Вновь раздался жуткий грохот и повалил дым, а горшок разлетелся вдребезги. Матвей закашлялся.

– Меня боярин Шеин прислал, – наконец произнес он, откашлявшись. – Михаил Борисович. Сказал, тебе люди нужны.

– А! – Хилков оценивающе оглядел Матвея с ног до головы. – Так это он мне тебя в помощники определил? Да, совсем худо дело, если уже желторотых юнцов присылают.

Матвей хотел обидеться, но вместо этого улыбнулся – сам-то Хилков тоже не выглядел умудренным опытом человеком.

– Что делать надо, знаешь?

– Нет пока. Надеялся, ты расскажешь.

– Ну пошли. Эй, Манька!

На крик вошла сенная девушка.

– Приберись тут и проветри как следует, – велел Хилков, выходя из светелки.

Хозяин провел Матвея в небольшую горницу в нижнем ярусе.

– Так вот, дело нам предстоит довольно запутанное, – он выложил перед Матвеем две грамотки, свернутые в трубочку. – Ты хоть грамотный?

Тут уж Матвей обиделся всерьез:

– Ты меня за кого принимаешь?

– А что? Я такого за последние годы насмотрелся! Сам понимаешь, война, разруха, голод, где тут грамоте обучаться? Иные имя свое написать не могут – даром что бояре.

Матвей развернул первую грамоту, стал разбирать написанное.

– Что в ней такого? Обычная челобитная, народ своим воеводой недоволен.

– Да в ней-то самой ничего. Поехали бы да разобрались. Но вот вторая грамота – уже от самого воеводы. – Хозяин пододвинул Матвею второй свиток. – В ней воевода жалуется, что завелся у него в волости лютый разбойник Сидорка Рябой, якобы из бывших холопов, и никакого сладу с ним нет, а народ ему помогает против властей. Вот и выходит, что непонятно, кто прав, кто виноват и что там на самом деле творится. То ли воевода этим Сидоркой прикрывается – мол, народ сам виноват, разбойника покрывает, а на меня сваливает, – то ли, наоборот, на воеводу наговаривают, да, может, сам Сидорка за этой грамотой и стоит. Словом, придется ехать и разбираться на месте. С народом поговорить, а по-хорошему – Сидорку этого изловить да в Москву доставить. В общем, переночуешь у меня, завтра с утра выезжаем. Да, вот, держи – пригодится, – он протянул Матвею такой же пистоль, какой был у него, – это уже с тульского завода, Виниус хвастался, что не хуже голландского.

Кроме Хилкова и Матвея, в путь с ними отправились трое стрельцов. Хилков рассчитывал на помощь местного воеводы, боярина Григория Валова, у которого должно было быть в крепости десятка два ратных людей.

Ехали спокойно – ближние к Москве земли были уже очищены от шаек лихих людей, а отдельные уцелевшие разбойники не осмеливались даже подступить к хорошо вооруженному отряду, но Матвей отметил, как мало путников ныне встречается на дорогах. Раньше шли и купцы, и богомольцы, и просто путники из города в город – кто родичей проведать, кто поискать лучшей жизни, – а теперь дороги точно вымерли.

– А что ты хочешь? – пожал плечами Хилков. – Доверие не сразу возвращается. Ведь трех лет не прошло, как Владислав Польский к самым стенам Москвы подходил, чуть опять ее не взял; ну да князь Дмитрий Михайлович его отбил и бежать заставил. Тогда-то Владислав и согласился на наши условия, и Михаила Борисовича с патриархом отпустил из плена и на мировую пошел.

Матвей про себя подосадовал, что три года назад его бы отец нипочем не отпустил из дому, а то бы мог и он поучаствовать в сражении под началом прославленного князя.

Чем ближе продвигались они на юг, тем чудеснее становились края – листва уже вовсю зеленела, окутывая леса весенней дымкой, трава заглушала поступь коней, разрываясь тут и там пестрыми цветами, – и тем запущеннее становились поля и деревни. Все больше попадалось развалин и заброшенных домов, иногда виднелись следы пожарищ. Словно только вчера выбивали отсюда «лисовчиков» и казаков.

Не доехав засветло до крепости, Хилков решил заночевать в ближайшей деревне.

Староста встретил гостей с улыбкой, но улыбка его явно была подобострастной.

– Ты как будто не рад гостям? – нахмурился Хилков.

У старосты вздрогнула губа, лицо исказилось кислым выражением.

– Как не рад? Рад. Царская служба, оно понятно… Только ведь третьего дня – царская служба, да на той неделе опять же… Каждый приезжает, лошадей, харчей требует… Вам всем недосуг, торопитесь, дела, время не ждет, да только мы-то тут особо не жируем, чтобы вот так постоянно встречать нежданных гостей…

– Не переживай, мы тебя не стесним, – рассмеялся Хилков. – Нам бы переночевать, а утром мы в крепость двинемся.

Молодой боярин бросил на стол серебряный рубль. Староста посмотрел на боярина, покачал головой:

– И что я с твоим серебром делать буду? Вокруг нас тут народ бедный, рубля в глаза не видывали. Разве что в кубышку для внуков положу?

– Чего же ты хочешь за постой? – удивился Хилков.

– А ты бы выдал мне грамоту охранную, чтобы воевода наш с меня подати не тряс хотя бы года три, – осмелев, попросил хозяин. – Я бы хоть немного развернулся, а там можно было бы и поговорить, сколько я платить кому должен.

Хилков поглядел на Матвея и задумался. Видно было, что очень хочется ему показать себя перед младшим товарищем человеком разумным и важным, но при этом и взять на себя смелость выдавать такую грамоту он тоже побаивается.

– Ладно, – наконец решился он. – Неси перо и бумагу.

Бумага – неплохая, надо сказать, бумага, привезенная явно откуда-нибудь из Персии – и перо с чернильницей мигом оказались на столе, хозяин разогнал от стола всех слуг и посетителей, усадил боярина и с готовностью склонился рядом.

– А ты пока на стол накрывай, – махнул пером Хилков. – Да всех моих спутников не забудь накормить!

Боярин старательно скрипел пером, подтер пару клякс, пока они не засохли, и наконец выдал хозяину требуемую грамоту. Тот радостно прочел ее, свернул и приветливо обвел рукой свои хоромы:

– Ну, гости дорогие, чувствуйте себя как дома! Все мое добро к вашим услугам.

– А вот скажи, – удержал его за рукав Хилков, – у тебя не объявлялся такой человек – Сидорка Рябой?

– Да что ж я, – хозяин решительно освободил рукав рубахи, – у каждого приходящего имя-прозвище спрашивать буду? Я бы вот и твоего имени не узнал, если бы оно в грамоте прописано не было.

– Ну а, может, слыхал чего про такого? – настаивал молодой боярин.

– Да, всякое люди толкуют, да только не все слухи пересказывать стоит.

– Ничего, мы пока не торопимся, с удовольствием послушаем.

Видя, что отделаться от гостя не получится, хозяин заговорил, понизив голос:

– Говорят, есть такой разбойник. По всей округе ходит, богатых гостей грабит. А более всего не жалует тех, кто подати собирает. Но зато, надо вам сказать, – он почти перешел на шепот, наклонившись к сидящим за столом, – прочих разбойников всех от нашей волости отвадил. Так что я вам так скажу: ежели вы за ним сюда явились, вряд ли найдете помощников среди наших. Бояре, конечно, особенно кто от него пострадал, те с радостью бы его скрутили – да только сами они о нем понятия не имеют, ни кто он, ни где его искать.

– Ну, и на том спасибо, – Хилков махнул рукой, отпуская хозяина.

Не так давно – незадолго до памятных событий, связанных с приходом Самозванца и многолетней последовавшей за тем Смуты – через эти края прошла Засечная линия, и тогда Тамбов был небольшим острогом в числе прочих, еще без имени. Однако места тут были плодородными, и очень быстро заселялись выходцами из северных краев – как крестьянами, так и боярами, и дворянами, охотно получавшими землю неподалеку от места своей службы. В годы раздрая тут было на редкость спокойно, лишь иногда небольшие отряды – то одной, то другой стороны – забредали в эти края; но после изгнания шаек, а особенно после возвращения из плена патриарха, царь глубоко озаботился восстановлением порядка в южных землях. А потому из Рясска – ближайшей крепости – был прислан воевода, и укрепления Тамбова, изрядно потрепанные, отстроены заново.