Я не знал, что сказать. Страшась этого разговора и не желая иметь дела с проблемой, я не ответил на три ее телефонных звонка и проигнорировал четыре ее сообщения – как и звонки с сообщениями от нескольких других прихожан. На вчерашнюю мессу я не пошел, потому что на душе у меня было гадко, и я был несколько зол.

– Ты, должно быть, расстроен, – проговорила она.

– Вы тут не виноваты.

– Это моя церковь, – возразила она. – И в моей церкви мы не отворачиваемся от людей, потому что они грешат иначе, чем остальные. Я расстроена, Хен. Ответственность лежит и на мне. Я должна была остановить их, но поскольку я не священник… поскольку я просто монахиня… мое слово значит немного. То, что случилось, неправильно, и знай, что я уже поговорила с епископом. Это еще не конец.

Я вытер с лица и шеи пот.

– Есть и хорошие новости. Это был компромисс. Основной их заботой была твоя игра на гитаре, и они согласились, что если тебя отстранят от участия в хоре, то они не будут настаивать на чем-то еще. Не идеально, конечно, но могло быть и хуже. Три голоса против двух, и они почувствовали, что добились хотя бы чего-то.

Я был не в настроении замечать положительные моменты.

– Хен, ну не надо так. Очень многие прихожане огорчены, и у отца Гуэрры сейчас, наверное, разрывается телефон. Мисс Стелла получила то, что хотела, но она не подумала о последствиях.

– О каких, например?

– Члены совета избираются голосованием. И в следующий раз их могут и не избрать.

– О.

– Знаешь, формально она права. Если очень жестко, очень дотошно, бескомпромиссно следовать букве Писания, то она права – и все же она заблуждается, и очень многие это осознают. Святой Отец ведет нас совсем в другом направлении. Мы должны прекратить стучать людям по головам церковной доктриной.

– Я знаю, вы в непростом положении, – сказал я. – И мне очень жаль. Но прямо сейчас я слишком зол, чтобы мне было не все равно.

– Я знаю, ты злишься, но не отгораживайся от нас.

– У меня есть право следовать своей совести.

– Я напомнила им об этом.

– Любить мужчину, быть верным ему и посвящать ему свою жизнь – это не грех. Печально, что церковь считает иначе, но это не моя проблема, а их.

– Мне ты об этом можешь не говорить.

– Я ведь ничего плохого не сделал.

– Не сделал.

– Но я недостаточно хорош, чтобы во время мессы играть на гитаре.

– Для кого-то – возможно. Но у остальных никаких проблем с этим нет. Хен, не позволяй людям, вроде мисс Стеллы, сломить себя.

– Это неправильно.

– И я надеюсь, что однажды она это поймет.

– Знаете, а может все к лучшему, – сказал я.

– Почему?

– Я не знаю, зачем вообще хожу в церковь. Я же не верю в половину всей этой чепухи.

– Хен, не надо так говорить.

– Иисус был замечательной личностью, но от его последователей меня немного тошнит.

– Его последователи часто ошибаются, но это не должно сбивать тебя с толку. Ты часть нашей семьи. Как и все остальные.

Я тяжело вздохнул.

– Хен, я не собираюсь тебе докучать. Просто держи дверь открытой – это все, о чем я прошу. Хочешь ты этого или нет, но ты – часть нашей семьи. Важная ее часть. Не забывай.

Глава 82

Заправка мистера Хасана

По дороге домой я заехал на заправку «Тексако» на севере Мейн-стрит, чтобы наполнить бак. Кроме «хонды» мистера Хасана, которая стояла возле обочины с наклейкой церкви Святого Спаса на бампере, других машин на станции не было.

По причинам, известным только Всевышнему и саудовским принцам, бензин теперь стоил меньше трех долларов за галлон, и полный бак обошелся мне в двадцать долларов, что было практически чудом.

Я зашел внутрь, чтобы купить местную новостную газету, и обнаружил мистера Хасана, стоящего за прилавком, в крайне встревоженном состоянии.

– Здравствуйте, мистер Хасан, – поздоровался я.

– Как дела, Хен? – вежливо отозвался он.

– Держусь. А как вы?

Он поморщился.

– Что? – обеспокоенно спросил я.

– Ничего, – не поднимая глаз, сказал он.

– Что такое, мистер Хасан?

– Ничего.

Мне показалось странным, что он отказывается смотреть на меня.

– У вас все нормально? – спросил я.

Он тяжело вздохнул и, словно боясь проговориться, крепко сжал губы.

– Что случилось? – не отставал я.

Наконец он повернулся ко мне.

– Идемте, я вам покажу.

Он вышел из-за прилавка, вывел меня наружу и повернул направо, за угол автозаправки.

Там я увидел граффити на стене: «Убирайтесь домой, песчаные ниггеры».

Надпись дополнял коряво изображенный верблюд.

– Я не знаю, что делать, – признался мистер Хасан, опуская лицо, словно ему было стыдно.

– Надо позвонить в полицию, – сказал я.

– Нет, – сказал он.

– Почему?

– Они не смогут помочь.

– Почему нет?

Но он только пожал плечом.

– Почему? – повторил я.

– Здесь есть группа ребят, – сказал он, – которые ходят вместе. Я знаю, что это они.

– Сообщите о них.

– Один из них – Рики.

Рики Калкинс, подумал я. Младший сын шефа Калкинса.

– Это не должно вас останавливать.

– Мне не нужны проблемы. Я просто расстроен, и все.

– Еще бы! У вас есть полное право расстраиваться!

– Я не гражданин. У меня нет прав. Я не американец, как вы.

– Глупости.

– Хен, пожалуйста. Мне не нужны неприятности.

– Нам надо поговорить с сестрой Асенсьон.

– Нет. Пожалуйста. Не надо ничего говорить.

– Извините, мистер Хасан, но иначе нельзя. Это неправильно. Это общественный вандализм, порча собственности и преступление на почве ненависти. Мы обязаны кому-нибудь рассказать.

– Они просто дети, – грустно проговорил он.

– Рики Калкинс и его банда никакие не дети. Они старшеклассники.

– Ну, а ведут себя будто дети.

– Они ведут себя как чертовы идиоты. Я схожу к сестре Асенсьон.

– Прошу вас, не надо.

– Извините, но по-другому я не могу. Это неправильно. Нельзя позволять людям заниматься такими вещами.

– Но мне не нужны неприятности.

– Мы проследим, чтобы никаких неприятностей не возникло. – Я поднял только что купленную газету. – И еще я схожу в редакцию и введу их в курс дела. Мы позаботимся о том, чтобы ничего подобного больше не повторилось.

– Но у меня нет гражданства. Только грин-карта.

– Здесь не Афганистан.

Глава 83

Об этом должны прочитать

Когда Марк Фусберг из «Новостей Винегар-Бенда» опубликовал фотографию вандализма на странице своей газеты в фейсбуке, разверзся ад – насколько это было возможно в таком маленьком городишке, как наш.

Шеф Калкинс с помощниками спешно приехал, чтобы расследовать дело. Одновременно с ними прибыл и Фусберг, уведомленный сестрой Асенсьон, которой я позвонил и которая тоже поспешила приехать на автозаправку.

– Серьезно, мне не надо, чтоб вы тут фотографировали, – сказал Фусбергу Калкинс.

Фусберг выдал извиняющуюся улыбку.

– Вы должны позволить нам расследовать дело, – попытался настоять на своем Калкинс.

– Уж извините, шеф, но это новости, и людям захочется быть в курсе дела, – ответил Фусберг, ни капельки не смутившись.

– Он прав, – добавила сестра Асенсьон – словно для того, чтобы развеять любые оставшиеся у шефа сомнения.

Калкинс сжал губы.

Пока мы стояли там, Фусберг снял граффити на айфон и немедленно опубликовал фотографию на странице газеты в фейсбуке под заголовком: «Вандалы разрисовали автозаправку «Тексако» в Бенде. Новые подробности по мере развития ситуации».

По тому, как у всех сразу же зазвонили, затрещали и запикали телефоны, можно было подумать, что Фусберг поднес к баку с бензином горящую спичку.

Не успел Калкинс опросить мистера Хасана, как из Тупело в срочном порядке примчалась съемочная группа с канала WTVA, а следом за ними – группа с WCBI из Колумбуса вместе с репортером и фотографом из «Тупело Дейли Джорнал», не говоря уже о трех из пяти олдерменов и пасторе из Первой Баптистской. Приехал даже мэр Райли. Припарковав свой «ленд крузер» на другой стороне улицы, он направился к нам с таким недовольным выражением на лице, словно не мог поверить в то, что кому-то хватило безрассудства и наглости таким образом причинить ему беспокойство.