– А как с купцами быть? Они-то тут при чем?

Матвей смущенно замолчал.

– Да, с купцами это он дал маху, – признал он. – Но, может, вернет им награбленное – и разойдутся полюбовно?

Он повернул коня и поехал к Сидору.

– Слушай, – начал он, смущаясь. – Чтобы правда забыли все, что ты тут натворил, ты бы вернул награбленное?

– А, и ты туда же? – нахмурился Сидор. – Тоже чужого добра захотелось?

– Да не мне! Что ты тут со своими местными владельцами не поделил – это ваше дело. А вот с купцами неудобно получилось. Они ведь могут и выше пожаловаться!

– С купцами-то? Да; но нечего им цены задирать, когда у людей есть нечего. Они себя не обидят, не переживай. Что двух купчин их навара лишил – за то я и ответить готов.

– Только ли двух? – не поверил Матвей. – Других твоих недоброжелателей на Москве не встретим?

– Да кто ж их знает? Но коли встретим – договорюсь с ними как-нибудь. Это тебе не Трифон Иванович… А вот и он, легок на помине!

На холме рядом с дорогой застыл отряд боярина, точно провожал уходящего врага.

– Ну прощай, приятель! – Сидор махнул рукой, и тут же с холма прозвучал залп.

Несколько человек упало. Должно быть, от отчаяния, что враг уходит навсегда, Трифон Иванович отдал приказ, бросив своих людей в безнадежный бой.

Матвей помчался было строить ратников, как учили, но почувствовал, что его тоже неудержимо клонит куда-то вбок, и выпал из седла…

…Пришел он в себя в доме старосты. Над ним склонились сам староста, Иван Хилков и Сидор Рябой. Глаза у всех были тревожными.

– Ты, получается, мне второй раз жизнь спас, – пробормотал Рябой, заметив, что Матвей пришел в себя. – Друг мой Трифон Иванович в меня ведь целил, когда ты передо мной проскакал и пулю его в себя принял.

– Это я не нарочно, – попытался улыбнуться Матвей, но улыбка вышла жалкой.

– Ребро сломано, – заметил Хилков.

– А что Трифон?

– Удрал, что ему будет? – отмахнулся Сидор. – Но ты не волнуйся. Я новому воеводе обскажу, что да как.

– А зачем далеко ходить? – вдруг замер Хилков. – Не надо тебе на Москву ехать. Мы обо всем доложим. Людей сейчас везде не хватает, а ты ведь местный? Я, как боярин, могу тебя сделать дворянином. Пошлю Шеину на утверждение, а он, думаю, не откажет, когда мы ему все расскажем. Так что будет тебе грамота, – он подозвал старосту с требованием чернил и бумаги, – от царского приказа, что ты назначаешься воеводой Тамбова. Ну а уж как себя поставишь – от тебя зависит.

Сидор недоверчиво поглядел на боярина, но тот уже лихо строчил грамоту. Хилков вообще не любил пользоваться услугами писарей, считая их безграмотными лодырями, и обычно писал сам.

– Ну вот, – он протянул лист бывшему разбойнику. – Со своими недругами сам теперь разбирайся. Только помни, что мы за тебя в ответе. И ежели что – можем и вернуться.

Матвей смог наконец изобразить улыбку и подмигнул Рябому.

Михаил Борисович Шеин, выслушав доклад своих подчиненных о происшествии в Тамбове, от их самоуправства в восторг не пришел.

– Это ж надо додуматься: поставить разбойника воеводой! Да что о нас говорить станут?

– Мне показалось, что этот разбойник куда честнее тамошних бояр да воевод, – упрямо нагнув голову, отвечал Иван Хилков.

– Да ладно, может, и честнее – но он же дворянин новоиспеченный! Как он будет с тамошними боярами жить? Они же увязнут в дрязгах до скончания века! Ладно, – внезапно сменил гнев на милость глава приказа Особого сыска. – Отменять ваше решение я не буду, поглядим. Может, и впрямь окажется способный человек. Людей у меня действительно не хватает, чтобы еще кого-то туда посылать. А вот что делать с тамошним воеводой – вот это вопрос…

– Сослать бы его куда-нибудь, – предложил Хилков. – Из Тамбова в Тобольск, скажем.

– А потом сказать, что писарь ошибся, – кивнул Шеин. – Мысль здравая. Только почто тобольцам такая радость, если он и впрямь таков, как вы рассказываете? Препятствовать царским людям, покушаться на их жизнь – это, знаете ли, дело плахой попахивает…

– Как видно, плаха ему и так, и так грозила, иначе бы не стал он на нас руку поднимать, – заметил Матвей. – Может, он тоже с Самозванцем служил?

– Да ежели и служил, – махнул рукой Шеин. – Ему кто только не служил… Это он сейчас Самозванец, а тогда был Царь и Великий Государь Димитрий Иоаннович.

– Отец говорил, ты ему не служил, – произнес Матвей.

Шеин усмехнулся:

– Это я молодой был, глупый. За что и отправили в Смоленск. Впрочем, то особый разговор. А вот чего боялся ваш воевода – это надо будет расследовать. И за вашим Сидором придется установить постоянный надзор. Вы ведь как думаете, почему к нам беда пришла, которую мы потом десять лет расхлебывали?

– Ну как же, – Хилков переглянулся с Матвеем. – Голод, Самозванец…

– Если бы дело в них было… Борис Федорович, царь наш, при котором я как раз ко двору прибыл еще в юных годах, избран был на царство чин по чину, на Земском соборе. И как он всем много раз рассказывал, при Федоре Ивановиче-то он ведь все делал, царь-то только указы подписывал да головой кивал. А оказалось, как Федора Ивановича не стало да стал Борис Федорович главным, – мало только головой кивать царю. Федор Иванович, царствие ему небесное, так ухитрялся головой кивать, да так с одними соглашаться, других удерживать – что бояре да князья наши поневоле слушались, один другого в узде держали, друг другу окорот делали, и вместе все понемногу землю нашу после войны поднимали. А что стал делать Борис Федорович, как сам царем стал? А он занялся бесконечными дрязгами и разборками с прочими боярами и о стране как-то забыл. А почему? А потому что сам-то он был родом ниже их, они его как царя не воспринимали, вот он и тщился всем доказать, что он – истинный царь. Кого посадил, кого сослал, кого, говорят, и вовсе отравил. А вышло, что пока он с боярами воевал, в стране развал начался. И как голод ударил – бороться с ним стало некому: запасы разворованы, дороги в запустении. И вот боюсь я, что ваш Сидор, пока был разбойником, пользу земле приносил, как ни странно это звучит. А как станет воеводой – так займется, как Борис Федорович, войнами с боярами и дела все запустит.

– Ну поглядим, – Хилков выглядел растерянным.

– Ладно, в конце концов, это за царем пригляду нет на земле, только на небе. А за воеводой найдется, кому присмотреть… Чего тебе? – повернулся он к открывшейся двери.

В дверном проеме появилась пунцовая от смущения сенная девка, уже знакомая Матвею, и, потупившись, сообщила, что «тут с черного ходу пришел боярин».

Отодвинув девку, в светелку вошел высокий красивый мужчина. Матвей и сам был парень не из последних: кровь с молоком, и девки на него тоже заглядывались, – но на сей раз вошедший был именно что красив. Не просто ухожен – ровно постриженные усы на польский манер были гладко расчесаны, борода сбрита начисто, одет гость был в дорогой атласный кафтан и сафьяновые сапоги, – но красив от природы мужской красотой: сажень в плечах и косая сажень ростом, правильные черты лица, широкие движения; ступал он степенно, но быстро и невольно привлекал к себе внимание. Возрастом он был лет тридцати с небольшим, но выглядел очень внушительно.

– Поклон этому дому! – провозгласил он, кланяясь хозяину и размашисто крестясь на иконы; и сделал он это тоже как-то легко и непринужденно. – А я к тебе по делу, Михаил Борисович.

– Что ж ты, Федор Васильевич, просто так зайти к другу не можешь? – Шеин шагнул навстречу гостю. – Только по делу?

– Так мы с тобой недавно у патриарха виделись! – весело отозвался Федор Васильевич. – А дело у меня срочное, так что прости, не до посиделок мне нынче.

– Ну, говори, какое дело. – Шеин сделал знак Хилкову и Матвею встать в сторонке, но слушать внимательно, а гостя усадил в плетеное кресло.