— Да, — сказал Редди. — Ужасная жестокость времени.

— Это больше, чем жестокость, — возразил Евмен. — Это — высокомерие.

От понимания эмоций царского секретаря Байсезу отделяли переводчик де Морган и двухтысячелетняя эволюция языка тела. Но снова ей показалось, что внутри эллина пробуждается холодная ярость.

Внизу, у основания пирамиды, раздался громкий голос: македонский офицер звал Евмена. Поисковому отряду удалось обнаружить одного вавилонского жителя, который прятался в храме Мардука.

Местного жителя привели к Евмену. Широко раскрытые глаза на чумазом лице говорили о том, что он ужасно напуган. Двум могучим воинам пришлось подтащить его к царскому секретарю. Мужчина был облачен в одежды из тонкой ткани ярко-голубого цвета, с вшитыми золотыми нитками. Когда-то его лицо и голова были начисто выбриты, но теперь всем была видна черная щетина. Кожа его была грязной. Когда его подтащили ближе, Байсеза отшатнулась, почувствовав идущий от него резкий запах мочи.

Чувствуя приставленные к своей спине острия коротких мечей, человек заговорил быстро, но непонятно и на древнем языке, который никто из представителей будущего не понимал. Офицеру, который его нашел, хватило ума отыскать в лагере македонцев воина-перса, который понимал этот язык. Так слова вавилонца переводились сначала на древнегреческий для Евмена, а затем на английский для Байсезы и остальных.

Хмурясь, де Морган переводил неуверенно:

— Он говорит, что он — жрец богини… имени не разберу. Он остался один в храмовом комплексе, когда другие в конце концов ушли. Он был слишком напуган, чтобы уйти вместе с ними. Он пробыл здесь шесть дней и шесть ночей… у него не было еды и… воды, кроме той, которую он пил из священного источника богини…

Евмен раздраженно щелкнул пальцами.

— Дайте ему еды и воды, — приказал он. — Заставьте его наконец рассказать нам о том, что здесь произошло.

Постепенно жрец выложил им свою историю, время от времени прерываясь, чтобы с жадностью засунуть себе в рот очередной кусок.

Конечно же, все началось со Слияния.

В ту ночь жрецов и прочих служителей храма разбудил душераздирающий вопль. Некоторые из них выбежали на улицу. Было темно, и они увидели, что звезды были не на своем месте. Вопль издавал служивший при храме астроном, который наблюдал за планетами — странствующими звездами, — как делал это каждую ночь еще с того времени, когда был мальчиком. Но неожиданно его планета исчезла и все созвездия сдвинулись в небе. Именно из-за потрясения и отчаяния астроном начал будить своими криками всех в храме, да и в городе тоже.

— Естественно, — пробормотал Абдикадир. — Вавилонские астрономы тысячелетиями вели тщательные наблюдения неба. Их философия и религиозные взгляды строились на великих небесных циклах. Я не ошибусь, если предположу, что менее искушенные в этом деле люди были так напуганы, что…

Но психическая травма астронома, которая была понятной лишь духовной элите, оказалась лишь предвестником беды, потому что на следующий день солнце опоздало взойти на шесть часов или больше. Но к тому времени, когда оно все же появилось, странный горячий ветер захлестнул город и с неба стал падать дождь, раскаленный соленый дождь, которого никто не знал прежде.

Люди, многие из которых все еще были в своем ночном одеянии, ринулись в культовый район города. Кто-то бежал в храмы и требовал, чтобы ему показали, что почитаемые ими боги не покинули их в этот самый странный рассвет в истории Вавилона. Другие всходили на зиккурат, чтобы посмотреть, какие еще перемены принесла им эта ночь. В то время царя — Байсеза не поняла, говорил ли жрец о самом Навуходоносоре или о его преемнике — в городе не было, и некому было восстановить порядок.

И тогда стали приходить пугающие вести о том, что западные районы стерты с лица земли. Там проживало большинство населения Вавилона, поэтому, услышав об этом, жрецы, советники, придворные фавориты и прочие высокопоставленные лица, которые остались в восточной части города, пришли в неописуемый ужас.

Последние крупицы порядка исчезли, и толпа ворвалась в храм самого Мардука. Те, кому удалось силой пробиться внутрь, бежали в самую дальнюю залу, и когда увидели, что стало с самим Мардуком, царем древних вавилонских богов…

Жрец был не в состоянии закончить предложение.

После последнего потрясения по городу поползли слухи, что восточная часть города будет так же обращена в пыль, как и западная.

С громкими криками люди отворяли ворота настежь и бежали из города прочь. Даже советники, военачальники и другие жрецы ушли, оставив этого несчастного одного прятаться в дальнем углу своего оскверненного храма.

Продолжая жадно жевать, жрец стал описывать ночи после происшедшего. Он слышал, как в городе орудуют мародеры, горят дома, раздается пьяный хохот и даже крики. Но когда с наступлением дня он находил в себе мужество высунуть нос за ворота храма, то никого не видел. Было ясно, что сбежавшее население исчезло в сухих, бесплодных пустошах, простиравшихся за возделанными землями, где их ждала смерть от жажды и голода.

Евмен приказал своим людям вымыть и переодеть жреца, чтобы потом он мог его явить взору императора. Затем он сказал:

— Этот жрец говорит, что древнее название города звучит как «Врата Богов». Что ж, в подходящий момент эти врата оказались открытыми… Идемте.

Широким шагом грек пошел вперед.

Остальные поспешили за ним.

— Куда это мы идем? — спросил Редди, тяжело дыша.

— А что, разве не ясно? В храм Мардука, естественно, — ответила ему Байсеза.

Храм, который представлял собой величественное строение в форме пирамиды, напоминал что-то среднее между собором и зданием администрации. Быстро шагая по коридорам и поднимаясь с этажа на этаж, Байсеза миновала огромное множество комнат, каждая из которых была искусно украшена: алтари, статуи, фризы, а еще здесь были посохи, богато украшенные ножи, головные уборы, музыкальные инструменты, похожие на лютни и сакбуты, и прочие предметы, назначение которых осталось для нее загадкой. Здесь даже были маленькие повозки и колесницы. В некоторых из глубоко расположенных комнат не было окон, поэтому их освещали масляные лампы в нишах стен. В воздухе сильно пахло ладаном. Были здесь также видны и следы небольшого ущерба: выбитые с петель двери, разбитые горшки, сорванный со стены гобелен.

— Без сомнения, это место служит для поклонения не одному богу, — сказал Редди. — Это просто какая-то библиотека для поклонения. Еще один пример кричащего политеизма!

— Я едва различаю богов среди всего этого золота, — сказал де Морган. — Вы только посмотрите, оно повсюду…

— Однажды я ездила в Ватикан. Там все было как здесь: куда ни глянь — всюду роскошь, от которой начинает резать в глазах и ты перестаешь видеть детали.

— Да, — согласился с ней Редди. — А все из-за той странной власти, которую имеет религия над разумом человека… и богатств, накопленных древней империей.

Им снова попались на глаза следы мародерства: разбитые двери, несколько углублений в тех местах, где, вероятно, были вмурованы драгоценные камни. Но казалось, что все это делалось в нерешительности.

Зал Мардука располагался на верхнем этаже храма. Гости из будущего были потрясены, когда обнаружили, что он был разрушен.

Позже Байсеза узнала: чтобы отлить гигантскую статую верховного божества, которая раньше здесь находилась, понадобилось двадцать тонн золота. В тот раз, когда Евмен был в Вавилоне, он посетил храм, но статуи не обнаружил: за несколько веков до Александра персидский царь Ксеркс разграбил храм и увез с собой золотое изваяние вавилонского бога. На этот раз статуя была на месте, но была полностью уничтожена, расплавлена в лужу сверкающего на полу шлака. От чудовищного жара со стен сошло красочное покрытие, обнажив голые кирпичи. Байсеза увидела фрагменты пепла, который раньше был гобеленом или ковром. От статуи Мардука осталось только ставшее мягким и округлившееся основание, на котором были видны еле заметные могучие стопы изваяния.