- Это была самая жуткая медитация в моей жизни, - проговорил он медленно и вздрогнул. От воды словно потянуло холодом, хотя день стоял знойный, и от камней поднимался жар. - Знаете, парни, я только теперь понял, как это опасно...
- Медитировать? - недоверчиво переспросил Хайли. - Да ну, брось. Ничего опасного в этом нет. А ты, Дже, часом не того...? Умом не тронулся? Радуга в клетке, искусственная память... Все девчонки, наверняка, вязали кукол и делали им глаза из пуговиц. И Болонка, и Вилина, и мало ли кто ещё. А пацаны играли на пляже, искали красивые камешки. Что тут такого? Нет, ты точно не в себе. Может, тебе в амбулаторию сходить? Провериться?
- Да иди ты... сам проверяйся. Языки он вспоминает... иностранные.... Тоже мне, вундеркинд нашёлся!
- Парни, ну, ладно, а? - Боб не любил ссор и перебранок. - Было бы из-за чего ругаться!
- Ну как ты не понимаешь, Хайли! - Джереми снова пошёл в атаку. - Дело не в играх, и не в куклах, и не в радуге, и не в Рамоне, который строил Эколу три года назад - а во всем сразу. Вот и языки эти - нельзя вспомнить то, чего никогда не знал! Слишком много всего непонятного наверчено, такого, что не спишешь на простое совпадение. Но главное, нам внушают, что мы здесь родились, а я помню другое - кусочки жизни вне Эколы. Помню, как меня топили в ванне, и как спал на улице, под дождем, и женщину с седыми волосами.
- Работницу?
- Нет. Таких, как она, здесь нет и быть не могло...
Он и сам толком не понимал, что было не так с той женщиной, но чувствовал, что она - единственная. Отдельная. Страшная и в то же время родная. Она и Экола словно представляли собой две параллельные вселенные, которым никогда - и в самых дерзких мечтах - не пересечься, потому что они взаимно исключают друг друга. Вот как это ощущалось.
Хайли задумчиво хмурился и, выбирая с пляжа плоские камешки, кидал их навстречу волнам.
- Дже, а может, ты, и правда, родился не в Эколе, как все, а где-то ещё? Может, ты сюда маленьким попал? Тогда все сходится.
- Ничего не сходится, - угрюмо возразил Джереми. - Если бы всё было так, как ты говоришь, Хорёк бы так мне и сказал. А раз он наврал, значит, ему есть, что скрывать.
- Да что ему скрывать? Не обижайся, дружище, но это паранойя. Ты со стороны сам себя послушай, это же бред какой-то!
Боб неожиданно воодушевился:
- Ничего не бред! Я тоже всякое такое помню.
- Что?
Джереми и Хайли - оба повернулись к нему. Торопыга напыжился, как павлин, довольный произведённым эффектом.
- Ну... это... как... такое всякое...
- Сказал "А", говори "Б"! - прикрикнул на него Хайли. - Не тяни резину!
- Это... помню - меня рвало сильно... - Боб слегка стушевался. Если он что-то и помнил, то рассказать не умел. Картины прошлого, бледные и нечеткие, как лунные тени, нелегко было извлечь на свет, а извлеченные, они теряли смысл и рассыпались в труху. Такие же аморфные и неуловимые, как решения задачек по математике. - Прямо выворачивало. В какой-то машине.
- В машине? - обалдело переспросил Джереми, - какие тут машины, на полуострове? Ну, хотя, неотложка же есть. Рамона на неотложке увозили.
- Нет, - замотал круглой, ушастой головой Торопыга. - Нет!
- Что, нет? Говори ты яснее! - скривился Хайли и, размахнувшись, зашвырнул камень далеко в океан.
- Это не здесь было.
- А где? - в два голоса спросили приятели.
- Не знаю где. Потом меня на носилках везли - быстро-быстро. И снег на лицо падал. А потом коридоры, коридоры и народу полно.
- Если снег, то точно - не здесь. Если тебе не приснилось, конечно.
- Ну, вы, парни, даёте. Оба! - Хайли покрутил пальцем у виска.
- Может, и приснилось, - пожал плечами Боб. - Значит, меня во сне так рвало. Прямо кишки наружу вот-вот полезут...
- Ладно, - махнул рукой Хайли, - допустим, я вам поверил. И что дальше? Что мы будем со всем этим делать?
- А ты бы что хотел? - пожал плечами Джереми. - Плюнуть и жить, как раньше? Мол, сыты и крыша над головой есть, а больше ничего и не надо? Пусть делают с нами, что угодно? Кто мы, их рабы? Игрушки? Подопытные кролики? Нам показывают мир в каком-то диком, усечённом виде... я хочу знать правду, какой бы она ни была!
- Да погоди ты, - буркнул Хайли. - Не тарахти. Дай мозгами раскинуть.
Он растянулся на гальке, сунув под голову мятую кепку, и закрыл глаза, крепкий и гладкий, как полированная скульптура из черного дерева. Солнце окутало его золотым жаром, океан подступил чуть ли не к самым ступням, грозя унести с собой пляжные тапочки. Если бы не плотно сдвинутые брови, не тонкая вертикальная черточка между ними - рельефная, как засечка на коре, и не пухлые губы, страдальчески изогнутые, можно было решить, что он спит или слушает музыку.
- Глянь, - Боб толкнул Джереми локтем в бок, - Хайли загорает!
- Да ну тебя... не мешай! Видишь - человек думает.
Где-то далеко, как будто в другом мире, вещал репродуктор, и доносившиеся из него строчки вплетались в рокот океана. Казалось, что не местное радио Эколы, а волны пели:
"Мы вкладываем душу
в скульптуру, в песню,
в рисунок, в танец,
но что же делать,
когда душа -
мелка, как лужа"
"Да, это так! - говорил себе Джереми. - Кто бы ни сочинил эту чепуху, он прав. До дна вычерпали память, душу... Осталось что-то мелкое, как лужица на песке. Ведь что такое, по сути, человек? Это его воспоминания. Личность на девяносто процентов состоит из воспоминаний. Кто это сказал? Не важно... Значит, нас лишили самого главного - права быть собой. Кормят, поят, посадили в золотую клетку. Говорят, что мы нужны. Наверное, так и есть, иначе - зачем это всё? Быть кому-то нужным, разве это не счастье? Нет, если платить такой ценой..."
"А вдруг я заблуждаюсь? - подумал он, внезапно устыдившись. - Может, правы ребята, нафантазировал, раздул из мыльного пузыря целую гору. Сам себя напугал. Камешки-сердечки, куклы, радуга, сны... какая ерунда! Почему они должны что-то значить? Нет, они совсем не обязаны что-то значить... И все-таки... и все-таки..."
"Мы, "райские птички", кто же мы такие?"
Лежащий на спине Хайли вдруг провёл рукой по лицу, смахивая с него жар, точно паутину, и резко сел. Вид у него был смешной и сонный, как у вспугнутой совы.
- Ну, вот что, парни, - он смотрел на друзей в упор, маленькими, булавочными зрачками - но Джереми знал, что видит он сейчас плохо, после яркого прямого света все расплывается в глазах. - Сначала нужно проверить догадку Дже. Он ведь может ошибаться, правильно? И когда у нас будут факты, - Хайли растопырил пальцы, точно факты были кольцами, украшавшими его руку, - тогда и решим, что делать.
- Логично, - кивнул Джереми. - А как проверить? Мы же не станем подходить ко всем подряд и расспрашивать о детстве? Это будет странно.
- Нет, конечно. Устроим письменный опрос - вроде как школьный проект, с анкетами, со всем...
- Ты с ума сошел! - Джереми покачал головой. - А что нам Хорёк скажет? У него под носом такое не провернуть, особенно, если он, и правда, что-то скрывает.
- Хорёк? - Хайли задумался. - А что Хорёк? Мужик он, конечно, дотошный, каждой дырке затычка, но за всем не уследит. Я сделаю вид, что сочиняю роман.
- Роман? Ты?!
- Иллюстрированный. Я ведь рисую. Ну, пусть не роман. Повесть, рассказ... Да просто комикс. "Экола в картинках", а? Какая разница. Творчеству в Эколе всегда зеленый свет, а нам главное - собрать материал. Значит, парни, делаем так... - он воодушевился, - до Хорькова компьютера нам не добраться, в библиотеку тоже не сунешься - сразу просекут. Там вечно дежурный учитель бродит, и нос во всё суёт. Так что я набросаю от руки анкету, мы её отксерим в учительской, а потом я буду ходить по классам...
- Твои каракули сам чёрт не разберёт, - остановил его Джереми, - тем более, после ксерокса. Да и мои, по правде говоря, тоже... Может, кого из девчонок попросим?