- Да заткнись ты уже, - оборвал старика Гамбит. Его хищное, дерзкое лицо исказилось от гнева. – Заладил: тот покойник, этот покойник. Накаркаешь.

- Эх, ты, - поморщился Цейтнот. - Молодо-зелено. Я, считай, уже накаркал, что тут каркать-то? Это вы на кулачках молодцы, да с бабами. Посмотрим, как заголосите во фланговом прорыве или в пешечной баталии.

- Да ты, никак, доволен, старик? - удивился Этюд.

Цейтнот не ответил. Он и вправду был доволен. В походах старика слушали: молодёжь уважительно замолкала, стоило ветерану открыть рот. Не то, что дома, где слова сказать не дают, а Вилка, сварливая карга, вечно шипит да бранится.

***

Ферзь появился в селении к полудню. Выстроившись полумесяцем, его сопровождала свита из лёгких фигур: пешие офицеры по центру, конные рыцари на флангах.

Был ферзь сухощав, морщинист и жёлт лицом. В окружающих замок селениях его недолюбливали: в шашечной баталии пожертвовал ферзь половиной материала: и пешек угробил немеряно, и лёгких фигур с дюжину разменял. Даже две тяжёлых туры остались в поле, спалённые шашечной ордой.

- Слава королю, пешки! - гаркнул ферзь, едва сельчане собрались на площади.

- Слава, - нестройно откликнулись ставшие в одночасье пешками крестьяне.

- Чтоб он сгорел, твой король, - проворчал себе под нос пройдоха Этюд.

Зевок шарахнулся в сторону. Крамольных речей он боялся - мало ли что. Впрочем, он всего боялся, и поговаривали, что жена, дородная крикливая Доминация, учит муженька кулаком.

- Пресветлый ферзь, милостивец наш!

Гамбит обернулся на крик. Доминация, толстая, расхристанная, продралась через толпу и рухнула ферзю в ноги.

- Отпусти его, пресветлый! – подвывая, заголосила Доминация. - Посмотри на него, на Зевка моего несчастного. Какая из него пешка, из малахольного? Отпусти, пресветлый! Умоляю тебя, заклинаю - опусти-и-и-и!

Ферзь презрительно скривил губы, кивнул свите. Два рыцаря разом спешились, подхватили Доминацию под руки, поволокли с площади прочь.

- Глупая баба, - фыркнул ферзь. - Пожертвовать собою за короля - что может быть почётней для пешки? Ладно, - ферзь откашлялся, выдержал паузу и продолжил торжественно: - Итак, его величество в союзе с королями сопредельных клеток объявляет крестовый поход! Сутки всем на сборы!

Толпа ахнула. Крестами или крестями называлась народность, живущая за последней горизонталью, на полях у самого обрыва мира, и тревожащая крайние клетки грабительскими набегами. Говорили, что крести жестоки, беспощадны и невежественны. Мир они полагали не квадратным, а круглым и называли столом. Молились злому богу Азарту, короля почитали меньше, чем богатея-туза, а пешки нумеровали и различали по достоинству - от двойки до десятки.

- Это через сколько же клеток шагать? - привычно ворчал старый Цейтнот. - Ноги собьём, пока доберёмся. А потом обратно столько же.

- Обратно, - хлопая глазами, повторил Зевок. – Мне обратно не придётся - я ещё на пути туда загнусь.

***

На окраине селения Гамбит обернулся. Рокада на коленях стояла в придорожной пыли и тянула к нему руки. Гамбит судорожно сглотнул. С женой ему повезло, не то, что старому Цейтноту с Вилкой или Зевку с Доминацией. Была Рокада ладной, работящей и робкой. Любила, души в нём не чаяла. А вот сам он… Гамбит вздохнул – он не знал. Махнул рукой на прощание и заспешил прочь.

- Запевай! - гаркнул шагающий впереди пешечной фаланги офицер, долговязый, наголо бритый Фианкет. - А ну, маршевую!

- Эх, мы, крепкие орешки, - хором затянули запевалы, братья Цуг и Цванг. - Мы корону привезём! Спать ложусь я вроде пе-е-е-шки…

- …Просыпаюся – ферзём! (c) - дружно рявкнула фаланга.

Гамбит расправил плечи. Ферзём или становились по рождению, или в него превращались. Из пешки. Для этого надо было совершить подвиг – невероятный, немыслимый. Пленить вражеского короля или спасти своего. За всю историю таких случаев были единицы, о них ходили легенды.

- Мечтаешь? - ехидно спросил Этюд, стоило песне закончиться.

- Плоха та пешка, которая не мечтает стать ферзём, - пословицей ответил Гамбит.

- Ну-ну, - Этюд поёжился. - Тут бы живым остаться.

По просёлочным дорогам маршировали до вечера. Тянулись дороги параллельно вертикалям мира - с северного его обрыва до южного. Другие, горизонтальные, пересекали их под прямым углом, образуя квадраты мирового порядка. Говорили, что у диких народностей порядка нет – собственно, и дикие они во многом поэтому. Кровожадные бубны, что селились по западному обрыву мира, выше королей и тузов ставили глупых шутов – джокеров. Обитающими у восточного побережья червами правили неведомые козыри, и, якобы, таким козырем мог стать всякий – от двойки до туза. Кочевники-шашки вообще не признавали никакой власти, и лишь изредка появлялась среди них особая шашка – дамка, которой повиновались остальные.

Едва стало смеркаться, Фианкет крикнул “Привал!”. Пешки натаскали хворосту, запалили костры на обочинах и расселись вокруг.

- Помню, дело было, - начал старый Цейтнот. - При деде нынешнего короля, я тогда ещё был парнишкой. Навалилась на нас чёрная клетка, что на три поля к востоку. На границе схлестнулись, пошла баталия. И вот…

- Какие они из себя, чёрные? - прервал Гамбит.

- Кожа у них тёмная. Офицеров слонами кличут, рыцарей – конями. А ферзи так вообще бабы и путаются с самим королём.

- Да ну?! - не поверил Гамбит. - Как ферзь может быть бабой?

- Запросто, - старик подкрутил ус. - Зовутся королевами, ну, чужеземки, что с них взять. Зато простой народ, как у нас. Пешечное мясо, только чёрное. Ты вот думаешь, кто войны выигрывает?

- Ясно кто, - пожал плечами Гамбит. - Короли.

- Дурак ты, - скривил губы старик. - Войны выигрывают пешки. Мы – сила, потому что нас много и мы никому не нужны. Пожертвовал ферзь сотней пешек - не беда, у него в запасе в десять раз больше. А этими пожертвует - бабы новых нарожают.

- А почему, - задумчиво произнёс Зевок, - войны выигрывают или проигрывают? Какая же это игра, если люди гибнут?

С минуту пешки молчали, ответа не знал никто.

- Однажды, - старый Цейтнот сплюнул в костёр, - взяли мы в плен одного черномазого. С дальней клетки, что у южного обрыва. Офицерил он у них, а званием был – епископ. Такое этот епископ нёс, братцы… Будто вся наша жизнь – игра, как вам это? И играем, дескать, в неё не мы, а нами.

- Как это “нами”? - недоверчиво заломил бровь Гамбит.

- Откуда мне знать, - старик, кряхтя, поднялся. – Дикари, что с них возьмёшь.

***

До шестой горизонтали добрались, когда год уже пошёл на излом. Зарядили дожди, затем похолодало, и выпал снег. Догнавший войско король велел разойтись на зимние квартиры. Фаланге Фианкета досталось селение на самой границе с нейтральной чёрной клеткой. Местные пешки из селения давно ушли и зимовали теперь горизонталью севернее. Остались лишь бабы, злые и до мужской ласки голодные.

- Ничего, твоя не узнает, - прильнув к Гамбиту, шептала молодая горячая Рокировка. - Как её звать, Рокада? У нас и имена похожи. А узнает – простит. Мой-то тоже невесть где сейчас и с кем. Война. Уходил, говорил - ферзём вернусь. Каким там ферзём, - Рокировка махнула рукой, - живым бы вернулся, что ли. Ты, поди, тоже метишь в ферзи?

Гамбит не ответил, только крепче прижал девушку к себе. “Играем не мы, а нами”, - в который раз вспомнился рассказ старика Цейтнота про пленного. Странные слова тот сказал, завораживающие, запавшие почему-то в душу. Почему именно, Гамбит понять не мог.

Ветреным и снежным утром в фаланге не досчитались Этюда. Цепочка следов, петляя, убегала к границе с чёрной клеткой.

- Трус! - бранился Фианкет. – Предатель, подлец!

- Беги и ты, - тем же вечером шепнул Гамбит Зевку. – Лучше, чем на верную гибель.