- Ну что ты? - он сердился на неё, дрожа от только что пережитого шока. Чувствовал себя одновременно сильным, способным защитить, и слабым, растерявшимся перед напором её горя. - Ты же могла упасть! Там, внизу, острые камни!
- Я знаю, - всхлипывала она. - Пусть. Все равно, я не могу так больше.
- Что ты не можешь?
- Не могу так больше жить. Колючка... ох, Дже, я его ненавижу!
- Кого?
- Роберта! Я ненавижу его! Его запах, и то, как он ест, и как потеет под мышками, и как чавкает по время еды, и как по ночам пускает слюни в подушку - меня от него трясёт! Я так старалась его полюбить, обманывала себя - но ничего не получилось. И таблетки любви эти не помогают уже. Хотя, я думаю, это просто что-то для потенции. Зачем они их нам дают вообще? Нам же не по девяносто лет!
- Выброси их, - сказал Джереми. - Они опасны. Когда я лежал в больнице, то подслушал один разговор...
Он попытался, но не смог вспомнить, что именно говорили о редомицине врачи.
Вилина шмыгнула носом и вытерла слезы тыльной стороной ладони.
- Когда ты пропал, ну, после того, как Роберт тебя ударил, мне было так страшно и тоскливо, и так тебя не хватало... Как будто солнца совсем не стало - так все темно и пусто сделалось. Ты - мой единственный друг. И никто не мог сказать, что с тобой случилось. Никто не знал, куда ты исчез, ни Хайли, твой приятель, ни Мэйли. А Фреттхен с Верхаеном отстранили нас с Робертом от медитаций и назначили "семейную терапию". Промывание мозгов, Джереми. Мы должны были каждый день ходить на сеансы к ним в кабинет, и они вдвоем вынимали из меня душу. Роберт только хмыкал да поддакивал. А мне задавали кучу вопросов, кучу, просто кучу, таких унизительных - она заплакала еще сильнее и начала захлебываться слезами.
- Ну, перестань, Вилина, ну что ты, - он неуклюже обнимал её за плечи и прижимал к себе, чувствуя, как футболка на груди становится мокрой от слез. - Всё позади, я с тобой!
- Они сказали, что твоя судьба зависит от моего поведения. Что если я не исправлюсь и не перестану огорчать Роберта, тебя отправят на материк, и я тебя никогда в жизни больше не увижу!
- Бедная моя, девочка, - она казалась ему такой маленькой и беззащитной, что хотелось защитить её от всего мира.
- А он как осатанел! Я ему в лицо кричу - я тебя ненавижу! А он... прости, Дже, я не могу об этом... А помнишь, ты грозился угнать катер и увезти меня отсюда?
- Хочешь убежать из Эколы?
- А ты нет?
- С тобой - да! Только с катером ничего не получится, они все на цепи. А у меня нет ключа. Но мы можем уйти пешком.
- Сейчас? - в мокрых от слёз глазах загорелась надежда.
- Да! Уж если уходить, то лучше поторопиться, пока Роберт не отправился тебя искать.
- Он не будет меня искать. Он уже взял своё сегодня, а на остальное ему наплевать.
- Тупой болван!
- Раньше он таким не был...
- Ты уверена?
- Не знаю, Дже, - вздохнула Вилина. - Я уже ничего не знаю и ни в чём не уверена. А как мы пойдем?
- Как подвозят еду, по грунтовой дороге. Думаю, она должна привести нас куда-нибудь, в какой-нибудь город.
Он помог ей подняться, взял за руку и, озираясь по сторонам и прислушиваясь, повёл к детским корпусам. Вилина осталась дожидаться его на скамейке у акации, куда не проникал свет фонарей. А Джереми проскользнул в свою комнату за свитером для себя и джинсовой курткой - для спутницы. Ему казалось, что на материке должно быть холодно - гораздо холоднее, чем в Эколе.
За детским городком, погруженным в глубокий сон, беглецы обогнули квартал работников. В его окнах кое-где теплились огни, смутные, как звезды на облачном небе. За тюлевыми шторками двигались черные силуэты.
"Вот бы люди на материке были похожи на этих работников, - подумал Джереми. - Трудолюбивые, добрые, простые. Я смог бы среди них жить. И даже стать счастливым... Если Вилина будет со мной".
В глубине души он понимал, что идеализирует обитателей рабочего квартала, но так хотелось видеть хоть в ком-то пример для подражания. Ведь обязательно надо во что-то верить, кого-то считать хорошим. Особенно когда тебе шестнадцать лет, а тебя уже обокрали - больше чем на полжизни.
Не доходя до последнего корпуса и левее кирпичного лабиринта, Джереми и Вилина свернули на широкую грунтовку. Их никто не остановил. Поселок кончился внезапно, как обрывается в океан скалистый берег - а за ним простиралась темная, поросшая колючками степь. Навстречу беглецам накатывала горькая теплынь. Здесь, за пределами Эколы, не пахло цветами, а только сухой травой, землей, и почему-то жжёной резиной.
Они пытались говорить - тихо, как всегда говорят люди ночью и в незнакомом месте - но ветер подхватывал шёпот, уносил его прочь, так что они плохо слышали друг друга.
-... представляешь, какой переполох начнется, когда они нас хватятся! - в голосе Вилины смешались страх и радость.
- Да кто их знает, может они только обрадуются, что от нас избавились.
Вилина ступала легко - впервые за много дней - словно сбросила с плеч непосильный груз, а некоторая надломленность походки только придавала ей женственности. Но её сил хватило ненадолго. Очень скоро гладкая, утоптанная, вернее, укатанная шинами дорога сменилась колдобинами, плохо различимыми в неверном ночном свете, и Вилина начала спотыкаться. Раз, другой... Жалобно ойкнула, ухватив спутника за рукав и почти повиснув на нём, отчего свитер натянулся - и сдавил Джереми горло.
- Колючка! Тут какие-то камни! Я ногу подвернула!
- Идти можешь? - забеспокоился он, поддерживая подругу и свободной рукой ослабляя ворот.
- Болит... Да, вроде могу, если не очень быстро, - прихрамывая, Вилина заковыляла дальше. - Но, чудно - как здесь могут ездить грузовики? У них бы колеса отвалились на такой дороге. Тебе не кажется, что мы не туда свернули?
- Да нет, - ответил он не очень уверенно, - тут некуда свернуть.
Но, словно в доказательство её слов, вдали проплыл туманный огонек.
- Видишь! Шоссе там!
Джереми вгляделся в рябую серость, зыбкую и более светлую, чем лежащая перед ними степь. От ее переменчивости заломило глаза.
- Нет, это океан.
Действительно, в том месте, где они оба очутились, полуостров сужался в узкий перешеек. Степь съеживалась, теснимая водой, а дорога точно обращалась в мост. Слышно было, как бьются волны о прибрежные скалы, глухо и монотонно; и веяло морскими ароматами, которые не спутать ни с чем в мире: йодом, вялеными на солнце водорослями, рыбой, гниющими мидиями, чистотой и свободой. А ещё - бесконечностью, простором, какого не встретить на суше, а только в небе или в океане.
Стало прохладнее, и Вилина плотней запахнула куртку.
- Где мы, Дже? Мы что, ходили по кругу и вернулись в Эколу?
- Нет. Погоди, как нам объясняли в школе? - Джереми прикрыл глаза, чтобы легче было вспоминать, и процитировал. - Полуостров, на котором расположена Экола, имеет форму кувшина, который узким горлышком соединён с материком. Как-то так. Если это правда, то мы почти у цели. На этом самом горлышке, в двух шагах от материка.
- Наконец-то! - обрадовалась Вилина. - Наверное, теперь и до города недалеко? А знаешь, я почему-то очень смутно помню школьную программу. Учителей, названия предметов... а что по ним проходили, понятия не имею. Хотя была отличницей. И лет не много прошло, а пытаюсь вспомнить и не могу. Странно, правда?
"Конечно, ей двадцать один год, значит, она не училась в Эколе! - догадался Джереми. - Фальшивая память - поверхностна".
- Вилина, - произнес он, чувствуя себя неожиданно взрослым и умным, прозревшим, который ведет за руку слепую. - Это не странно, нет. Я тебе потом расскажу, в чём дело. Всё совсем не так, как ты думаешь.
- Какой ты загадочный и важный, Колючка... - она устало улыбнулась и, как раньше, кажется, целую вечность назад, легким движением взъерошила ему на затылке волосы - снова превращая в глупого мальчишку. - Да говори уже!