— Ты даже не спросил, как меня зовут! — попыталась я подколоть парня, который с каждой секундой интриговал меня все больше и больше.

— Аля. Кто же не знает имя самой красивой девушки во всем Екатеринбурге.

Я приняла открыто льстивый комплимент как должное. Куда же денешься от суровой правды жизни!

— А как твое имя? — я решила, что так обращаться к парню мне будет удобнее.

— Ф… Федя.

Симпатяга немного замешкался, словно пытаясь вспомнить собственное имя, но я нисколько не удивилась: некоторые в моем обществе так теряли голову, что вообще не могли и слова вымолвить.

— Нелепое имя.

Парень посмотрел на меня немного удивленно, но перечить не стал, безразлично пожимая плечами, мол «если тебе оно кажется нелепым, то так, наверное, и есть на самом деле».

Мы дошли до одного очень модного кафетерия, в котором я любила проводить время с друзьями. Маленькие круглые столики и интерьер, выполненный в теплый коричневых с красным тонах, чарующий запах кофе создавали непревзойденную атмосферу уюта.

Федя угадал, какой именно столик мой любимый, уверенно проводя меня через весь зал к окну, закрытому красными с золотым орнаментом шторами. Не открывая меню, он заказал мой любимый глиссе и медовые пирожные. Значит, он здесь не впервые. И догадался расспросить кого-то из моих друзей о том, что именно я люблю. Молодец. Узнаю, кто меня сдал — уши оторву.

— Кем ты работаешь? — как бы невзначай обронила я.

— Никем. — равнодушно ответил Федя, смакуя мой удивленный взгляд. — Я художник. Но это не работа, это призвание, которое, впрочем, способно меня кормить.

— Нарисуешь меня?

— Я не рисую людей.

Мне не понравился его ответ. Да кто он такой, чтобы мне отказывать?! Но почему-то я не могла злиться на этого красавца.

— Почему?

— Потому что картина — это точная копия человека. А я не смею подражать Господу, создавая людей.

— Господу? — удивилась я. — Кто это еще такой? Никогда не слышала.

— Ты не знаешь? Впрочем, это объяснимо. — разочарованно произнес Федя. — Это наш создатель. Тот, кто создал и нас, и все, что нас окружает.

А он немного не в своем уме. Несет какой-то бред. Но он весьма очаровательный сумасшедший.

— Зачем создавать то, что и так создано? Мир всегда существовал. И всегда были люди и животные. — издевательским тоном сказала я, нарочно пытаясь зацепить парня в его глупых убеждениях.

— Но откуда-то оно взялось? — упорствовал он.

— Да с чего ты взял?! Глупости какие! Окружающий нас мир был всегда таким, каким мы с тобой сейчас его видим! — я откинула шторку, показывая Феде людей, неспешно бредущих мимо кафе куда-то по своим делам.

— Ты рассуждаешь, как пятилетний ребенок. Как ты могла все так быстро забыть?

Я вопросительно подняла бровь, требуя пояснений.

— Ты очень изменилась, Аль. — тихо сказал парень, смотря мне прямо в глаза. — Я понимаю, тебе хочется верить в это. Но посмотри, какое здесь все неполноценное! В этом мире даже нет мух!

— Кого? — я уже в открытую смеялась над этим полоумным.

— Ясно. — Федя устало откинулся на спинку стула. — Я не попрошу у тебя многого. Просто послушай меня. Ладно?

Я положительно кивнула головой. Этот псих показался мне весьма забавным. Интересно, какие новые слова он придумает, помимо этих непонятных «мух» и загадочного «Господа».

— То, что ты видишь вокруг себя — это иллюзия. Это твои желания. Потаенные, явные, неосмысленные. Всякие. Но человек не может жить в таком розовом мире. Сначала ты потеряешь память о своем прошлом, потом изменятся твои близкие люди, изменишься ты сама.

— Стой! — перебила я парня. — Одна неувязочка: я прекрасно все помню. С самого детства.

— Ты просто уже успела забыть.

Я одарила Федю смеющимся и снисходительным взглядом, но он все же решил продолжать нести эту чушь.

— Тебе сейчас хорошо. Но потом все вокруг тебя начнет рушиться. Когда ты привыкнешь к этому миру и перестанешь радоваться ему и удивляться, он, за неимением других, начнет требовать у тебя отрицательные эмоции. Он будет бить тебя по самому больному, шаг за шагом уничтожая все, что так тебе дорого.

— Не впечатлил.

— Ты сама это чувствуешь. — Федя наклонился ко мне, обдавая жаром своего дыхания. — Ты прекрасно видишь, что это не настоящая жизнь. Помнишь, вчера ты пыталась вырваться? Тебе казалось, что все вокруг тебя пластиковое. Как куклы. Верно? Ты пыталась сопротивляться. Не останавливайся.

Его слова вернули меня в ощущения вчерашней ночи. Я смутно вспоминала свои мысли, действия, но целостной картинки не получалось. Мои воспоминания были похожи на пазл, в котором не хватает изрядного количества деталей.

Чем больше я старалась вспомнить, тем сильнее невидимая рука сдавливала мне виски.

Неосторожная официантка уронила на пол поднос и посуда со звоном разлетелась на мелкие кусочки. Боль прошла. Я разозлилась на себя и на этого парня. Кто он такой, чтобы лезть в мою жизнь! Да и почему я выслушиваю этот бред!

Я резко встала, выхватила из рук удивленной девушки, сидящей за соседним столиком, полный стакан апельсинового сока и вылила Феде на голову.

— Остынь, ненормальный!

Небрежно отшвырнув ногой черенок, к которому потянулась пытающаяся собрать с пола осколки официантка, я решительно вышла из кафе. Сказать, что меня мерзкое настроение, было нельзя. Оно у меня было самым, что ни на есть паршивым. Я шла, как всегда медленно, но вдруг мне захотелось ускорить шаг. Умом я понимала, что человек не может ходить быстро, но какая-то тайная частичка моего сознания захотела спешки.

Подумав, что просто этот полоумный на меня плохо воздействует, я улыбнулась своей ослепительной улыбкой, ловя восхищенные взгляды прохожих. Это всегда помогало мне отвлечься от ненужных мыслей. И в первый раз в жизни мне это не удалось.

Я почувствовала незнакомое ощущение в горле. Как будто я проглотила железный шарик, и теперь он стоит посреди глотки, не желая уходить ни в одном из возможный направлений. Еле дойдя до дома, я спешно вошла в подъезд. Прислонившись спиной к прохладной стене, я почувствовала, как боль в горле становится сильнее. Шарик начал жечь горло огнем. Я, не понимая, что со мной творится, спрятала лицо в ладонях, но тут же отдернула руки. На пальцах дрожали две прозрачные капельки воды. Она тонкими солеными ручейками лилась у меня из глаз. Я читала об этом явлении в книгах. Такое встречалось, когда люди еще не были так развиты, как мы сейчас. Но чтобы со мной могло быть такое… Я плакала. Первый раз в жизни.

Сегодня солнце светило особо ярко. Люди улыбались и несли огромные букеты белых роз. Все кладбище было завалено этими цветами. Небольшой оркестр, управляемый уже хорошо подвыпившим дирижером, на удивление складно играл какую-то протяжную мелодию. Облаченный в белое священник нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая, когда же все соберутся и можно будет отслужить свою часть церемонии, чтобы с легкой душой и полными карманами уйти восвояси.

Люди возлагали цветы к белоснежному гробу, который казался чуть ли ни хрустальным, и спешили смешаться с толпой. Только одна лишь женщина стояла у гроба неподвижно, приятно улыбаясь и легким кивком головы благодаря пришедших за их скромные дары. Неподалеку от нее стоял Деян, левой рукой по-хозяйски обняв за талию невысокую брюнетку. Эта парочка о чем-то негромко переговаривалась, и девушка время от времени заливалась звонким смехом.

Держа в руках скромный букет из двадцати кремовых роз, я приблизилась к гробу, чтобы возложить на него цветы.

— Спасибо, милая. — негромко сказала женщина, растянув губы с приятной сдержанной улыбке.

Я кивнула ей в ответ. Тяжело, наверно, быть матерью на похоронах. Столько часов подряд надо отстоять на ногах. Деяну согласно традициям тоже надо было не отходить брата, но он скрасил это испытание любви и верности в прямом смысле «до гроба» обществом симпатичной девушки. Какая она у него по порядку хотя бы за этот месяц, он, пожалуй, и сам не мог припомнить.