– Само собой.

Солнце становилось всё более тусклым. Тени от предметов сгустились, приобрели сочный тёмно-синий оттенок, словно неведомый шутник забрызгал всё вокруг чернилами. В воздухе появилось ощущение влажной свежести. Стена, покрытая записками, отдалилась и стала казаться ненастоящей. Коснись – и она распадётся на тысячи шелестящих чешуек.

– У меня наступает ночь, – поделилась Марина. – Сегодня красивый закат. Жаль, что вы не сможете его увидеть.

– Дуська, хватит молоть чепуху! – весело отозвался Снайпер. – Просто ложись спать, всё равно в темноте ничерта не видно. Завтра утром я научу тебя читать следы, если будешь хорошо себя вести.

Марина рассмеялась и отложила карандаш. Сегодня она нарисовала животное, приснившееся ей накануне. Странное существо с круглыми глазами и крепкими лапами, покрытое длинной рыжей шерстью. Цветных карандашей у Марины не оказалось, пришлось рисовать чёрным, так что получилось не совсем достоверно.

– Чьи следы? Тут только мои собственные, да и то я не смогу их рассмотреть.

– Серьёзно? Дуся, твой мир скучен до безобразия. Вырасти себе лес, посели там пару-тройку зверушек, и будем вместе ходить на охоту. Или кишка тонка?

– Я уже растила лес, и меня сгрызли комары. Не хочу повторять.

При воспоминании о лесе Марина нервно почесалась. В прошлом году ей действительно удалось раздвинуть границы комнаты и вырастить в дальнем углу небольшую рощу. На что-то более масштабное не хватило сил. Роща состояла только из осин и оказалась совсем пустой, ни животных, ни птиц, даже грибов не оказалось. Что удалось на пять, так это полчище комаров, которые набрасывались на свою создательницу с наступлением сумерек и не оставляли в покое до самого рассвета.

Вытравить их оказалось значительно сложнее, чем сотворить.

– Мой мир такой, каким я хочу его видеть.

Снайпер хохотнул и чем-то врезал по стене – судя по грохоту, кувалдой.

– Если передумаешь – только свистни. Я всегда тут.

– Обязательно, – пробурчала Марина.

С каждой минутой становилось всё темнее. На потолке, имитирующем небо, проступили тусклые звёздочки. Девушка заползла под одеяло и свернулась калачиком. Было зябко, но было лень менять погоду. Пусть лучше прохлада, чем зной, как в тот раз, когда она заболела. Вот это было адское пекло!

Немного повертевшись с боку на бок, она поняла, что не сможет уснуть.

– Снайпер, а Снайпер. Ты здесь?

Пауза в несколько секунд показалась бесконечной.

– Чего тебе?

– Я только хотела спросить… У тебя на самом деле такой большой мир? Я хочу сказать, лес, озеро… На это же нужна пропасть места. Где ты столько берёшь?

И снова секунды тишины. Марина смотрела на звёзды, мысленно складывая из них созвездия. Иногда помогала себе руками, но чаще обходилась без них.

– Не понимаю, о чём ты, – наконец, отозвался Снайпер. – Он обычный. Как у всех.

– И тебе не приходило в голову, что у всех может быть по-разному?

– Ну, не знаю… да чего там придумывать, всё же просто. Дуська, ты совсем засрала себе мозг. Какая разница, у кого там что? Забей. Смотри на меня: дурью не маюсь и отлично себя чувствую. Так что и ты прекращай.

– Ты не понимаешь!

– Может, это ты чего-то не понимаешь? У меня всё чётко. Ночь наступила?

Марина кивнула, потом сообразила, что он не увидит, и ответила вслух:

– Да, совсем темно. Никак не получается правильно составить созвездия…

– Спи давай, хватит лунатить. Завтра поговорим. Или на днях.

В углу, рядом с умывальником, что-то зашуршало. Марина села и прислушалась, но звук не повторился. И в самом деле, что тут может шуршать? Трава в лесу, которого давно нет.

– Спокойной ночи, Дуська, – пожелала Марина сама себе и опять свернулась, поджала колени к самому подбородку.

Холодно. Завтра надо отрегулировать температуру.

Солнце сияло так ярко, что, даже накрывшись одеялом с головой, Марина не могла укрыться от его палящих лучей. Она не выспалась, но свет подло играл на веках красными бликами и не давал вернуться в спасительную тьму снов.

Из-за второй стены доносились приглушённые звуки фортепиано – Тихоня музицировала. Наверное, у неё наступает закат – как-то соседка рассказывала, что в такие моменты её посещает любовь к музыке. «Я люблю творить музыку, - говорила она. Сквозь стену её голос доносился слабо, словно Тихоня шептала. – Музыка – это единственное, на что стоит тратить силы. Высший порядок. Ты так не думаешь?»

Марина так не думала.

Болела голова. Солнце палило так, словно вознамерилось оставить от мира угли, и воздух напоминал густую горячую патоку. Со стонами и причитаниями Марина выбралась из-под одеяла. Глаза горели, словно в них щедро плеснули кислотой, в висках бухали колокола. Тело казалось тряпичным, набитым ватой или соломой.

Она была на полпути к умывальнику, когда посмотрела на четвёртую стену – единственную, к которой никогда не прикасалась. Просто скользнула взглядом, без всякой цели и застыла на месте. В груди что-то надрывно застонало.

В стене была дверь. Необычайно белая дверь на фоне стен, с изогнутой серебристой ручкой. Марина стояла и смотрела на неё, не веря своим глазам. Ущипнула себя, решив, что это сон, но уловка не сработала.

В этой комнате никогда не было дверей. Да и вообще, в мирах они не предусматривались. Это же – мир! Из него нельзя просто взять и уйти через дверь. И всё же…

Солнце отражалось лучами от белоснежной поверхности, отчего казалось, что дверь светится. Музыка Тихони набирала мощность и вошла в резонанс с ударами пульса – Марине казалось, что голова сейчас взорвётся.

Она так давно мечтала посмотреть, что есть там, за пределами стен. Но не верила, что существуют те обетованные земли. Они жили только в её полубезумных мечах, тревожных, мучительно-приятных, но никак не связанных с реальностью.

Марина всё же добралась до умывальника, плеснула в лицо несколько горстей холодной воды. Промыла глаза, почистила зубы, глядя в зеркало на своё осунувшееся лицо в рамке коротко обрезанных каштановых волос. Чёрные, как переспелые вишни, глаза лихорадочно блестели, с ресниц капала вода. В левом ухе круглая золотая серьга, мочка правого разорвана. Всё как обычно.

Покосилась на дверь – она продолжала издевательски сверкать своей белизной.

– Я не боюсь, – пробормотала Марина.

Шаг, другой, третий… Ладонь легла на неожиданно холодный металл ручки. Марина закрыла глаза. Сейчас она увидит, что находится за пределами её личного пространства. Сейчас она соберётся с силами…

Дверь открылась без малейшего звука. Проём заливала густая, непроницаемая тьма. Лучи солнца пытались проникнуть туда, но лишь скользили по глянцевой поверхности нездешней тьмы. Марина открыла рот, но закричать так и не смогла. Горло стянуло спазмом, из него вырвался только едва различимый свист. Тьма, открывшаяся перед девушкой, не имела никакого отношения к обычной темноте – оба была живая, всеобъемлющая. Марина стояла на самом краешке вселенной, и только дверная ручка спасала её от падения в бесконечность.

Где-то там светились окошки чужих миров, таких же, как её собственный. Казалось, она даже может различить их золотистое сияние. Господи, как же далеко! Как невероятно далеко! И от этой пропасти отделял всего один крошечный шажок.

Девушка сделала шаг – назад. Тьма пугала и притягивала к себе одновременно. Сердце заходилось от безумного ужаса, а взгляд уже заплутал между далёкими звёздами…

– Дуська, прекращай дрыхнуть! Ты так всю жизнь проспишь.

Голос Ташкента разбил оцепенение. Марина захлопнула дверь и, задыхаясь, опустилась на пол. Глаза слезились, боль разламывала череп. Казалось, комната сжалась до микроскопических размеров, и стены вот-вот стиснут свои чудовищные челюсти.

– Ау, ты вообще там?

Девушка сипло втянула в себя воздух и ответила хриплым, незнакомым голосом:

– Пока там. Ребята, у меня тут… дверь появилась…