Взгляды слуг больше не занимали Викторию, куда больше ее пугала собственная забывчивость.

Даже отражение в зеркале странно волновало ее, она касалась его рукой, словно гладила собственные черты и не могла наглядеться. Эти уложенные волосы и завитки у лба страшно раздражали графиню, мешая разглядеть лицо.

Вошел граф, замерев за ее спиной.

- Любуетесь, словно девочка, впервые осознавшая собственную привлекательность.

- Прошу тебя…

- Знаете, о чем я подумал, впервые увидев Вас, графиня? Какое нежное лицо, сияющее изнутри. В следующий раз я решил, что Вы необычайно похожи на тех куколок с фарфоровыми личиками и тряпичными телами, которых так любили прижимать к себе мои сестры. Но познакомившись с Вами ближе, я вдруг вспомнил, как отрывал в детстве фарфоровым куклам их прелестные головки.

Граф повернулся и вышел, притворив за собой дверь.

41 глава

Она касалась кончиками пальцев корешков книг, читая названия и не сознавая о чем они. Мысли Виктории унеслись прочь из библиотеки, витая далеко от этих мест.

Что-то смутное тревожило ее, не давая покоя ни днем, ни ночью. Скользило по краю сознания, вызывая приступы головной боли. На одном из фолиантов ее рука неожиданно дрогнула. Графиня взяла в руки книгу и пролистнула быстрым движением. На пол упал сложенный листок. Виктория развернула лист.

Виктория, дорогая моя и горячо уважаемая Виктория! Вы были недовольны, что от меня перестали поступать письма. И вот я, не в силах молчать, вновь сажусь за письменный стол. Как знать, быть может, уже завтра мой полк призовут, и я покину эти места. И вас.

Я не могу предложить вам ничего, из того, что вы принимаете как данность в силу своего положения в обществе. Ваш муж неплохой человек и я даже рад, что он присутствует в вашей жизни. А мне остается лишь погибнуть за вас где-нибудь вдали от родного дома и всего, что мне дорого в этой жизни.

Минуты, проведенные с вами – самые драгоценные в моей жизни. Надеюсь, что и вы пронесете их с той же светлой печалью в сердце. Оставляю эту записку вложенной в вашу самую любимую книгу. Как видите, я не забыл ваши вкусы и пристрастие к хорошей литературе.

Прощайте. Ваш покорный слуга, Фредерик.

Почувствовав головокружение, Виктория села в кресло у окна и справившись с мельтешением разбегающихся строчек, еще раз перечитала короткую записку. Он спокойно оставлял ее здесь, даже не пытаясь бороться за счастье.

- А ты пожертвовала ради него всем …

Головная боль подкралась на мягких лапах и неторопливо вонзила когти.

- И отдала за него душу. За легкомысленного человека, галантно оставившего ей на память записку, чтоб прижимать ее к сердцу холодными и одинокими ночами.

Виктория упала на пол и сжала виски, дикий зверь терзал голову. Хотелось закусить персидский ковер зубами, заглушая стон, рвущийся изнутри. Что с ней происходит? Чужой человек в ее голове нашептывает странные вещи. Она сходит с ума.

- Что случилось, тебе плохо?

Крепкие руки подняли ее с пола. Виктория с неожиданной силой вцепилась в кружевные манжеты рубашки графа. Не все еще сломано, она в своем уме, у нее есть опора. И она больше не совершит ошибки.

- Пожалуйста, - прошептала она, сама не сознавая, о чем просит. Убрать голоса из ее головы? Или держать крепче и не отпускать, словно от этого зависит жизнь, как в той сказке, что рассказывала нянюшка.

- Не отпускай меня, если я превращусь в змею и стану жалить твои руки. Не отпускай меня, если я превращусь в птицу и попытаюсь улететь. Не отпускай, если страшно. Держи крепко. И я останусь с тобой…

- Вы до крайности избалованны и упрямы, но до сегодняшнего дня производили впечатление разумной особы. А теперь я отказываюсь понимать Вас.

- Не отпускай…

Всю ночь она металась в бреду, пылая в горячке. Граф крепко держал маленькую и обжигающую руку. Доктор велел обтирать и поить ее, чтобы предотвратить обезвоживание. У кровати больной стоял большой кувшин с чистой водой.

На стекле заиграли блики утреннего солнца, когда граф очнулся от тяжелого полусна возле своей жены. Она спала. Слипшиеся от поты волосы разметались по подушке, наволочка сбилась, а одеяло упало на пол. И Виктория подогнула острые коленки к животу, пытаясь согреться. Жар пошел на убыль.

- Я не отпущу тебя, даже если ты сама этого захочешь, - прошептал граф, укрывая ее одеялом.

- Тот раз. Когда Фредерика отравили на балу… это ведь был не ты?

- Нет. Это был не я, - устало повторил граф.

- Тогда кто?

Ему хотелось ответить, что он не знает, но граф счел нужным быть честным.

- Он отпил из бокала, предназначенного мне.

Я прижала руки к горлу, почувствовав дурноту.

- То есть убить должны были тебя?

- Да. Если бы не дело случая, были бы себе прелестной вдовушкой. Оплакали (скорее от радости) положенный срок, да обвенчались бы со своим Фредериком. Уж извините, что все испортил. Отравителя, к слову, уже казнили. Разорившийся барон, желавший мне отомстить за грехи моего покойного батюшки, коему он и проигрался в карты.

Я посмотрела в усталые глаза графа.

В этом мире ты меня не узнал. А вот я тебя вспомнила.

Я улыбнулась и, поддавшись порыву – обняла его, прижавшись к теплой груди.

- Спасибо, что остались живы.

Теперь я могла уйти, оставив его Виктории. Графине, что непременно полюбит своего мужа и сделает его счастливым.

Кэм будет счастлива в своем мире. Она и Дэн.

А куда хочу попасть я? Теперь, когда освободилась от оков и могу пожелать что угодно.

Я давно знала, где и с кем хочу оказаться.

Туда, где багряная трава по пояс. Где меня ждет один человек…