Николай Бурланков
Наказы Особого сыска
© Николай Бурланков, 2025
© Издательский дом «BookBox», 2025
Наказы Особого сыска
Быть может, нами дергают за нить
Железные объятия природы,
Но перед тем, как умереть – или убить, —
У нас есть краткий миг свободы.
Наказ первый
Тамбовский волк
Глава 1
В Москве
Хотя с окончания последнего польского и шведского нахождения прошло уже несколько лет, окрестности стольного града все еще лежали в запустении. Впрочем, молодого боярского сына Матвея в этот яркий весенний день, в самом конце весны, радовало все. И копошившиеся где-то обочь дороги селяне, и попадающиеся навстречу верховые, обдающие путника разлетающимися из-под копыт комьями грязи, и зеленеющая трава, и цветы, усыпающие пригорки.
Дорога пошла под уклон, спускаясь к реке, и вскоре появились признаки приближения большого города – путники стали попадаться чаще, то тут, то там вставали изгороди слобод.
Издалека, на самых дальних подъездах к городу, ярким пятном возникла стена Белого города. Над нею золотились купола церквей, виднелись башенки и стреленки боярских хором. После двух недавних погромов город отстроился заново, повсюду пестрели новые избы, терема с яркими крышами и резными коньками, устремленными к небу. На реке кипела жизнь: бабы стирали белье, от причалов отплывали небольшие суда – под парусами, на веслах или вовсе тягаемые идущими по берегу людьми; изгороди сплетались в единую сеть улочек и проулков, устремляющихся дальше, к сердцу города – Кремнику, столь много перенесшему в минувшее десятилетие.
Навстречу Матвею попался десяток стрельцов, бодро шагавших под звонкую песню. Запевала вытягивал какой-то сложный напев в одиночку, зато в радостный и бойкий припев вступали все его спутники. Увидев Матвея, стрельцы проводили его взглядом, на миг прервав песню, – и тут же зашагали дальше.
За рогатками, преградившими главную дорогу – тут двое ратников оглядели Матвея, не отрываясь от столбов ограды, и лениво махнули ему: «Проезжай», – начался сам город. Матвей, выросший в деревне, больших городов раньше не видел и все дивился тесноте, в которой люди живут.
– Скажи, – обратился он к подпирающему спиной деревянную будку сторожу в кафтане городской стражи, – как найти дом боярина Шеина?
– Михал Борисыча? – оживился тот. – Да вот на Кремник ступай, там в крайней улице спросишь, тебе любой покажет.
За нехваткой зданий для приказов – старые выгорели после многочисленных пожаров, а новые никак не доходили руки построить – бояре, возглавлявшие приказы, принимали посетителей и решали дела прямо у себя в хоромах. Михаил Шеин, о котором в семье Матвея всегда говорили с благоговением, недавно возглавил Сыскной приказ, занимавшийся, как говорилось в царской грамоте, «дознанием, дабы сильные слабых не утесняли», – и посетителей, а главное, челобитчиков тут было множество.
В дом вело резное крыльцо, укрытое островерхой крышей, и навесной переход, окружавший весь дом по второму ярусу. На него выходили двери, то и дело открывавшиеся и пропускавшие людей то туда, то сюда.
Смутившись такого множества народу, Матвей замер у двери.
– Тебе кого? – спросила выбежавшая дворовая девка.
– Мне воеводу Михаила Борисовича, – отвечал Матвей, обрадованный хоть какому-то вниманию.
– Всем воеводу, – со знанием дела протянула она. – Ты кем будешь?
– Да мой отец с Михаилом Борисовичем вместе еще в Смоленске служили, – начал Матвей.
Девка решительно тряхнула головой:
– Пошли, проведу тебя черным ходом.
Оставив коня привязанным у ворот, Матвей следом за своей провожатой устремился вглубь двора. Девушка ловко виляла по переходам между постройками, ведя его все дальше, потом они шли по полутемной лестнице, как вдруг в глаза Матвею ударил свет, и он увидел перед собой дверь в светелку, распахнутую коренастым человеком с окладистой бородой, в легком опашне, отороченном мехом, статным, с увесистыми кулаками и глубоко посаженными глазами.
– Ты кто будешь? – спросил человек. Судя по низкому поклону провожатой, тут же постаравшейся скрыться, это и был боярин Михаил Борисович Шеин.
– Матвей, сын Василия Темкина, – поклонился Матвей.
– Матвей Васильевич? – Шеин внимательно и неторопливо разглядывал молодого боярского сына.
Матвею стало неуютно под этим пристальным взглядом.
– Что ж, люди мне нужны, а родителя твоего я хорошо знаю, – медленно выговорил боярин. – Посмотрим, как справишься с поручениями, там и поглядим, к какой службе тебя вернее приставить.
Шеин казался человеком обстоятельным и неторопливым, не суетящимся по пустякам. Он внимательно изучал стоящего перед ним молодого боярина. Матвею такое внимание было в новинку.
– Это хорошо, что отец твой сына в город отпустил, – кивнул Шеин степенно. – После смутных времен все из города по своим имениям разбежались, добро свое охранять. А не понимают, что в одиночку добра не сохранишь – что против целой шайки разбойников делать будут? А шаек у нас еще много бродит… – воевода задумался.
Хотя последние сражения возле Москвы отгремели еще три года назад, нехватка ратных, грамотных, да и простых людей ощущалась на каждом шагу. Действительно, многие поразбежались, если не погибли. И Шеин, которому досталась непростая задача разбираться в многочисленных «утеснениях», был рад любому помощнику.
– Ступай к боярину Хилкову Ивану Андреевичу, он ищет людей для поездки в Тамбов, что на северной границе Поля. Там вам предстоит нелегкое дело. Так что – гляди, как себя поведешь, так на тебя и смотреть будут. Скажешь боярину, что от меня. Его хоромы четвертые от моих, по этой же улице, если ехать от Кремника.
Выйдя на улицу, Матвей двинулся в обратную сторону. Хоромы боярина Хилкова построены были по всем правилам: в три яруса, с башенками, со светелками, с крытыми сенями и переходами. Большой двор, огражденный забором, усажен был невысокими зеленеющими кустами.
– Где хозяина найти? – спросил Матвей холопа, подбежавшего к приезжему.
– Боярин наверху, в светелке своей, – отозвался тот, принимая коня у спешившегося гостя.
Пройдя сени и красную горницу, Матвей по довольно крутой лестнице поднялся на второй ярус и оказался перед небольшой светлой дверью. Пока он размышлял, постучать или сразу войти, изнутри раздался страшный грохот и звон разлетающейся посуды.
Матвей рванул дверь на себя – и навстречу ему из светелки выплыло облако дыма. За дымом он разглядел высокого статного боярина, молодого – немногим старше самого Матвея, в длинном атласном кафтане. Совершенно спокойно хозяин подошел к узорчатому окну и широко распахнул ставни, выпуская клубы дыма на улицу, после чего вернулся к столу и взял с него черную загогулину, отливающую сталью.
– Знатная вещица! – с гордостью произнес хозяин, показывая загогулину гостю.
Он взял в другую руку ершик – вроде тех, какими хозяйки моют глубокие и узкие кувшины, только совсем маленький – и стал им что-то заталкивать в небольшое отверстие в предмете.
– А что это? – спросил Матвей.
– Пистоль, – отозвался Хилков с таким видом, будто все на свете должны знать, что это такое. – Мне купец Виниус из Голландии привез, – не преминул он похвастаться. – Вроде пищали, только маленькая и куда надежнее. Бьет недалеко, зато можно за поясом носить. – Боярин показал, как это, заткнув пистолет за пояс.
– И в чем радость?
– Ну как же! Вот в дороге, например. Все время с натянутым луком или самострелом ехать не будешь. Пищаль, опять же, пока зарядишь, пока фитиль разожжешь. А у этого кремневый замок, как у самопала, можно зарядить заранее – и везти за поясом. И если вдруг на тебя кто нападает, выхватываешь, взводишь и… – Боярин выхватил пистолет и пальнул в горшок, стоящий на полке с посудой под потолком на дальнем конце светелки.