Сестра Асенсьон бросила на меня несчастный, страдальческий взгляд. Отец Гуэрра не смотрел в мою сторону.
Я молча подобрал с пола гитару, взял Ишмаэля за руку и ушел.
Глава 62
Тишина в кафе
– Как ты, малыш?
Ишмаэль не ответил. Как и я, он держал в ладонях шоколадный коктейль. Я пытался успокоиться и собраться с мыслями.
Он не хотел говорить ни о своих чувствах, ни о вчерашней ночи, ни о своей матери, ни о том, где она, что с нею будет, в чем ее обвиняют, где держат и какие у него по этому поводу чувства. И я понятия не имел, что он вынес из разговора на церковных ступеньках.
– Хочешь поговорить об этом? – спросил я.
Он покачал головой – едва уловимо. Я не заметил бы, если б не смотрел на него. По крайней мере, он слушает. По крайней мере, он меня слышит. Когда он будет готов, тогда и заговорит.
– Люблю я эти коктейли, – сказал я, чтобы завязать разговор.
Он, словно отвечая, прихлебнул из стакана.
– Твоя мама больна, – как бы между прочим проговорил я. – Ты ведь знаешь об этом, верно? Ей плохо. Она сейчас не в своем уме. Когда люди связываются с плохими вещами вроде наркотиков, они становятся чуть-чуть сумасшедшими. Твоя мама… то, что она сказала вчера… Иши, это неправда. Она не понимала, что говорит. Я надеюсь, что скоро она попадет к врачу. Быть может, он ее вылечит.
Он ничего не сказал.
– Я знаю, что она тебя любит.
Тишина.
– Ты в порядке? Вкусный коктейль?
Он еле заметно пожал плечом.
Глава 63
До чего дошло дело
Во время ужина Шарла залаяла, и я пошел к двери посмотреть, кто приехал.
Калкинс припарковал свой патрульный автомобиль – сбоку на нем было написано: «Шеф полиции Джим Калкинс» – рядом с моим маленьким побитым пикапом, медленно вылез наружу и наградил меня долгим взглядом.
– Ну, Хен… – сказал он.
Видишь, до чего дошло дело, казалось, говорил его взгляд.
– Да, – согласился я.
– У Сары большие проблемы.
– Я знаю, – ответил я.
– Твоя сестра – бегунок.
– Кто?
– Наркокурьер. Перевозила наркотики через границу штата и в Алабаму. Она клянется, что ничего про это не знала, просто ехала с тремя мужчинами, с которыми познакомилась в баре. Так оно или нет, но она и ее приятели устроили в Маскл-Шоалс потасовку. В итоге человек был застрелен. Мы получили запись с камеры наблюдения, на которой есть и она, и подозреваемые, и жертва. Они встретились в магазине. Это случилось две недели назад. Может, потому она и ушла тем вечером и не вернулась.
Я слушал все это в полном молчании.
– Еще мы взяли ее на хранении. Предположительно льда.
– Она умоляла помочь ей деньгами, чтобы купить себе что-нибудь, – сказал я. – Почему она не приняла то, что у нее было с собой?
– Не знаю, – просто ответил он. – Может, она сидит не на льде.
– Я даже не знаю, что это – лед, – признался я.
– Элитная версия метамфетамина. От него дольше эффект. Он чище, как они говорят, не то, что всякая разбодяженная чепуха. И намного дороже.
– О.
– Когда придут результаты анализов на токсины, нам станет яснее, что именно она употребляет. Конечно, она десятью разными способами нарушила свой испытательный срок. Добавь сюда обвинения в пренебрежении родительскими обязанностями и создании угрожающей ситуации для ребенка, и получится полный абзац. Просто подумал, что стоит держать тебя в курсе дела. Завтра утром ей будет предъявлено обвинение, и я не удивлюсь, если за нее назначат сто тысяч залога, а то и больше. Если захочешь с ней повидаться, то она будет в окружном изоляторе.
– Спасибо.
– Как ее мальчик? Нормально?
– Ну, сегодня он немного тише обычного.
– Мне очень жаль, Хен. Честное слово. Не люблю, когда вмешивают детей. Дети бесценны. И тем не менее. Лучше принять меры сейчас, пока он еще маленький.
Посвятив меня в курс дела, он, однако, не спешил уходить.
– Что-то еще? – спросил я.
Он сделал глубокий вдох.
– Знаешь, Хен, дело твоих родителей… оно ведь еще открыто.
– Еще открыто?
– Я не удовлетворен, Хен.
– Чем именно?
– Думаю, ты сам знаешь, чем.
– Шеф Калкинс, я понятия не имею, о чем вы. Моя мать убила отца. Потом убила себя. Я пришел домой и нашел тела. Вот и все, что я знаю.
Он пристально посмотрел на меня этими своими бульдожьими глазами, словно прикидывая, верить мне или нет.
– Я не имею ни малейшего представления о том, что вы имели в виду и что пытаетесь выведать. Может, просто скажете прямо?
– Одной из тем, возникших по ходу наших с Сарой бесед, была личность отца ее мальчика, – выдал он.
Ничего больше он не сказал, и его слова остались висеть между нами точно наживка.
– И? – сказал я.
– Ты не знаешь его?
– Она никогда нам не говорила.
– Хен, к чему тебе играть в эти игры?
– Сэр, ни в какие игры с вами я не играю. Я предполагал, что она родила от какого-то знакомого парня и не захотела создавать ему неприятности. Я миллион раз спрашивал ее, кто отец. Я умолял, чтобы она рассказала, обещал помочь выбить из него алименты. Ну или чтобы Иши, по крайней мере, знал, кто его папа. Но она так и не рассказала. Насколько я знаю, ни мне, ни другим. Она точно не говорила, что ее изнасиловали. И вообще, я не понимаю, какое отношение это имеет к маме и папе?
– О, Хен, я думаю, очень большое.
Он все смотрел на меня, будто ждал, когда же я проболтаюсь… но насчет чего, я не знал.
– Я не знаю, что еще вы хотите услышать, – сказал я устало. – Правда не знаю. Если б я знал, кто отец, то нашел бы ублюдка и как минимум заставил бы его платить алименты. Окей, ты сделал кому-то ребенка, отлично, но поведи себя как мужчина. Объявись и помоги ей. Не будь до конца своих дней проклятым козлом.
– Ты правда не знаешь? – спросил Калкинс.
– Я правда не знаю. Сколько раз вам еще повторить? Если знаете вы, то, может, скажете мне? Что, это какой-то огромный секрет? Я так не думаю, если только папаша не человек вроде вас.
Он тяжело вздохнул.
– Ну? – надавил на него я.
– Хен, отцом был твой папа, – наконец сказал он.
– Мой папа?
– Так сказала нам Сара.
Мне вдруг стало нехорошо.
– Она забеременела от папы? – не веря своим ушам, вымолвил я.
– Мы всегда это подозревали, – признал он.
Я опустился в кресло-качалку. Из меня словно вышел весь воздух.
– От моего папы? – снова сказал я.
Калкинс смотрел на меня, словно пытаясь решить, не устраиваю ли я представление.
– Она забеременела от папы? – Я стиснул руки и, чувствуя, как мой мир начинает разваливаться, зажал их между колен. Я никак не мог заставить себя поверить в то, что я слышу. – От моего папы? Какого черта мне никто не сказал? – Меня окатило волной дикого ужаса.
– Твоя мама привела Сару в участок, – продолжил он. – Она хотела знать, кто отец. Хотела выдвинуть обвинения. Саре было всего тринадцать, когда она забеременела, и четырнадцать, когда ребенок появился на свет. Это было преступление, Хен. Мы все это знали. Думаю, у твоей мамы, как и у меня, были свои подозрения, но Сара не сказала нам, кто был отцом. Не проронила ни слова. А потом в один прекрасный день твоя мама стреляет в твоего папу. Вот так, ни с того, ни с сего. Безо всякого повода. Понимаешь, к чему я клоню?
– Мама узнала? – сказал я.
– Дело в том, Хен, что твоя мама была невысокой. И если бы она на самом деле стреляла в твоего папу, то траектория выстрела была бы другой.
– Не понимаю.
– Твоя мама была пять футов три дюйма ростом. Тот, кто стрелял в твоего отца, был дюймов на семь выше ее, если только во время выстрела, что маловероятно, он не встал на колени. Когда ты сидишь на полу и стреляешь в кого-то, то траектория будет направлена вверх под углом почти в сорок пять градусов. А когда ты стоишь – как оно чаще всего и бывает, – то угол не может быть таким острым. Теперь понимаешь?
