Культура у них была совершенно потрясающая. Я предполагаю, что таким образом, через искусство, они пытались спроецировать на мир свою личность. Других способов обрести понимание у них не было.

(Вот Лин говорит, что сводить все к одной причине неправильно. Пожалуй. Были ли другие предпосылки?)

Тут-то выныривает, как и водится, главный вопрос. А именно: почему мы? Почему они проиграли и исчезли, а мы остались?

Если отложить в сторону всякие страдания на тему нашего чрезмерного людоедства, или аргументы наподобие «мы лучше», то дело обстоит так:

Они нам ни в чем почти не уступали. К вечеру я получил результат комплексного исследования одного из скелетов – он подтвердил мои догадки. Большая мышечная масса, крепкие кости, безупречная система иммунитета. Объем мозга немногим даже больше нашего. Состав пищи был самый разнообразный – по-видимому, они могли есть вообще все, что вздумается. Налицо идеальный синтез между хищником и травоядным. Такое существо можно назвать, не убоявшись пафоса, вершиной эволюции.

Теперь посмотрим на себя. Ага. Зрелище неутешительное. Надо думать, чудовищами называли они нас не зря. Средний рост у нас больше, за счет чего кости очень ломкие и хрупкие. Физически мы не особо сильные; иммунитет, не способный противостоять любому мало-мальски приличному вирусу, держится только благодаря достижениям медицины. Пищеварительная система капризна, полностью справляется только с белком. Для того, чтобы существовать, нам нужен особый рацион.

Итог прост и ясен: с точки зрения выживания в природной среде у них перед нами масса преимуществ. Или, скажем проще – тотальное превосходство. Без технологий на вообще не протянуть. (Хотя, будем честными, никто не пробовал).

Вопрос «почему мы?» ученые задают уже как не один десяток лет.

И нечего удивляться тому, что прогресса как не было, так и нет. Не так давно мы избавились от представления о них как о примитивных полу-зверях, полу-монстрах.

Третий день кассельской половины

Сегодня плюнул на правила безопасности и пошел в «храм» без защитного снаряжения. Через полчаса потерял сознание, и если бы роботы меня тут же не вытащили – все, распрощался бы с раскопками на месяц. В результате, весь день провалялся в постели. А вечером приехал Лин, заставил пройти обследование, и я получил, плюс ко всему, курс регенеративных процедур.

Такого идиота как я еще поискать.

Ночью Лин сел на мою кровать и очень сухо принялся мне выговаривать насчет сегодняшнего происшествия. Он уже не злился. Он слегка тревожился, и был полон какой-то особой, покровительственной нежности. Он всегда чувствует что-то подобное по отношению ко мне. Ощущаю себя маленьким и глупым.

Лин положил ладонь мне на лоб, и тогда-то меня осенило. Эмпатия! Все дело в ней. Мы до сих пор брались лишь за аспект физический и умственный. А что, если фундаментальное различие относится к сфере психологии, социального и межличностного взаимодействия?

Сложно представить мир без эмпатии. Да что там – почти невозможно. Не могу вообразить, как бы мы общались друг с другом, не ощущая все оттенки чужих чувств, не примеривая чужую душу на себя. Как можно передать все это иначе? Речью? Речь не совершенна, и в процессе передачи допускает разночтения.

В этом свете становится куда как понятен термин «ложь». (Трактовка почтеннейшего рон. Шиттеля, видимо, неправильна.) Ложь – сознательное искажение действительности через речь. (Так и вставлю в монографию).

Кроме того, надо учитывать систему условностей и запретов. Известно, что о многих вещах говорить было не принято; некоторые чувства, движения души считалось похвальным скрывать. Отсюда, думаю, вытекают всякие прелести вроде тотального недоверия или всепоглощающего одиночества, которыми пронизана их культура.

И, кстати, не отсюда ли такой болезненный, почти нездоровый страх смерти?

Четвертый день кассельской середины

Лин, за завтраком выслушав мои научные сомнения, высказал одну любопытную мысль. Дескать, страх наших предков перед ними – все эти сохранившиеся в фольклоре монстры, злобные могучие дальвы – дань отсутствию у них эмпатии. С одной стороны, мы воспринимали их как разумных существ; но с другой – не могли впитать их чувства, как если бы они были животными.

Лин у меня умница.

Я соблюдаю постельный режим. Отчеты о находках, равно как и результаты разных исследований, отсылаются мне почти тут же, так что жаловаться не приходиться.

Утром экспедиция обнаружила огромное хранилище с документами и различными текстами. Радость по этому поводу стоит необычайная.

Я тоже доволен. Как раз недостающий для монографии материал. Разве что я предпочел бы вместе со всеми бродить по старинным руинам, а не лежать под грудой одеял. Ну да ладно, сам виноват.

У нас теперь тонны статистики. Удивляюсь тому, как их все-таки было много. Миллиарды. Огонь Силмета, миллиарды на одной небольшой планете! Теперь понимаю, почему они ютились в своих городах-муравейниках.

Подтвердилось, что жили они действительно немного. Восемьдесят, очень редко сто лет. Против наших двухсот восьмидесяти-трехсот. Совершенно иные возможности по развитию личности, накоплению опыта, культурному обмену, взаимодействию поколений.

Моя теория касательно наших преимуществ получает все новые подтверждения.

Под вечер явился Тиссеон и принялся извиняться за «гробокопателя», о котором я уже и думать забыл. Принес коробку персиковых трубочек – знает, чем угодить! – и с полчаса расспрашивал о моем здоровье.

Мы разговорились. Он рассказал, что пишет статью о том, как они воспринимали наших предков. Я спросил, какой материал он использует для этого. Потому что с адекватным отображением их менталитета имеются изрядные трудности. Тиссеон сделал загадочное лицо и сообщил, что раздобыл кое-какие художественные тексты. Внутри он так и лучился довольством. Пообещал поделиться сведениями со мной – дескать, вдруг пригодятся в моей монографии.

Пятый день кассельской половины

Сегодня наглотался лекарств, одел «скафандр» и отправился в Хранилище. Хватит отсиживаться.

Подобрал себе достаточно документов для того, чтобы хоть как-то разобраться со структурой общества. Удивительно! При таком количестве населения они предпочитали скрепляться в совсем маленькие группы. (Не очень понимаю, что значат все эти термины: «семья», «род» но вероятно, речь идет о каких-то кровных союзах?)

Если так, то они недалеко ушли от животных. Продолжение рода как основа для общества? Видимо, в этом повинен короткий срок жизни.

Еще один не до конца понятный термин – «война». Они так называли борьбу с нами. Но «войны» встречаются и раньше того времени, когда мы сформировались как вид. Я немного даже в тупике. Они уничтожали друг друга? Звучит откровенно глупо. С какой целью? Возможно, здесь надо учесть фактор того, что их было очень много. (Форма естественного отбора?)

Наконец, я столкнулся с понятием, которое вообще никуда не приткнуть. «Ненависть». Ну вот что этим, спрашивается, они хотели сказать? Как будто крайнее отвращение, но как будто и нет. То ли страх, то ли злоба, но определенно – желание уничтожить.

Ладно, с этим еще работать и работать.

Зато моя теория «почему мы» получила пару серьезных доводов. При всей свой «разумности» они были очень неразвиты в плане межличностных связей, строения общества и внутриличностной эволюции. Того, что я бы назвал «внутренней культурой» в противовес внешней, вещественной.

Забавно.

Такой высокий уровень развития технологий и столь примитивная «внутренняя культура»? Думается, что они бы и без помощи наших предков самоуничтожились.

Хотя, кто знает – возможно, они бы неспешно развивались в нужном направлении, не появись мы.