— Ждан, что тут вообще намечается? — без тени интереса обратился к своему закадычному другу рослый парень, с детства привыкший к шумной толпе, которую регулярно образовывали собравшиеся вместе люди и Малые невзирая на то, что их объединило: свадьба или похороны.

— Как я понял, тут сегодня будет открытый суд над несостоявшимся Верховным.

— Неужели этот ушлый змей Азиульдриэн лишился поддержки Совета Старейшин? — с издевкой уточнил Дарен.

— Не… — почесав затылок и припоминая все эльфийские заморочки, связанные с выбором Верховного, все также безразлично отвечал Ждан. — Там вроде этого… который законный казнить будут. Который из Новгородской приехал.

— А-а! — понимающе протянул Дарен. — Хорошо, что ты не эльф, а то я б пока твое имя выговорил, язык сломал от напряга.

— Это точно. И хорошо что я не из благородных эльфов, а то ты еще и мозги б сломал, пока выучил все имя с титулами.

Друзья засмеялись друг над другом, но их напускного веселья хватило ненадолго. После двух бессонных ночей, из которых одна была проведена за гульбой, а вторая — за выслушивание нотаций Игната, который сам не спал и решил другим не давать, сил уже не оставалось даже зубы скалить. Тем более необходимость таскать на себе мечи и стоять на солнцепеке без возможности хоть на полчасика спрятаться от изнуряющего июльского солнца в тень, не повышало настроения.

Толпа уже собралась сама устраивать себе праздник, отчаявшись дождаться представления, как на отстроенную перед сценой ложу для Верховного Эльфа и его приближенных поднялся сам Азиульдриэн, а за ним проследовали две женщины. Одна из них, эльфийка с белокурыми волосами благородной крови, шла с гордо выпрямленной спиной и каменным лицом, как будто она вовсе была выточена из холодного мрамора. Следом за ней ступала девчонка-подросток с перепуганными глазами и ежеминутно оглядывалась, будто ожидая, что вот-вот к ним подойдет кто-то еще.

Толпа замолкла. Будущий Верховный демонстративно широким жестом поздоровался с собравшимся народом и занял свое место. Будто не замечая никого вокруг, эльфийка шепнула что-то на ухо перепуганной до смерти девчушке, и они тоже присели.

— А это кто? — голосом, в котором начала отчетливо слышаться сталь, спросил у своего друга Дарен.

— Это Леокардиэ. — понял с полуслова Ждан. — А девчонка — дочь Сакира от человеческой женщины. Ну, помнишь, я тебе рассказывал как-то?

Дарен утвердительно кивнул, не отводя глаз от эльфийки.

— Так это что, получается… Леокардиэ — мать наследника. И его сейчас будут казнить… — пытался сообразить Хранитель. — Это же зверство!

— Это эльфы. — равнодушно отозвался Ждан. — Восемнадцать лет с ними живешь, а все удивляешься.

— Это же… — Дарен хватал ртом воздух, силясь подобрать слова.

— Да ладно тебе так переживать. Этих ушастых и не жалко. Они один другого достойнее. Убивают друг друга, пытают… Это у них вообще с пеленок. К тому же не факт, что этого наследничка прикончат. Посоха ему не видать — это стопроцентно, но если он сознается, извинится, покается, попросит прощения… И всего-то дел!

— А за что его вообще?

— Нахамил Совету.

— Все? — удивленно уточнил Дарен. — Если бы нас казнили всякий раз, когда мы Игнату хамим, то и у Змея-Горыныча голов не осталось.

— Ушей. — поправил Ждан. — Им сначала уши отрезают, причем без разницы приняли твои извинения или нет.

Дарен посмотрел на Леокардиэ с еще большим ужасом. Даже ребенок в Лесной знал, что с ушами эльф лишается и своего долгожительства. Максимум на что моги рассчитывать «наказанные» — пять, от силы десять лет. Да и те в постоянных болезнях. Еще не факт, что для матери лучше — лишиться ребенка в одночасье или годами наблюдать, как он тает у тебя на руках, угасает, как накрытая банкой свечка.

Толпа начала понемногу оживляться. Сотни любопытных глаз не отрываясь смотрели на сколоченное из досок подобие сцены, где должна была свершиться расправа над несостоявшимся Верховным.

Прошло меньше минуты и два черноволосых эльфа выволокли несостоявшегося наследника на всеобщее обозрение. Толпа заулюлюкала. Кто-то попытался усмирить обрадованных жестоким зрелищем односельчан, но их отчаянные попытки воззвать к милости и благоразумию напросто растворились в неиссякаемом потоке жестокости и беспощадности, которая свойственна всем без исключения расам.

Молодой светловолосый эльф пытался передвигать ногами, но постоянно спотыкался и повисал на руках своих палачей. Когда его наконец вытащили на середину подмостка и заставили принять вертикальное положение, Весея, которой выпало на долю стать свидетелем казни брата, зарыдав уткнулась в плечо мачехи.

Слов было не разобрать, да они и не требовались. Азиульдриэн схватил девчонку за подбородок, принуждая не отводить взгляда от того действа, которое он ждал столько долгих и мучительных лет безвластия.

Леокардиэ даже не шелохнулась — она уставилась на сына в немом оцепенении.

Молодой эльф не без усилий поднял голову и с жестокой насмешкой оглядел беснующуюся толпу. Он не знал здесь почти никого, и его почти никто не знал. Но у каждого из этих созданий нашлась своя причина ненавидеть павшего престолонаследника. За что вот только? Толпа всегда осуждает своих правителей: действующих ругает тихо, а ушедших либо несостоявшихся и вовсе топчет немытыми ботинками.

Молодой эльф из последних сил держался на ногах, то и дело пошатываясь. Двое палачей так и остались стоять рядом со своей жертвой, поддерживая его под руки. Несчастный эльф был избит до неузнаваемости. Ушастые всегда славились своей жестокостью, но тут они превзошли сами себя.

Дарен почувствовал приступ подкатившей к горлу тошноты, на миг вообразив какие муки пришлось пережить эльфу.

— Звери! — процедил он сквозь зубы.

А представление только начиналось.

— Ты, Панкитро Эль'ворноМихайиндиэн Котнральерн Бор Эльстин из рода Аворндей, оклеветал Совет Старейшин, кой представлен мудрейшими эльфами нашего племени, оскорбил их честь и достоинство, попрал честь и светлое имя Верховного Эльфа. — начал свою речь Азиульдриэн, приподнявшись из удобного кресла. — Ты был признан виновным. Но я, от имени Совета, даю тебе последний шанс отсрочить погибель, ибо милости нашей и мудрости нет предела. Хоть ты и не достоин такой благосклонности, ничтожнейший из недостойных, я все же спрошу у тебя: способен ли ты отринуть свое упрямство и безрассудство, признав свою неискупимую вину перед Советом и лично передо мной, Великим Верховным Эльфом над всеми эльфами?

Михей снисходительно посмотрел на своего правителя, скривив разбитые в кровь губы в язвительной усмешке, но не торопился с ответом. Переведя взгляд на безутешно рыдающую сестру, он подмигнул одним глазом, как будто ничего не случилось, как будто все происходящее не больше чем фарс и расстраиваться нечего…

Получив ощутимый удар в живот, эльф невольно согнулся, но стражники тот час же его выпрямили, заставив смотреть в глаза правителю, лицо которого перекосилось от брезгливости.

— Отвечай, когда тебя спрашивают, гнида. — угрожающе произнес один из конвоиров.

Эльф сплюнул кровь и что было мочи громко произнес охрипшим голосом:

— О, Правитель мой, лучезарный и небесный Котринш Дель Иренго Азиульдриэн Эль'Неророт Бор Акливий из рода Дельтруций, не был бы ты так мил засунуть себе этот Посох…

Очередной удар прервал слова Михея. Удовлетворенная толпа взревела. Азиульдриэн побагровел от злости, сжав кулаки, чтобы хоть как-то удержать свой праведный гнев внутри и не ударить в грязь лицом перед своим новоиспеченными подданными.

Весея со слезами упала на колени, изо всех сил пытаясь докричаться до неразумного брата:

— Михей, не надо! Прошу тебя, не надо!

Но было поздно. Дождавшись когда толпа стихнет, Азиульдриэн подвел итог:

— Я беру на себя смелость считать твой ответ отрицательным. И раз ты упорствуешь… Казнить! Сейчас же!

Толпа взревела с новой силой. Теперь сторонников юного бунтаря прибавилось, и они оживленно требовали дать парню шанс.