– А я здесь при чем?
– Это ты рассказал им.
– Не припоминаю такого. Я помню, как Марк Фусберг заехал сюда и попросил прокомментировать эту историю, а я отказался. Конец. Уж не знаю, о чем вы, но в газету ходил кто-то другой.
– После всего, что ты сделал, ты будешь стоять здесь и врать мне в лицо? Совсем стыд потерял, Генри Гуд?
– Я не ходил в газету. И не звонил им. И не просил никого позвонить. Я не имею к этому ни малейшего отношения.
– Они выставили меня круглой дурой.
– Может, потому, что вы дура и есть?
– Прошу прощения?
– Не так давно люди, подобные вам, оправдывали цитатами из Писания рабство. Такие люди никогда не меняются, и вы тоже никогда не изменитесь.
– Я просто пытаюсь следовать учению Церкви.
– Рад за вас.
– Я поступила правильно.
– Аминь!
– Не глумись надо мной!
– Если честно, мисс Стелла, я не хочу разговаривать с вами. Так почему бы вам не уйти? Или, не знаю, идите покупайте ваши продукты, или что вы там собираетесь сделать, но только перестаньте меня донимать. Вы заварили эту кашу, не я.
– Такие, как ты, – зло сказала она и наставила на меня трясущийся палец, – всегда тянут за собой вниз и всех остальных.
– Ну, вам-то опускаться недалеко, разве нет? – отпарировал я.
– Ты в точности как мой брат Хойт, – заявила она. – Сколько раз мы возили его в Мемфис на шоковую терапию, чтобы излечить от этой… болезни. Но в итоге он все равно покончил с собой, потому что плевать он хотел на всех, кроме себя. Ему было плевать, что мы любили его и, чтобы спасти его, перепробовали все, что могли. Ему было плевать на то, что он разбил маме сердце. И уж конечно ему было плевать на меня и на все, через что я прошла ради него. И ты точно такой же – тоже со смехом катишься в ад, не замечая, что делаешь сам с собой и со своими родными. Надеюсь, ты прозреешь до того, как будет чересчур поздно.
– Могу сказать то же самое вам.
– Я, в отличие от тебя, не больна.
– Я не болен, мисс Стелла. Я гей. Это не заболевание. И не психическое расстройство. Меня нельзя вылечить шоковой терапией или чем-то еще. Думайте, что хотите, но я не перестану быть геем, потому что таким меня сделал Господь. Если вы этого не понимаете, это ваши проблемы, а не мои.
– Господь не делал тебя таким.
Я молчал.
Она буквально дымилась.
– Ты сам выбрал свой путь, – с нажимом сказала она, тыкая в мою сторону пальцем. – И сам потащил за собой этого невинного мальчика. Такого я у себя в церкви не потерплю. Я не затем жертвовала свое время и деньги, спасая ее, чтобы мою церковь уничтожили такие люди, как ты.
В этот момент появился Сэм. Я узнал его шаги по кафелю пола, пока он бежал через отдел консервированных овощей.
Он взял мисс Стеллу под локоть.
– Мисс Стелла, боюсь, мне придется…
– Убери от меня свои руки, Сэм Рейкстро. Я знакома с твоим отцом, и так он со своими клиентами не обращается.
– Мне придется…
– Не волнуйся, я ухожу. И ноги моей больше в этом магазине не будет. – Она развернулась и размашистым шагом ушла.
– Хен, ты в порядке? – спросил Сэм.
Меня колотило.
– Дядя Хен, что случилось? – спросил Ишмаэль. Его голос был полон тревоги.
– Ничего, мой хороший. – Я обнял его, потом чмокнул в макушку.
– И она еще рассуждает о ненормальности. Кто бы говорил, – заметила Дебби.
– То, как она вела себя… это было на грани дискриминации, – сказал Сэм. – Если она придет сюда еще раз, я вызову копов.
– Никого ты не вызовешь, – сказал я.
– Я не стану терпеть такое дерьмо, – заявил он.
– Ей страшно, – проговорил я. – Она даже не обо мне говорила, а о своем брате.
– Я и не знал, что у нее есть брат.
– Я тоже. Но это многое объясняет.
– И что же такое оно объясняет? – вопросил Сэм.
– Уверен, если ты хорошенько подумаешь, то догадаешься сам.
Глава 92
Накатим волну
– Так, Иши, вот что тебе надо знать, – сказал Сэм. – Наши – это «Оле Мисс Ребелс». Мы в красной форме и сейчас будем играть с «Алабамой». Они пока что на третьем месте, а мы на первом, потому что мы лучшие. И мы так дадим по их нежным задницам, что они вместе со своей «Накатим волну» улетят за границу штата прямиком в Алабаму, потому что именно так и делают команды номер один. Вопросы есть?
Ишмаэль усмехнулся.
Была суббота, и он вместе с Сэмом сидел на диване. Мы пришли к старшим Рейкстро, чтобы посмотреть там футбол, поскольку у нас самих кабельного не было. «Миссисипи Стэйт» уже в тот день отыграли, но я не был настолько ярым фанатом, чтобы отложить все дела и пойти на них посмотреть.
Для нас это стало чем-то вроде традиции – сидеть с мистером Рейкстро и Ларри и смотреть с ними футбол, пока миссис Рейкстро приносила нам напитки и разные вкусности. Иногда к нам присоединялся и Поли. Но сегодня, к счастью, он нас своим присутствием не почтил. Девочек тоже не было видно.
– «Миссисипи Стэйт» тоже занимает высокое место, – сказал мистер Рейкстро. – Как по мне, они посильней. И они сегодня отлично сыграли – выиграли, разумеется.
– Не слушай моего папу, – предостерег Иши Сэм. – Он ничего не понимает в футболе, потому что он фанат «Миссисипи Стэйт», как и Хен.
– Может, дашь мальцу самому решить, за кого он хочет болеть? – предложил мистер Рейкстро.
– Папа, у нас дома уже есть фанат «Миссисипи Стэйт», и одного нам более, чем достаточно.
– Видимо, Хен знает побольше тебя.
– Погоди, Иши, – с жаром заговорил Сэм. – Когда ты увидишь «Ребелс» в игре, то поймешь, о чем я тебе говорил. Да ты и сам не захочешь быть болельщиком «Стэйт». В смысле, это же стыдно! Болеть за них – словно вляпаться во что-то плохое и потом не иметь возможности эту дрянь отодрать.
Сэм так разрекламировал предстоящий матч, что Ишмаэль был готов взорваться от радостного волнения. Он никогда еще футбол не смотрел, однако был твердо настроен его полюбить – раз уж этот спорт любил его дядя Сэм.
– Ну все, держитесь за задницы, – сказал Сэм, когда игроки выстроились в линию.
Ишмаэль смотрел на пятидесятипятидюймовый экран, который висел на стене между двумя эркерными окнами. Его глаза были большими, как плошки, и он улыбался от уха до уха, пока щурился на экран сквозь линзы своих новых очков.
В гостиную вбежал Ларри и потребовал рассказать, что он успел пропустить.
– Только что началось, – мягко ответил его отец. – Садись, Лар. Сегодня игра с «Алабамой».
– Они не выигрывали у «Алабамы» сто лет, – сказал Ларри.
– И очень вряд ли сделают это сегодня, – сказал мистер Рейкстро.
– Не слушай их, Иши, – горячо заговорил Сэм. – У нас квотербеком Бо Уоллес. Вот подожди и увидишь, что он сделает с «Оле Мисс».
– Бо Уоллес, – хмыкнув, сказал мистер Рейкстро.
– Он лучше всех, когда ловит кураж, – строптиво заметил Сэм.
– И хуже всех, когда нет. На него нельзя полагаться. Я уже устал повторять, что квотербеком его поставили зря.
– Хью Фриз в него верит.
– Хью Фриз. В момент, когда кто-нибудь предложит ему зарплату побольше, его отсюда как ветром сдует. Ты же знаешь, какие они, эти тренеры.
– Он будет нарасхват, когда «Оле Мисс» выйдет в плейофф.
В гостиную с подносом бутербродов с сыром и ветчиной зашла миссис Рейкстро.
– Ларри, убери ноги со столика, – распорядилась она, прежде чем поставить на столик поднос. – Ты знаешь, сколько за него заплатил твой отец? Ну в самом-то деле.
– Спасибо, дорогая, – сказал мистер Рейкстро.
– Если хотите сказать мне спасибо, то уберите после себя и не шумите. Присцилла пишет доклад. Что-то на тему Шекспира. «Желаю вам приятной жизни с аспидом!»
– Что это было? – нахмурился мистер Рейкстро.
– Шекспир, дорогой. «Осталось только трое порядочных людей, не угодивших на виселицу, да и то один из них ожирел.» Я, знаешь ли, училась в университете. И способна на большее, чем стирать, убираться и надрывать свои титьки над горячей плитой.