза были маленькими, и Коля почувствовал запах мяса и молока в его дыхании. Неожиданно весь мир вокруг него стал очень живым: он четко чувствовал запах животных, идущий от стоявшего перед ним воина, аромат выпаленной солнцем степи и даже стук собственной пульсирующей крови, отдающийся в уши. Неужели этому суждено стать его последним воспоминанием перед тем, как он отправится в темноту вслед за Мусой?

— Даругхачи, — произнес вдруг Коля. — Тенгри. Даругхачи.

Глаза монгола округлились. Он отступил, но продолжал держать меч поднятым, и разговор с соратниками возобновился, правда, теперь воины смотрели на них с еще большей враждебностью.