Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Великий князь Василий ждал князя Шигону с нетерпением. В пыточной появились дьяки Разбойного приказа, велели мастерам заплечных дел разводить огонь, налаживать дыбу, щипцы калить, плети смачивать. Всё это делалось на глазах у великого князя. Дьяки пеклись о том, чтобы показать своё усердие. Однако Василий, как и его отец, никогда не любовался тем, чем занимались заплечные мастера. К тому же у него оказалось достаточно времени, чтобы понять, что в судьбе Соломонии повинен прежде всего он, и плеть, счёл великий князь, упала на спину государыни России не без его допущения. Прервав размышления, Василий подозвал думного боярина Игната Бутурлина, главу Разбойного приказа, и произнёс:

   — Здесь быть князю Ивану Шигоне. Он виновен в том, что поднял руку с плетью выше дозволенного ему. Бить его самого плетью, пока не сникнет. После же одеть сермяжно и под стражей отправить под Козельск в острожек. Быть ему там простым ратником.

В сей миг тяжёлые двери каземата распахнулись, и стражи ввели князя Шигону. Он рванулся вперёд, упал на колени перед Василием.

   — Батюшка-государь, нет моей вины пред тобой! Ежели что, так оговорён! Пёс я твой верный!

Князь Василий достал грамотку Соломонии из кармана кафтана и подал её Шигоне.

   — Читай для всех!

И князь принялся читать. Невелика была грамотка, но больно ударила Ивана Шигону. Понял он, что не будет ему прощения за то, что бил плодную Соломонию и не внял её мольбе. Однако Шигона нашёл «соломинку» и ухватился за неё, вновь взмолился:

   — Помилуй, великий государь! Твоею волей рука двинулась! На ней грех прелюбодеяния. Она же в Старицах...

   — Полно, князь. Не тебе её за то судить, — оборвал Шигону Василий. — Мне ведома и другая твоя вина перед государем. — И великий князь повернулся к Бутурлину: — Верши повеление. Да ноне же чтоб в Москве его не было. — С тем Василий и покинул каземат.

Лишь только за государем закрылась дверь, боярин Бутурлин объявил стоявшему на коленях князю Шигоне вину и меру наказания. К нему в сей же миг подошли заплечные мастера, взяли под руки и повели к столбу, отглаженному до блеска телами жертв, содрали с Шигоны одежды до пояса, привязали и схватили плети. Они посмотрели на Бутурлина — тот махнул рукой:

   — Давай!

И две плети хлёстко, ровно и всё сильнее заиграли на белой спине Шигоны. Он стиснул зубы, лишь тихо охал, стенал. Спина покрылась красно-синими полосами и засочилась кровью. Но палачам показалось, что они бьют вполсилы, и полетели из-под плетей клочья кожи. Шигона застонал, истошный крик вырвался из его груди, голова откинулась назад, и глаза закатились. Заплечные мастера были довольны своей работой, отошли от князя полюбоваться делом своих рук. Принесли сермяжные одежды, онучи, суконный шлык. Шигону облили ледяной водой, он пришёл в чувство, его облачили в сермяжное и увели из пыточного каземата в сидельницу, коя находилась рядом. И ушёл из мира пронырливый государев пёс именем князь Иван Шигона. Теперь уже до самой смерти никто не назовёт его князем, разве что в разговоре, вспоминая его недобрым словом.

Шигона не смог бы сказать, сколько времени он провёл в тёмной и холодной каменной подклети, когда двери распахнулись и его вывели на кремлёвский двор. В пяти шагах от дверей стояли крытые сани, запряжённые парой серых лошадей. На облучке в нагольном тулупе сидел возница, за санями высились три конных воина. Всё так знакомо показалось Шигоне. Давно ли, всего несколько дней назад, он подобным образом отправлял в Каргополь боярыню Евдокию и в Суздаль великую княгиню Соломонию. «Как всё зримо», — мелькнуло у него в голове.

Шигону сунули в возок, бросили на колени конскую попону, дабы укрылся от холода. Возница щёлкнул кнутом, крикнул: «Но, милые!» Сани тронулись, и вскоре остались позади кремлёвские дворцы, палаты, соборы. Вот уже и Красная площадь позади. Канула в прошлое долгая сладкая жизнь. И словно в насмешку, кони помчали на Пречистенку, потом на Остоженку, мимо родных палат, в которых Шигона ещё утром намеревался побывать. В щёлочку князь увидел свой большой рубленый дом и попрощался с ним, не ведая, когда вернётся в него.

Судьбе было угодно, чтобы он никогда больше не переступил порога своих богатых палат.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

СЕЧИ ЗА КОЗЕЛЬСКОМ

Алексею Басманову и Фёдору Колычеву не приходилось бывать в степях южнее Москвы, куда каждый год накатывались татарские орды. Но они немало наслушались рассказов бывалых воинов о схватках со степняками и представляли себе, что такое степь, где глазу не за что зацепиться, где лесной человек чувствует себя, словно голыш на юру. Да и сотни воинов Алексея и Фёдора не знали, что такое степи. Каргополье — это реки, леса и озера во все стороны света. Однако Алексей и Фёдор явились в степь не с пустыми руками. Помня советы старых воинов, Алексей и Фёдор не держали их втуне, а пустили в оборот. Как привели они свои сотни в Москву да на постой определили в ближнем селе Никулино, так и взялись обучать их степному бою, разным уловкам, хитростям, без которых в степи не уцелеешь. Учились северяне прилежно, знали, какой ценой заплатить за неумелость драться с ордынцами. Но и северянам было что приготовить для басурман. Как-то десятский Донат, кряжистый и крепкий зверолов, сказал Алексею Басманову и Фёдору Колычеву:

   — Нам бы, воеводы, рогатинами обзавестись. Как встанем на рубеже да полезут бритоголовые, так ни конному, ни пешему воину рогатины не одолеть.

Каргопольцы поддержали десятского:

   — Верно Донат говорит. Даже медведь рогатины не осиливает.

   — Ведомо мне сие, братцы, — отозвался Фёдор. — Сам брался в Заонежье за такой снаряд.

   — С рогатиной против диких коней сподручно стоять, — добавил своё Алексей Басманов.

И ещё по крепкому весеннему насту воины сходили в лес, добыли себе рогатины из молодого дуба, вяза, берёзы, ирги. Заготовили, просушили, переплели-увязали сыромятными ремнями и вооружились неведомым для степных людей снарядом. Лесовики, у коих крепкие руки, знали, что им не страшен не только медведь, но и воин со своей игрушечной сабелькой и даже с копьём. Не достать врагу ратника с рогатиной, а он того вмиг на землю из седла выбьет. Да и коню грудь пронзит. И больше недели ратники Басманова и Колычева ходили за деревню упражняться в рукопашном бою с рогатинами.

Той порой сотни начали сводить в тысячи. Да вскоре же пять тысяч воинов встали под рукой князя Юрия Оболенского-Большого в полк правой руки. Колычеву было отрадно, что их сотни влились в полк близкого ему человека.

   — Повезло нам, братец Алёша, воевать под началом такого воеводы! — похвалялся Фёдор пока будущим сродником.

   — Слышал я о нём немало добрых слов, — отозвался Алексей Басманов.

Наступил день смотра полка. Молодые сотские волновались. А ну как не понравится воеводе вид лесных каргопольцев! И вот уже воевода в сопровождении тысяцких едет вдоль полка. Проезжая мимо Басманова и Колычева и увидев притороченные рогатины, князь с удивлением спросил:

   — Эй, сотники, что это за справа у седел ваших воинов?

Бойкий Басманов не полез за словом в карман:

   — А это каргопольцы с рогатинами.

   — Вижу, что не с ухватами. Но зачем?

   — Бритоголовых из седел поднимать будем, — ответил Алексей.

   — Чей ты сын будешь? — спросил князь.

   — Фёдора Басманова.

   — О-о, ведом мне был тот славный воевода. Я запомню тебя, сын Басманов.

Сорокалетний князь был в самой силе, богатырской стати, красив лицом. Он несколько раз посмотрел на Фёдора. Спросил, однако:

   — А ты никак сын боярина Степана Колычева?

   — Верно, Юрий Александрович. Поклон тебе от княгини Анны и от всей семьи привёз. Как провожали, передать наказывали.

   — Спасибо! Ну служи исправно, земляк. — Князь поднял руку и поскакал дальше.

Через день после смотра полк князя Оболенского-Большого выступил под Козельск. На него уже надвигалась с юга весна. И там, где-то по Дикому полю, вместе с весной катилась крымская орда. И горели на её пути понизовые казачьи станицы, хутора. Но пока у государя не было сил защитить россиян понизовых земель и придвинуть границы к самому вражескому ордынскому стану. Пока к югу вместе с правым полком князя Оболенского-Большого шёл летучий полк-ертаул[23] под командой воеводы Дмитрия Шуйского. В том полку было всего две тысячи воинов, и главная задача его была в разведывательных действиях.

вернуться

23

Ертаул — передовой отряд, авангард; разведочный отряд.

41
{"b":"587123","o":1}