– Пукаешь. Постоянно. И если б твоя грамматика могла разговаривать, то, наверное, сказала бы тебе, что хочет совершить суицид.

– Что такое «уицид», дядя Сэм?

– Ну все, прекращайте, – сказал я. – Нам завтра в школу. Выключайте свет. Пора спать.

– А мне обязательно ходить в школу?

– Да, – сказал я. – Тебе там понравится. Не волнуйся. Ты заведешь кучу друзей. Вот увидишь.

– А кто меня туда отвезет? Ты, дядя Хен?

– Примерно в семь тридцать за тобой приедет школьный автобус.

– Меня отвезет автобус?

– Да.

– А ты меня потом заберешь?

– Нет. Тебя привезет тоже автобус. А я буду ждать тебя дома.

– Обещаешься?

– Обещаю.

– Ты будешь здесь, когда я приеду домой?

– Ну разумеется. А как же иначе?

– Правда-правда?

– Конечно. А почему ты спрашиваешь?

– Не знаю.

Я забрался в кровать, и он, свернувшись рядом со мной, забросил поперек моей груди руку, словно заявляя на меня право собственности. Перед тем, как выключить свет, я оглянулся на Сэма. Сэм улыбнулся.

– Мы не прочитали молитву, – заметил я.

– А дядя Сэм тоже молится?

– Конечно, да. Правда, Сэм?

Сэм сдвинул брови.

Я опять включил свет, и мы встали с кровати, преклонили колена и прочли «Аве Мария». Сэм, будучи баптистом, эту молитву не знал, но смог достаточно убедительно притвориться, чтобы удовлетворить Иши. Затем мы снова легли, и я опять выключил свет.

– Дядя Сэм? – сказал Иши.

– Да?

– Мне надо пукнуть.

– В постели не пукать, козявка ты маленькая.

Иши хихикнул, и мы услышали тихий звук.

– О боже! – воскликнул с притворным ужасом Сэм, обмахиваясь краем одеяла, как веером.

– Хорошо получилось, – сказал Иши гордо.

– Ты нас прикончишь, – сказал Сэм.

– Вы перестанете или нет? – спросил я. – Нам завтра в школу.

– Если он будет продолжать в том же духе, то прожжет в матрасе дыру.

– В себе держать еще хуже, – сказал я. – А теперь засыпайте.

– Спокойной ночи, дядя Хен, – сказал Иши, прижимаясь ко мне.

– Спокойной ночи, малыш.

– Спокойной ночи, дядя Сэм, – сказал он.

– Спокойной ночи, ковбоец.

– Спокойной ночи, Сэм, – сказал я.

– О, ну хватит вам, мы же не чертовы Уолтоны! – воскликнул Сэм.

– Что такое «Уолтоны»? – спросил Иши.

– Отлично! Он даже не знает, кто такие Уолтоны!

– Они вроде смурфов, – объяснил я, – только в церковь ходят почаще.

– А что это – смурфы? – спросил Иши.

– Ты вообще, что ли, телевизор не смотришь? – спросил Сэм.

– Спите, – сказал я. – Завтра у нас важный день.

– Дядя Хен?

– Что?

– Мне надо пописать.

Он в спешке перелез через Сэма и убежал в туалет.

– Черт! – ойкнул Сэм.

– Что?

– Он наступил мне на член.

– Это он может, – откликнулся я.

Глава 45

Первый день школы

Не знаю, кто из нас больше нервничал, но к половине восьмого у меня внутри поселилось напряженное, тяжелое ощущение.

– Дай-ка мне посмотреть на тебя, – сказал я, когда мы встали с ним на крыльце.

Ишмаэль выглядел необычайно красивым в своей голубой рубашке, заправленной в новые джинсы. Я аккуратно причесал его волосы, убрав их со лба. Его черные кроссовки были готовы к бою. И все же под его бледно-голубыми глазами залегла темнота.

Шарла, которая крутилась у наших ног, лизнула его ладонь и завиляла хвостом.

– Ладно, – сказал я, – давай пробежимся по списку. Зубы почистил?

– Да. – В доказательство он подышал мне в лицо.

– Чистые трусишки надел?

Он хихикнул.

– Тетрадки, учебники, ручки – ничего не забыл?

– Они в рюкзаке.

– Обед взял?

Он показал ланчбокс с Капитаном Америкой, который мы купили в «Уолмарте» в Эмори, потому что нигде в другом месте я такой ланчбокс не нашел. Я взял с него слово не рассказывать Сэму, что мы туда ездили.

– Как меня зовут и какой у меня телефон?

Он выпалил и то, и другое.

– А живем мы?

Тут он запнулся. Я напомнил ему, что наш адрес записан на карточках, прикрепленных внутри и рюкзака, и ланчбокса.

– Ханисакл-роуд, – сказал я. – Все знают, что Гуды живут на Ханисакл-роуд.

– Хорошо.

– Ты сегодня будешь послушным? – спросил я.

Он пожал плечом.

– Я хочу, чтобы ты хорошо провел время, завел новых друзей и слушался учителей. Договорились?

– Окей.

– Обещаешь?

– А мне нельзя остаться дома вместе с тобой?

– Нет.

– Ну пожалуйста.

– Прости, мой хороший, но нет. Ты должен учиться. Потерпи пару дней. Вот увидишь, тебе там понравится.

– Но я не хочу.

– Почему?

Он не смог объяснить.

– Днем, когда ты вернешься домой, я буду ждать тебя прямо здесь, на крыльце. Честное слово. Я буду скучать по тебе. Мне нужно сделать кое-какие дела, но днем я вернусь, чтобы встретить тебя. Так что не надо переживать, хорошо?

Он закусил губу и опустил глаза вниз.

– Ну же, малыш. – Я наклонился, чтобы увидеть его лицо. – Я буду здесь. Ничего плохого не случится, честное слово.

– Ты будешь здесь, когда я приеду?

– Буду. Я никуда не уйду.

– Мама давала мне ключ, чтобы я сам мог зайти.

– Вот как?

– Мне это не нравилось, но она говорила, что занята. Ничего, если тебя тут не будет. Я не ребенок. Так всегда говорилась мне мама.

– Не волнуйся. Я буду здесь.

– Дядя Хен?

– Да?

– Мне страшно.

– Все будет хорошо, малыш. Вот увидишь.

– Правда?

– Конечно.

С чувством смущения и неловкости я поцеловал его в щеку, посчитав, что меня, будь я на его месте, этот отцовский жест мог бы утешить.

Но он почему-то расплакался.

– Что с тобой? – спросил я встревоженно. Я не хотел, чтобы он садился в автобус с залитым слезами лицом.

– Не знаю, – сказал он несчастно.

Шарла потерлась о него, чуть не сбив его с ног.

– Ну все, больше не надо, а то скоро приедет автобус. Давай-ка высушим твои глазки. Ты со всем справишься, и все будет в порядке, и тебе там понравится, а когда ты вернешься, я буду ждать тебя дома. Договорились?

Он еле уловимо кивнул.

Я стер с его щек слезы, похлопал его по спине.

– Ты же Гуд, парень. А значит, боец. Никогда не показывай другим свои страхи.

– Хорошо, – сказал он.

Мы услышали школьный автобус еще до того, как он появился вдали. Мы подошли к дороге и стали ждать. По какой-то непонятной причине я и сам был на грани того, чтобы заплакать.

– Скажи Шарле «пока», – сказал я.

– Пока. – Он выдал Шарле натянутую улыбку.

– Хорошего тебе дня, малыш, – сказал я, когда Сесил Харрингтон, водитель автобуса, притормозил напротив нашего почтового ящика и открыл двери.

– Пока, дядя Хен.

– Пока.

Не оборачиваясь, он вяло вскарабкался по ступенькам в автобус.

Я посмотрел на Сесила. Он выдал ободряющую улыбку – наверное, уже не первую за это утро.

– Веди осторожно, Сес, – сказал я, воспользовавшись его прозвищем из школьных времен, когда он играл в футбольной команде, а я был одним из ботаников духового оркестра.

– Обязательно, Хен, – откликнулся он, и двери закрылись.

Несколько секунд я с комом в горле смотрел автобусу вслед.

Потом, хотя обещал себе так не делать, бросился в дом, взял ключи от пикапа и выехал за автобусом. Я держался на отдалении – не хотел смущать Ишмаэля, если дети заметят, что я еду следом.

Когда мы приблизились к школе, я свернул, срезая дорогу, и увеличил скорость, чтобы успеть припарковаться на расстоянии, после чего встал через дорогу и стал наблюдать за прибывающими детьми.

Автобус номер девять остановился у школы. Сес открыл двери, и наружу посыпались дети – шумные, радостные, готовые к новому учебному году.

Почти в самом конце появился и Ишмаэль. Он шел медленно, опустив глаза вниз, и выглядел неуверенным в себе и испуганным. Но мисс Керли, которая стояла у главного входа и встречала учеников, взяла его за руку и повела за собой.