Пока мы разговаривали, подошла очень беременная Вики Лэнс. Она толкала перед собой прогулочную коляску, а следом плелся ее старший ребенок – дочь Грейси Линн.
– Боже, вы только посмотрите, какая фасоль, – улыбнулась мне Вики.
Ее дочь подошла прямо к прилавку, который доставал ей примерно до носа. Она посмотрела на меня поверх горки фасоли и насупилась, словно моя фасоль была так себе. Потом покосилась на Иши и открыто смерила его взглядом.
– Снова ты, – сказала она Ишмаэлю.
Ишмаэль улыбнулся.
– Как вы, мисс Вики? – спросил я.
– Хорошо, Хен. А ты?
– Вроде нормально. Ребенок скоро появится?
– На следующей неделе, – сказала она и, нахмурившись, повернулась к мисс Иде. – Мисс Ида, как поживаете?
– Замечательно, милочка. Ты только взгляни на себя – большая, как дом!
– Я знаю.
– Последняя неделя тяжелее всего, правда, милочка? Когда я носила Говарда, своего первенца, то думала, что он никогда не родится. Наверное, ему было там так хорошо и уютно, что он не хотел появляться на свет.
– Да уж, – без особого энтузиазма ответила Вики.
– А потом – боже правый! – когда он наконец-таки решил появиться, то пошел попкой вперед. Ох, как же мы испугались. Я сказала врачу, что в жизни не решилась бы на ребенка, если б знала, что он пойдет попкой вперед. Но это был Говард, и потом он еще не раз делал все задницей наперед. Господи, ну и намучилась я с этим мальчишкой. Когда он сказал, что перебирается в Мемфис, я вздохнула от облегчения. Конечно, потом он вернулся с поджатым хвостом…
Вики, вздохнув, стесненно мне улыбнулась.
– Милочка, ты в порядке? – спросила мисс Ида.
– Если честно, мисс Ида, мне до смерти надоели разговоры о детях.
– О.
– Я будто ходячая матка. Матка с руками, ногами и головой. Люди глядят на меня, но видят перед собой только матку. Надо, наверное, лечь на стол да раздвинуть ноги, чтобы вы все могли обращаться к ней напрямую, а мне дали передохнуть.
– О, – повторила мисс Ида, и ее брови озабоченно сдвинулись.
– Хотите верьте, хотите нет, но для разнообразия я бы с радостью поговорила о чем-то другом. То, что у меня в матке завелся ребенок, еще не значит, что это всеобщее дело.
– Ох, милочка, – сказала мисс Ида. – Ничего. Малыш скоро родится, все закончится, и, вот увидишь, тебе станет легче. Просто у тебя сейчас большой стресс, но скоро все придет в норму. Что может сравниться с запахом новорожденного малыша, а? Ты должна с нетерпением этого ждать.
– Это девочка, – выдала Грейси Линн из-за горки фасоли. – У меня уже есть один братик. Если у меня будут два братика, то меня точно стошнит. Мальчишки такие придурки.
– Твой брат не дурак, Грейси Линн, – одернула ее мать.
Грейси Линн закатила глаза. Потом посмотрела прямо на Ишмаэля, словно он служил тому доказательством.
– Привет, – тихо проговорил Ишмаэль.
Она скорчила рожицу.
– Я просто не представляю, что буду делать с тремя малышами, – сказала Вики.
– Я уже большая, – взвилась Грейси Линн.
– Тогда веди себя, как большая. Джо Боб думает, будто я завод по производству детей. Он так счастлив. «Мы снова беременны!» Каждый раз, когда я это слышу, мне хочется врезать ему по лицу. Мы беременны. Я вас умоляю! Что-то не видно, чтобы он день за днем таскал в животе шар для боулинга и ходил в трикотажных штанах, потому что его задница растолстела до размера медвежьей берлоги. Мы беременны. Беременны? Да идите в мою жирную задницу!
– Божечки! – схватилась за сердце мисс Ида.
Вики обычно никогда не ругалась.
– Ты когда-нибудь был беременным, Хен? – спросила Вики.
Я сконфуженно улыбнулся.
– Тебе, по крайней мере, можно не беспокоиться, что какая-нибудь дурочка от тебя залетит. Впору тебе позавидовать.
– Хен теперь присматривает вот за этим маленьким мальчиком, – сказала мисс Ида. Шокированная беседой, она, похоже, отчаянно пыталась направить ее в более знакомое русло.
– Это правда?
– Он мой племянник.
– А сестра твоя где?
– Бог ее знает, – признался я.
– Говорят, она пустилась в бега. Иногда я думаю, а не сделать ли мне то же самое. Взять и сбежать, а свою матку оставить на переднем крыльце, чтобы Джо Боб мог наделать себе еще малышей.
– Ну… – нерешительно протянул я.
– Не стоит мне так говорить, – сказала она, – но если этот ребенок не вылезет в срок, то я не знаю, что сделаю. С Грейси я переходила на две недели, и если так же будет и с этим… не хочу даже думать. Хен, сколько я должна тебе за фасоль?
Глава 51
Что такое карманные деньги?
– Мы богачи, – сказал Ишмаэль, с восхищением наблюдая, как я пересчитываю заработанные нами шестьдесят восемь долларов.
Упаковавшись после закрытия рынка, мы сидели в моем маленьком пикапе.
– Вот твоя доля. – Я протянул ему пару долларов. – Спасибо за то, что был таким хорошим работником. Я бы хотел дать тебе больше, но нам надо платить по счетам.
Он смотрел на два доллара с изумлением, не решаясь их взять.
– Бери, – сказал я. – Ты их заслужил.
– Это правда мне?
– Малыш, тут всего лишь два доллара.
– Но…
– Бери же.
Он взял две купюры и уставился на них в полном молчании.
– Когда тебе что-то дают, надо всегда говорить «спасибо», – напомнил я.
– О.
– Так что надо сказать?
– Спасибо, дядя Хен.
– Пожалуйста, Иши. И знаешь, что?
– Что?
– Я еще не давал тебе карманные деньги.
– Что это?
– Каждую субботу родители выдают своим детям немного денег. У вас дома так не было?
Он покачал головой.
– Пусть это будет пять долларов, – сказал я и вручил ему еще три. – Вот. Это тебе на неделю.
Он, казалось, был поражен самим фактом, что ему дали деньги.
– Правда?
– Твоя мама никогда не давала тебе карманные деньги?
– Нет.
– Это за то, что ты помогаешь по дому, прибираешься, моешь посуду и все в таком духе. Можешь потратить их, как тебе хочется.
– Правда?
– Правда.
– Ого!
– Круто, да?
– Да.
– Лучше спрячь их в карман, так будет надежнее.
Очень бережно он сложил деньги вдвое и с безмерно довольной улыбкой убрал их в карман своих красных шорт.
Глава 52
Это мое!
Мы нашли Сэма на заднем дворе. Он подготавливал квадроциклы, потому что днем мы собирались отправиться на рыбалку. На нем были шорты, которые свободно болтались на бедрах, открывая резинку белья – что напомнило мне о кампаниях под девизом «Подтяните штаны», которые вот уже несколько лет бушевали в городках вроде Бенда, – пара старых кроссовок и все, и при виде его нагой загорелой груди, литых мышц и сильных ног во мне вспыхнула страсть и странная гордость за то, что мне принадлежит такой мужчина, как он. Не то чтобы я сам был несимпатичным – люди, по крайней мере, всегда говорили обратное, – но Сэм… он был очень, очень, очень горяч.
– Всем привет, – окликнул нас Сэм, пока мы выгружали пустые ящики и поддоны.
– Дядя Сэм, а мне кое-что дали! – гордо сказал Ишмаэль. – Показать?
– Конечно, ковбоец.
Ишмаэль выудил из кармана свои пять долларов, и Сэм сразу выхватил их из его маленькой ручки.
– Вот спасибо, ковбоец.
– Они мои! – закричал Ишмаэль. – Отдай, дядя Сэм!
– Сначала поймай меня, – сказал Сэм, пятясь назад.
– Дядя Сэм! Нет! Они мои. Дай сюда!
Они понеслись по двору. По крикам, которые издавал Ишмаэль, было неясно, сердится он или смеется. Сэм позволил поймать себя, и они рухнули на траву. Я поморщился, надеясь, что Ишмаэль не разобьет себе голову и не переломает костей. Крича и хихикая, они стали бороться. Сэм перевернулся на спину, а Иши уселся ему на грудь, требуя назад свои деньги, которые Сэм после долгого ворчания и мычания в итоге вернул.
Победно сияя, Ишмаэль примчался обратно ко мне.