Мы долго обшаривали остов машины изнутри, потом лазили вокруг по кустам. От Петрова не осталось никаких следов. Профессор был озадачен и бормотал себе под нос: — Его не могло разорвать в пыль или отбросить на милю. Он не мог сгореть дотла…

Что-то должно от него остаться… Я должен убедиться…

Мы возились долго. Потом, когда восток стал светлеть, от поисков пришлось отказаться.

Мы вернулись к машине, которую я угнал для «дела», она была спрятана поблизости. Босс был подавлен и молчал. Мне тоже было не до разговоров из-за усталости и голода.

Когда мы расставались в городе на пустыре, он сказал мне:

— Меня не ищи, а звони вот по этому телефону каждый второй день недели.

Я внимательно посмотрел ему в глаза, беря листок с номером. Надеюсь, он понимает, что если не заплатит, то я буду иметь моральное право воспользоваться дробовиком? По тому, как он заморгал, я догадался, что понимает.

Когда на следующий день я цозвонил ему, никто не подошел к телефону. А вечерние газеты сообщили о таинственном исчезновении видного ученого, профессора, директора университета и т. д. тов. Петрова Н. С. Найдена его взорванная машина. По мнению экспертов, в момент взрыва Петрова Н. С. в машине не было, она была пуста. Полиция полагает, что тов. директор был похищен, а машину взорвали потом, чтобы пустить следствие по ложному пути и т. д. и т. п. Я не стал читать дальше и звонил профессору по несколько раз в день.

Дальше — больше. Стали исчезать видные ученые, политики, а проклятый старикашка не поднимал трубку целую неделю. Наконец, когда я уже собирался откопать и почистить дробовик, я услышал в трубке знакомый носовой голос:

— Это ты, юноша? Поздравляю. Полная победа!

— Какая победа? — не понял я. — Как с моими деньгами, босс?

— Они у меня, приезжай хоть сейчас! Я хотел сказать, что они бегут, как крысы. Понимаешь? Один за другим. Мы с тобой их спугнули.

— А разве вы их не…?

— Нет, я их не трогал. Они сами чуют, что спокойная жизнь для них закончилась. Повальное бегство! Мы с тобой подтолкнули лавину.

— Куда же они бегут?

— Не знаю. На небо, в прошлое, в будущее. Ясно, что настоящее их больше не устраивает. Главное, что нашлись смелые люди, вставшие у них на пути.

— Люди? Вы сказали: люди? — У меня все перевернулось внутри от подозрения.

— Ну да. Люди — мы с тобой, — бодро отвечал профессор. — Когда тебя ждать?

— Ровно через час, — ответил я и опустил трубку.

А через полчаса я, получив деньги, сидел в кузове случайного грузовика и удалялся от города, от босса с его борьбой за прогресс со скоростью сто километров в час.

«Вставать на пути» ассоциации «временщиков» мне не хотелось. Во мне, видите ли, тоже проснулось это самое предчувствие.

А через месяц я случайно прочитал на последней полосе: «Последнее из серии таинственных исчезновений. Пропал без всяких следов известный в прошлом ученый, профессор Авирк. Пропавший вел в последнее время бродяжнический образ жизни и т. д.» Мне стало жаль старика. Я был. наверное, единственным, кто пожалел его.

Да, а потом «временщики» вернулись, все до единого. Это была шутка с их стороны или демонстрация, сейчас все они благоденствуют.

Один Авирк не вернулся.

Прошло время, я живу в другом городе, женился, работаю в конторе. В чужие дела не лезу и вообще стал порядочным. Научился избегать неприятности, у меня на них — чутье.

Вот только объявились вдруг застойные годы, а потом экономический кризис, — .черт бы его взял, — и инфляция съела все деньги, заработанные непосильным трудом наемного убийцы.

И откуда что взялось?

— Проверь-ка еще раз маяк-ответчик, — сказал Бон, и я нажал на кнопку. Огонек на пульте ожил и замерцал. — Порядок! И, ради всего святого, когда его включишь, постарайся быть на гребне, а не в трещине. Иначе я тебя в этом хаосе не найду!

Я молчал, не спеша проверяя лучемет и нехитрый охотничий набор, потом обернулся к нему: — Попробуй не найди, тогда я тебя и на орбите из этой штуки достану! — И покрутил лучеметом у него перед носом.

— Ладно-ладно, — пробурчал он с кислым видом. — Выметайся, и ровно через два часа — здесь, на этом самом месте. Понял?

Я закрыл гермошлем и вышел через буферный лифт из ракеты. Сделал несколько шагов и оглянулся. Бон, освещенный, как рыба в аквариуме, из-под прозрачного колпака подавал мне знаки, чтобы я отошел подальше.

Я пробежал сотню метров и спрыгнул в какуюто траншею. Тут же все вокруг залил зеленый свет от заработавших ионных двигателей и в наушниках затрещало. Я выключил рацию.

Когда я поднялся из траншеи, ракета Бона была уже желтым пятнышком в коричневом небе Цереры. Я осмотрелся, картина была мрачноватой, в красно-черных тонах. Местное солнце красного цвета било. от горизонта прямо в глаза, великое множество хлама под ногами и йдобавок пониженная тяжесть мешали передвижению.

…А все началось недели две назад, когда мы сидели с Боном у меня в каюте и отмечали конец рейса.

— Хорошо бы отдохнуть сейчас… встряхнуться, — сказал Бон, я кивнул в знак согласия — после тяжелого рейса мысль об отдыхе одолевала всех.

— Ты говорил, Степной Волк, что у тебя в роду были охотники?

Я снова кивнул, хотя и не помнил, чтобы это говорил.

— А не хотел бы ты поохотиться?

Я снова кивнул, но заметил, что мой лоб в опасной близости от тарелки и вскинул голову: — Как поохотиться?

— Как предки. Пиф-паф!

— Шутишь! Все оставшиеся животные взяты под персональную охрану.

— А внеземные?

— Ха! Общество охраны внеземных культур, забыл? Подстрелишь птичку, а она окажется разумной! Вот тебе и каторга…

— Постой, а если на эту птичку вердикт еще не распространяется?

— Быть такого не может!

— Ну, скажем, открыли недавно, а бюрократическая машина еще не сработала, именного вердикта еще нет…

— Но вердикт имеет обратную силу. Мы нащелкаем их там сколько душе угодно, а потом нас накроет инспекция с новым вердиктом в руках… Нет!

— Постой! Да там просто роботы, колония старых роботов. Поэтому так и тянут с вердиктом, не знают, куда их отнести, к какому параграфу. Понял, Степной Волк?

— Это другое дело. А где это?

— Церера, планета-свалка, слышал?

— Знаю, что там ремонтно-сборочные станции Сектора Б. А почему свалка?

— Станции там известные, не одну сотню лет насчитывают. Но они — на орбите, понимаешь? Хламу после ремонта всегда остается много, при подлете на орбите мешает. Вот и стали сбрасывать вниз, придавая ускорение, хорошо, что планета необитаема, стерильна, можно сказать. Ну бросали сто, двести лет. А там кислорода нет, ничего не ржавеет и не портится. Вот и образовалась планета-свалка. Понял?

— Понял. Но, насколько я знаю, эти станции сейчас заброшены.

— Верно. Была там темная история. Ты про безумную Берту слышал? Нет? Одна из автоматических станций «свихнулась», сошла с орбиты и стала таранить подлетавшие корабли. Пока ее сбили, она успела нарушить почти все надпространственные связи.

— А дальше?

— Дальше ремонтная база Сектора Б заглохла: надпространственные связи восстанавливать — дорого, а Сектор Б уже почти исследован. Оставшиеся станции законсервировали. Ну, а потом на самой планете завелись… от мусора эти… роботы. Толком их никто не видел, и что делать с ними, никто не знает…

— А как завелись? — От длинной речи Бона меня потянуло в сон. Самосборка, запчастей достаточно. Да ты не спи, постой! Я с трудом сел прямо за столом и стал соображать: — Но в Сектор Б трудно попасть. Сначала таможня Внеземелья, потом разрешение на зону, затем — право парковаться на замороженных станциях…

— Я все сделаю, Волк. У меня — связи. Понимаешь? Я высажу тебя прямо на Цереру, это моя забота. И подожду тебя на орбите, пока ты их щелкаешь, потом заберу. Идет?

— А сам ты какой интерес имеешь?

— А-а, ну, допустим, я тебя люблю.