— Такова наша судьба.

— Раньше ты говорил, что любишь. А сейчас говоришь: судьба.

— Ничего изменить нельзя.

— Нельзя говорить: судьба; нужно говорить: сила судьбы… сила судьбы…

Гленд заснул.

После того как звездолет вошел в режим свободного полета, капитан «Гермеса» командор Рэм Хартли передал управление автомату и устало вытянулся в кресле.

Неплохой, «мягкий» старт, черт возьми! Как он устал от глупой суеты при подготовке и погрузке. Неплохо бы отдохнуть и взбодриться.

Но как?

Приказав второму пилоту занять свое место, Рэм направился в бар. Там было непривычно темно и пусто: спецрейс — не для туристов.

Робот-бармен одиноко торчал на своем рабочем месте за стойкой. Работы у него не будет весь рейс, но это его не трогало. Хартли приказал приготовить коктейль, сел и стал смотреть в пустой зал.

Поглядели бы на него сейчас эти важные господа из Совета. Командор Рэм Хартли, командир звездолета, находящегося в спецрейсе, сидит в баре и пьет водку. Какой ужас! Проклятые интелли, жирные и самодовольные.

Он повернулся к залу спиной и проглотил коктейль. Велел приготовить еще.

Ржавая лоханка еле движется. Тоже осуждает. Да, не повезло. Осталось два рейса до пенсии и — на тебе: спецрейс. «Какой корабль лучший? „Гермес“. — Какой капитан опытнейший? — Командор Рэм Хартли». Доверили какие-то мозги. Вези и не растряси. Один член провожал, два члена встретят. А старый хрыч залез в «берлогу» и заснул. Тормозни он покрепче, раздави нечаянно эти мозги — выгонят за два рейса до пенсии без выходного пособия, могут и посадить. Никто не посмотрит, что он честно и без аварий прослужил триста восемьдесят лет по земному исчислению.

Он выпил еще. Приказал роботу отдать бутылку и отправляться к черту. Потом спохватился, робот может понять буквально, и отменил приказ. Приказал идти на кухню и перемыть всю посуду до последней ложки.

У временного пульта скучали двое дежурных.

Шимановскому эти однообразные наблюдения казались бессмысленными. Профессор был прав: зачем наблюдать, если вмешаться нельзя?

Интереснее было бы везти, не наблюдая, а потом вскрыть и посмотреть, что получилось.

Клюге раздражал этот дурацкий пульт, перед которым его посадили. Разве это работа, разве это пульт? Четыре экрана, следящие за восемью примитивными мусорщиками. Это они называют вахтой!

— А зачем вы тащите «Малыша» на Диону? — спросил Клюге. — Насколько я знаю, он — робот-«Следопыт», а Диона — давно обжитая планета.

— Так решил Совет. Последняя проверка перед «сверхдальней». «Малыш» будет управлять погодой на Дионе, должен проявить себя самостоятельным парнем.

— Один робот барахлит, — Клюге постучал по экрану. — Все показывают одно, а он — другое. Ошибается на доли градуса. Раньше показывал как все.

— Может быть, стена, у которой он стоит, нагрелась?

— Можем проверить, приказать ему отойти от стены.

Клюге послал приказ.

— То же самое. Даже немного больше. Но сейчас еще регистрирует аммиак в воздухе, правда, ничтожную долю. Да и углекислого газа здесь немного больше, чем везде. Но атмосфера должна быть везде однородна. За этим следят кондиционеры. Явно сломался. Отключим?

— Постой, — Пол раздумывал. — Мне тут пришло кое-что в голову. Конечно, атмосфера там должна быть однородной. Это верно. Но это после того, как газ растечется по всему объему и поглотится кондиционерами. А до того? Газ должен истекать из какой-то точки, состав воздуха около нее должен быть иной, чем везде. Робот, оказавшийся рядом, зарегистрировал это. А что у нас является источником температуры, углекислого газа и аммиака одновременно? Живое существо!

— Дышит, — Клюге побледнел. — Углекислый газ прибывает толчками. Постой, а это не ваш «Малыш»?

— Он находится в другом месте, в центре зала. Кроме того, продукты распада выделяются у него не через легкие, он не дышит так, как мы. А это не крыса? У вас на корабле есть крысы?

— Раз корабль, значит, должны быть корабельные крысы? — Клюге разозлился. — Умник нашелся! Да тут — одно железо. Как им выжить?

— Давай подвинем робота ближе к источнику.

После долгих маневров робот уперся в стену из ящиков. Но отклонения в показаниях датчиков стали максимальными.

— Как жаль, что у роботов нет зрения! Мы не увидим, что там.

— Зато у них есть датчики запыленности объема. Они прощупывают пространство слабыми ультразвуками. — Клюге смотрел на бегущие колонки цифр.

— Вот сейчас вполне определенно можно сказать, что робот стоит перед ящиками. Но в ящиках есть узкая щель.

— И что-то живое забилось в эту щель. Что же нам делать?

— Наверное, доложить кому-нибудь; Совету, твоему профессору, моему командору. Откуда я знаю?

— Мы же вместе следили за погрузкой. Мы не могли пропустить туда ничто живое.

— Совет нам беспокоить не стоит, — продолжал Клюге. — Твой профессор спит и пускай себе спит. А вот мой командор, пускай он выпутывается. Он тертый мужик, что-нибудь придумает. Сейчас он наверняка в баре. Накачивается спиртным. Пойду приволоку его. А ты сиди тихо и не поднимай паники.

Так он и думал: что-нибудь должно было случиться. Глупое и неприятное. Проклятый спецрейс! Рэм ничего не понимал в бегущих на экранах цифрах, но верил тому, что говорили ребята. Что-то там есть, живое, дышит, сопит, возится и потеет. Там, где никого не должно быть, кроме драгоценного мозга. Это было концом. Можно было садиться и писать прошение об отставке перед самой пенсией. Он с трудом взял себя в руки.

— Вы никому больше не говорили об этом?

— Нет.

— Ведется ли какая-нибудь запись в пульте?

— Никакой.

— Хорошо, попробуем справиться сами и без лишней огласки. Ясно?

— Да, сэр.

— Что у нас в активе? Незрячие медленные мусорщики, которыми мы можем управлять. Самое худшее в том, что мы не знаем, с кем будем бороться, мы его не увидим и не услышим.

— Может, снять пломбы иголкой? — неуверенно предложил Клюге. — А потом поставить.

— На электрический стул захотел? Не найдем ли мы еще какой-нибудь лазейки в отсек? — на Хартли снизошло пьяное вдохновение. — Думай, Клюге! Ты готовил отсек?

— Какая лазейка в железном ящике? Раньше там была кают-компания. Я убрал внутри все лишнее: перегородки, проводку, мебель. Снял все со стен.

— Соединялась кают-компания с кухней?

— Я сам заварил этот люк.

— Куда выбрасывался мусор?

— В мусоропровод… — Клюге запнулся. Я про него забыл. Но он очень узкий, человеку или роботу в него не пролезть. Кроме того, он упирается прямо в конвертерную «топку». Проникнуть по мусоропроводу в отсек никак невозможно.

— Невозможно туда, а оттуда? — Хартли от возбуждения заходил перед пультом. — Не понимаете? Мы не можем проникнуть туда, но мы можем загнать это живое в мусоропровод при помощи мусорщиков.

— Тогда оно сгорит в «топке».

— Тем лучше.

— Но как нам это удастся, как оно себя поведет? Мы не знаем, кто это.

— А я знаю, — Рэм остановился и торжественно обвел их взглядом. — Собака! Тот самый пес, который пропал при погрузке.

Когда Том второй раз наткнулся на сердитого старика, он испугался еще больше и спрятался между ящиками. Куда запропастилась эта псина? Если она сунется под ракету, то сгорит при старте. Или ее задавит кар. Или, еще хуже, забежит в звездолет. Тогда его выгонят, изобьют, посадят, сделают что-нибудь еще.

Он слышал, как у ящиков остановились двое рабочих.

— Давай перекурим здесь, пока никто не видит.

— Давай. Не знаешь, куда направляют этот лом?

— На Диону. Не был там? Говорят: чудесный климат, фермы, коровы, рыбалка.

— Странно, ради какой-то сотни ящиков гонять такой звездолет, как «Гермес».

— Им нужен «мягкий» старт, без перегрузок. В этих ящиках какие-то мозги. Вот и гоня ют нас на погрузку.

— Слышишь, как мастер старается, орет. Говорят, что этот старик — член Совета.