— Я, дорогой Федяша, слов не нашёл, чтобы утешить расстроенную царицу, — продолжал боярин Михаил. — Ведь он же теперь сам способен бросить малое дитя на растерзание лютому зверю. Да что говорить, было уже, как Шаховского и Шуйского псами затравил.

Рассказ боярина Михаила поверг в уныние и Филиппа. И не только царя он вспомнил недобрым словом, но и своего побратима Алексея Басманова. Как же он допустил, что его любимый сын зверское обличье принял? В тот же день, зная, что Алексей Басманов стоит со своим полком на береговой службе, Филипп отправился на Пречистенку в палаты Михаила Плещеева в надежде застать там сына Алексея Басманова. Увы, его попытка была напрасной. В доме Плещеевых только челядь берегла хоромы, а дядюшка Алексея и его жена Анна умерли два года назад. Филипп уже думал о том, чтобы побывать на Оке, найти Алексея, поговорить с ним о сыне, но он не мог бросить свои дела на Стоглавом соборе. И, болея душой за отца и сына Басмановых, он продолжал исполнять своё «послушание» в Кремле.

Стоглавый собор закончил свою работу только в мае. Филипп был доволен тем, что упорядочили каноны богослужения. Оно стало единым для всей Руси. Были возданы должные почести пятидесяти местночтимым угодникам. А главное — стал единым для всей державы иконостас святых. Укоротили на соборе права церквей и монастырей: голос Сильвестра дошёл до иерархов. Им запретили заниматься ростовщичеством, а продавать или приобретать земли разрешалось лишь правительством. Интересов и прав Соловецкой обители исправления не затрагивали.

Соловецкий монастырь при Филиппе следовал общежительному уставу. Сам игумен и знатные иноки обители были нестяжателями и не имели личного богатства. Всё своё золото и серебро они вложили в монастырское строение. Знать, сие было отрадно Филиппу, потому он возвращался на Соловецкие острова с радостью и лёгким сердцем. Покидал он Москву конным строем. В Вологде сел со служителями на монастырские струги, морем шёл на коче. Да вот и она, бухта Благополучия, за нею — родные стены обители!

Никто в России не был равнодушен к тому, что десятилетиями и особенно в ранние годы царствования Ивана Четвёртого происходило на юго-востоке державы, там, где за её пределами, за Диким полем раскинулось Крымское ханство, а ещё ближе и более опасное Казанское ханство. Самые дальние от его земель россияне страдали, как и ближние, потому как борьба с казанской ордой стоила всем россиянам большой крови. В постоянных сечах при набегах орды гибли тысячи воинов, разорялись восточные и южные селения и земли России. Орда не раз угрожала стольному граду державы.

И вот наступило время перемен. По воле молодого царя в России создавалось сильное войско. Появились первые стрелецкие полки, вооружённые не только луками, стрелами, бердышами и мечами, но и огнестрельным оружием — пищалями. Сначала в стрелецкое войско было набрано три тысячи воинов. Они были сведены в отдельные «приказы» по пятьсот человек. Часть конных ратников тоже получила пищали. С каждым месяцем в русское войско поступало всё больше пушек, и уже можно было сказать, что в нём появилась артиллерия. Пушкари были выделены в особый род служилых людей «по прибору».

И пришло время первого мощного похода на Казанское ханство. В марте 1549 года в Казани умер давний враг Москвы хан Сафа-Гирей. По настоянию крымского хана на трон был возведён малолетний сын Сафа-Гирея Утямыш. Однако правителем был назначен не кто-то из казанских князьков, а знатный воин из Крыма Кучан. Воспользовавшись сменой власти в ханстве, царь Иван Четвёртый предпринял первый зимний поход на Казань и повёл войско сам. Впервые при войске было много пушек, и на пушкарей возлагали большие надежды при осаде Казани. Но они не оправдались. Зима в тот год выдалась тёплая. На реках не встал крепкий лёд, дороги были малопроезжими. Всё вокруг было похоже на весеннюю распутицу. И «великая мокрота» не позволила подтянуть пушки к Казани. Воеводы поняли, что любой приступ в этих условиях будет губительным. Царь Иван прислушался к советам бывалых воевод и отказался от желания поскорее покорить Казань.

Вновь благостное время похода на Казанское ханство наступило через год. К этой поре полки отважного воеводы князя Андрея Горбатого-Шуйского очистили правобережье Волги в пределах Казанского ханства от застав орды и даже от крупных отрядов. В этих наступательных сечах участвовал полк Алексея Басманова. Любил своих однополчан-каргопольцев Алексей Басманов, за несколько лет воеводства над этим полком знал каждого ратника в лицо, помнил поимённо всех отличившихся мужеством и отвагой в сечах, а такими были все воины из тех, с кем он начинал биться ещё на реке Угре вместе с Фёдором Колычевым. Тогда у них было по сотне воинов, но Каргопольская земля всё пополняла и пополняла свою рать, и вот уже под началом у Алексея Басманова собралось пять тысяч северян, и они годами не покидали береговой службы.

Во время освобождения правобережья Волги полк Басманова отличился особо. Он же придумал, как с меньшими потерями очищать правобережье от орды. Ещё в начале действий Алексей Басманов пришёл в шатёр к князю Андрею Горбатому-Шуйскому и сказал:

   — Князь-батюшка, думаю я, что эти приволжские земли мы можем взять малой кровью.

   — Садись, рассказывай, как ты себе это мыслишь? — спросил князь. Удалой, богатырски сложенный воевода и сам был горазд на выдумки, потому поощрял сие в своих полковниках, в тысяцких.

   — А ты, князь-батюшка, дай волю моему полку ночами погулять по степи да по татарским заставам и селениям.

   — Хорошо, дам. А дальше что?

Алексей сел к походному столу.

   — Предание старины мне ведомо от деда Плещея. Сказывал он, сие предание живёт в нашем роду не один век. И пришло оно от воина, именем Плещей, который сам воевал против ордынцев, коих называли печенегами. Сказывал дед, что однажды печенеги осадили стольный град Руси Киев. Их была тьма. Княгиня Ольга долго обороняла град. Но силы её были невелики, и Киеву грозила гибель. В ту пору сын её князь Святослав с дружиной был в дальних северных вояжах. Гонцы Ольги нашли его, уведомили. И послал он вперёд ко граду три тысячи лучших воинов с воеводой Путятой. И вот всего-то три тысячи витязей, приблизившись к печенегам на ладьях, по единому сигналу трёх тысяч боевых рогов огласили ночь небывалым рёвом на всю округу. Печенеги пробудились ото сна в панике, подумали, что на них наступает несметная рать и, побросав кибитки, шатры, бежали от града. Потом подошла дружина Святослава, и печенеги были разбиты наголову.

   — Похвально. Нам предание деда Плещея в прибыток. Однако здесь орда по всему правобережью разбросана, — заметил князь.

   — Верно. Так мы их по ночам из селений и будем выкуривать, как ос. Да ежели пищали у нас в ход пойдут, страху нагоним.

   — Я даю тебе волю поискать удачу. Вот только где ты добудешь боевых рогов на весь полк?

   — Так у меня же в полку почти одни каргопольские охотники, и ремесло им знакомо. День-два — и все будут вооружены.

   — Ну дерзай, Алексей Данилович, благословляю. Как начнёшь землю от погани очищать, так и все полки пойдут. Сам поведу, и наше будет правобережье.

Выговорив себе знатное дело, Басманов не мешкая взялся его исполнять. Помчались в лес наряды ратников заготавливать бересту. Другие принялись варить клей. Всё им было посильно. Басманов сам обходил мастеров, многие рога пробовал на звук, давал тысяцким, кои сопровождали его. Когда было изготовлено на каждую тысячу воинов по две сотни рогов, воевода Басманов отважился попытать судьбу в ночном налёте на ордынцев.

Басманов воспользовался осенней пасмурной ночью и в ранних сумерках повёл полк за рубеж Казанского ханства. Пять сотен его пластунов, выдвинутые вперёд, быстро уничтожили несколько ордынских застав. И было намечено захватить сразу два селения. На одно из них — Большой Усурт — Басманов повёл три тысячи ратников, другое, значительно меньше Усурта, — Юрмаши — отдал тысяцким. Тридцать всадников он поставил по цепочке для связи. К селениям подошли глухой полночью и так близко, что уже виднелись глинобитные мазанки. Ночь была тёмная, тишина стояла мёртвая, даже собак не было слышно. И вот три тысячи всадников развернулись у селения Большой Усурт. То же проделали и тысячи возле селения Юрмаши. И дошёл до ратников приказ поднять боевые рога и затрубить, и вознёсся в небо рёв сотен боевых рогов. В селениях истошно залаяли псы. Вскоре рёв разбудил всех воинов, всех мирных жителей. Они выбегали из юрт и мазанок и в страхе, думая, что на них напал шайтан, побежали из селений в чистое поле к Волге. С рёвом, с криками: «За Русь! За Русь!» — их преследовали воины Басманова. Вскоре они миновали селения, где остались старики и старухи, развернулись строем и пустились преследовать конных и пеших ордынцев.