Да не святотатствую я! Просто ну подумайте же, на что Воителю знать таких, как я – пусть воинов своих знает, а подобных мне всегда берут в плен и продают в рабство, ибо не воин – значит, вообще не человек. Так, скотина бессмысленная…
Эх, сограждане. Я ведь вам твердил, я вас за руки хватал, чуть не в ноги вам валился – пощадите, какой из меня стратег? Это просто старый враль зуб на меня имеет за то, что я про него как-то раз стишок навалял. Про то, как он ушами богов слушает, а пастью – бычков ваших жертвенных кушает…
А, вот так вам, сограждане! И войну проиграете теперь, и… без меня останетесь. Вот узнаете тогда, как этому брехуну верить!! Чушь ведь несет, как молнией Отца Нашего ушибленный!
Что, что ты там бормочешь, святость наша полоумная?..
«Бог-Воитель тебя избрал – он теперь сам тебе явится»?! Вы слыхали, сограждане?.. Ну, посмотрим, кто там явится. Я даже пить сегодня не буду, чтоб что-то не то случайно не явилось!..
А он взял и явился.
Я чернильницу опрокинул. И, возможно, наклал бы в штаны – но по обычаю нашему их не ношу. Это враги наши носят, с которыми воевать будем. Из козлиной кожи шьют. У них еще и мужи все отчего-то длинные патлы отращивают, и не зазорно – наоборот, коли волосня до жопы – значит, воин знатный, всех побеждает, а кого не побеждает, тех все равно догонит и победит. Да много чего они там еще, говорят, делают – может, и с кобылами живут… Но уж стишков, конечно, не пишут. Дикие, что с них взять.
Так вот, о чем я – он явился! Мне. Я его сразу признал.
Да говорю же – не пил я, как и обещал. И не во сне его видел – я, знаете ли, не сплю с чернильницей. За столом я сидел, выписывая на дорогущем папирусе любовную элегию на заказ. Кто заказал, не скажу, конечно, но заплатил он как надо. И пергамент дал. Ну и я расстарался – уж так его любимую описал, уж так расписал… небось родная мать не узнала бы ее в такой красе. И вот из-за нашего Бога-Воителя – чернилка набок, папирус в мусор, весь труд насмарку.
Впрочем, от воителей вечно беспорядок один.
Первое, что я подумал – врут сказания наши. В них-то он и «всех героев выше», и «всех могучих вождь», «в доспехах алой меди», «златым сияет шлемом»… Смотрю – солдат как солдат. Видал я и ростом повыше, и в плечах пошире. А как, спросите, понял я, что это бог?.. А вот не могу объяснить. Ну, вот входит к вам в дом кто незнакомый – вы ж сразу знаете, что это не бог? А вовсе даже простой прохожий зашел попросить, например, водички попить, ибо жарко? А тут наоборот было. Смотришь и видишь: бог. Как есть бог! Прет из него что-то этакое… отчего ты сразу ничтожным себя чувствуешь, маленьким, глупеньким, как младенец.
И говорит мне Воитель:
- Ну, здравствуй…
А я ему, как дурак:
- А что ж ты, Воитель Преславный, в столь скромном облике-то явился? Я ведь стишки пишу – ну как напишу, как ты без златого шлема…
- А чтоб ты не усрался или замертво не упал… стратег, - ответил он мне так презрительно, как только и может бог говорить со смертною козявкой. Мол, помни: хочу – раздавлю, грязное пятнышко останется. Так что не дерзи… - Вот тебя я не спросил, в каком виде ходить мне по земле! Забыл, прости уж. Мог бы и волком явиться – боисся, а?.. А про стишки забудь, не до них отныне тебе, в руках твоих судьба Отечества.
Я к нему свои руки – щепки тощие, все в чернилах умазюканные – протянул и говорю:
- В этих руках?.. Не смешно ль тебе, Воитель?! Эта моя рука, правая, копье будет держать как метлу, а эта, левая, щита не подымет! За что невзлюбил ты моих сограждан, Преславный, что вот этими никчемными руками погубить их хочешь, разорить, в рабство загнать?! Шутишь ты так, что ль? Вам, богам бессмертным, это забавно – как мальчишкам муравейник поджечь?!
А он и не слушает меня вроде как. Оглядывает мою комнатушку, да этак лукаво, как баба-сплетница из тех, что вечно по чужим домам шляются, а потом о соседские горести языки поганые чешут.
- Ну и живешь ты, сра… стратег! В углу тараканище сидит, кушать просит…
Тебе-то что за дело, хотелось заорать мне, как нравится – так и живу! Что ж ты в самом деле, как баба-шепотуха!..
А он улыбается. Хорошая улыбка у него, только зуба одного переднего нет. Он же бог. У смертных воинов порой больше половины не хватает – на полях сражений посеяны.
- Есть у тебя золото, стратег? – спрашивает. Я и не отвечаю – сам не видит?
- А земля есть у тебя? Скот? Кони? Баба-раскрасавица?.
Я молчу. А он как рявкнет по-армейски:
- Ты кому тут молчишь?! Ты у меня знаешь кому молчать будешь?!
- Богу Подземных Огней, - говорю. Это ж ясно. Да молчи я не молчи – при таком раскладе и так скоро с ним увижусь…
- Угадал! Ну так есть у тебя все, о чем я спросил?
- Нету, Воитель Преславный.
И тут он как хлопнет меня по плечу – я чуть в пролитые чернила не сел:
- Победишь – будут!
Одним словом, пропала моя башка. Обрядили меня в доспехи с серебряными страшными мордами, дали меч и копье, взгромоздили на белого коня… Сижу, как козел на заборе. Страшно и тяжко, а все одно захихикал: конь ко мне морду повернул, и такая она стала… как у старой тетки моей, когда я ребятенком паршивого котенка в дом притащил: эээт-тто што-ооо еще-о тако-ое?!
А сограждане радуются, довольные… придурки. Как же, стратег рассмеялся – хорошая примета! Победу предвещает!
Надо было мне, думаю, налопаться пред всем этим действом рыбешки маринованной да свежим молоком запить. Прямо на коне бы и обдристался. Была б им примета!..
И вот лежу я в лагере, в шатре, почти неживой после целого дня коня. Ну как может человек чувствовать себя живым, если кажется, что ни рук, ни ног, ни жопы у него уже нету, а есть что-то ноющее и отваливающееся?..
И думаю лишь об одном: ну почему, ну зачем Воитель выбрал меня?! Что-то не понимаю я то ли божественной логики, то ли божественного юмора…
А потом подумал я о Воле Богов – и вовсе дурно мне стало…
Волей Богов называют у нас поединок стратегов перед боем. Эти дикари длинногривые, союзники наши бывшие, тоже этот обычай чтут. Да я бы в свете завтрашней битвы на их месте его бы зачтил, даже если б раньше не чтил. Только поглядеть на их стратега – ну или как они его там на своем тарабарском зовут. И на нашего. На меня, да... Воля Богов – штука священная, важная, порой убьют стратега – и вся его армия враз сдается. Порой наоборот, вызверяется и прет, как стадо бешеных кабанов… Многое решает этот поединок. И отказаться от него стратег – если он муж храбрый и достойный – никак не может. Будь ты старик, юнец или вот такой дохлик-недотепа-растопыра, как я – бейся! Воля Богов себя явить желает людям!
Может, завтра и откроется мне – в предсмертном бреду – что на самом деле задумал Воитель… А по мне, так просто разлюбил он мой народ. Который слишком много стал кушать, слишком спокойно спать и еще стишки какие-то там слушать вздумал.
И тут мне одна мысль пришла… такая, что я, хоть и полутрупом лежал, аж подскочил. Приподнялся, за чашей с вином потянулся, хватанул – вкуса не понял…
И слышу смех знакомый. Стоит над моим скорбным одром Воитель и гогочет. И я даже понимаю, что он тут нашел смешного.
И вопрос мой из меня так и вылетел, я язык прикусить не успел:
- Преславный, а Преславный! Скажи-ка мне вот что. А у гривастых – свой бог-воин или они тоже тебя чтят и к их стратегу ты тоже приходишь?!
- То я тебе не в том виде хожу, то не туда, - ухмыльнулся он. – Что тебе за дело, скажи, меня они чтят как бога-воина или Бешеного Коня какого-нибудь?..
- Есть дело, - сказал я упрямо. – Хорошо мне будет, если ты и нашим, и вашим.
Он щелкнул меня по лбу. Больно.
- Для меня ваших и наших нет. Для меня есть сильный и слабый. Ясно… стратег?
Да, мне все ясно. Завтра к вечеру – если не к обеду - мои сограждане – те, кто остался дома – будут рыдать от горя, вопить от ужаса, стонать от боли, когда орда гривастых дикарей влетит в ворота нашей столицы. Орда-то вон она, а столица – вон она… И все потому, что Воителю нравятся только сильнейшие. И он мог бы, он же бог, незримо помочь мне в поединке – но он не станет. Я уверен.
