О! Я заболела. Я извинюсь и все утро проваляюсь в постели. Потом, наверное, смогу прийти на репетицию оркестра и даже на репетицию джаз-бэнда. В конце концов, придется же мне иногда встречаться с Дональдом, и будет гораздо проще, если вокруг будет много людей. Он не знает, что мои чувства изменились с момента того печально знаменитого разговора с Аделой. И, конечно же, он понятия не имеет, что я в него по-настоящему влюбилась. Это знает только Джесса.
И как, интересно, Адела, которой вообще все до лампочки, ухитрилась прибрать его к рукам, а мне это не удалось?
Джемма вернулась в спальню.
— Что с тобой, Ханна?
Голос мой прозвучал жалобно.
— Я плохо себя чувствую, — прохрипела я, — думаю, полежу утро в постели. Попроси, пожалуйста, Джессу сказать нашим. Спасибо.
И я снова сползла на подушку. Я услышала, как Джемма шепчет Джессе, чтобы она не будила меня, потому что мне нехорошо.
— Бедненькая, — пробормотала Джесса.
Потом Джемма подошла к Аделе и велела ей дать мне поспать. Адела что-то пробурчала в ответ. Отличная идея! Измученная, я снова провалилась в полузабытье.
— Привет, Ханна. Ты как? — Дональд тронул меня за руку, когда я протискивалась мимо него на свое место. Страдания опустошили меня, и голова все еще кружилась. Он явно беспокоился за меня. Ха.
— Жить буду, — сказала я.
Он перегнулся через вторую Ханну, когда я села. Он все еще был встревожен. И тут я поняла почему.
— Как думаешь, сможешь пойти на репетицию джаз-бэнда сегодня вечером? Нам надо как можно больше репетировать.
Конечно. Не хотим испортить музыку. Не хотим, чтобы драгоценный джаз-бэнд остался без саксофона. Я отвернулась.
— Все нормально будет, — сказала я и углубилась в процесс установки пюпитра.
Мы проходили «Вариации Римского-Корсакова», и мне надо было сосредоточиться на моем соло на пикколо. Слава богу, сегодня мы не играли Мендельсона. Не думаю, что вынесла бы Аделу с ее скрипичными экзерсисами. Джесса поймала мой взгляд. Она ободряюще улыбнулась мне, когда дирижер поднял палочку, и я почувствовала себя уверенней.
Нужно было собрать остаток воли в кулак. В перерыве Адела бросилась в секцию флейт.
— Привет, Дак. Я думала, ты болеешь. Дон, дорогой, пойдем выйдем, я быстренько курну, — сказала она с таким видом, будто ожидала нашей реакции. Она стащила его со стула и увела за собой, оставляя шлейф качающихся пюпитров.
Джесса взяла меня за руку.
— Пойдем, попить возьмем. Мне надо кое-что тебе рассказать.
Перерыв был только двадцать минут.
— Не пойдем пить, давай просто пройдемся.
Солнечный свет больно ударил по моим опухшим глазам.
— Господи, Ханна, да ты выглядишь ужасно.
Мы сели под каким-то деревом. Я выжидательно посмотрела на Джессу:
— Как я рада за тебя! Не беспокойся обо мне. Думаю, у меня к Дональду уже все прошло. Они с Аделой прекрасная пара.
— Да конечно! — воскликнула Джесса. — Я всегда знала, что эта дрянь не так проста как кажется, но даже не догадывалась, насколько. Я только сейчас начинаю ее понимать. Так, я быстренько попытаюсь тебе все рассказать. Это все со слов Кевина. Адела вцепилась в Дональда с тех пор, как я наорала на нее. Она чувствовала себя такой отвергнутой, и этот номер с жалостью к себе она прокрутила с Доном — типа, все меня ненавидят, потому что я такая замечательная, никто не обращается со мной нормально, все боятся моей яркой индивидуальности. Разве не ужасно любить кого-то, кто не отвечает тебе взаимностью, и так далее, и тому подобное. И потом она заявляет: «Понимаю, каково сейчас тебе… Как тебе тяжело, Дон, ведь Дак тебя не любит, потому что любит она Кевина»…
— Я все это знаю, — прервала я, — Адела мне сама рассказала. Какая теперь разница? Ведь Дональд и Адела теперь пара. Так же, как ты и Кевин.
— Это все только потому, что я с ним вчера разобралась. Я сказала, что Адела просто играет в свои обычные игры. Ты любишь Дональда. И это я влюбилась в Кевина.
Тут она имела вежливость покраснеть.
— Ну, и что нового? Кевин сказал что-нибудь Дональду про меня?
— Нет, не сейчас, когда Дональд встречается с Аделой, но он сказал, что Дон с ума сходил по тебе.
— Ладно, пора возвращаться.
— Давай не пойдем на ужин. Я предупрежу Кевина.
Я все еще не могла смотреть на Дональда, когда вернулась на место. Но во мне загорелась маленькая искорка надежды. Она часто гасла, потому что я думала о Дональде, потом сразу об Аделе, и теперь было уже слишком поздно что-либо менять. Но я все равно чувствовала себя немного лучше. После репетиции все пошли в общую комнату, но я вернулась в спальню: не хотела смотреть на Дона и Аделу, особенно сейчас. За мной в спальню пришла Джесса.
— Я не хочу здесь оставаться, — сказала я.
В комнату могла зайти Адела.
— Пойдем в сад около музыкального корпуса, тогда тебе не придется волноваться о репетиции джаза.
— Очень хочется пропустить репетицию.
— Не вздумай мне Кевина подвести!
— Ладно, ладно!
— Так, на чем мы остановились?
— Кевин знает, что он нравится тебе, а не мне. Еще он знает, что Дональду нравлюсь я, пардон, нравилась. Но Дональд не знает, что нравится мне. И даже уверен в обратном, так как Адела не упустила возможности передать Донни наш разговор в первый день, когда я призналась, что не считаю его привлекательным…
— Ты что, правда это сказала?
— В первый день, ну, в наш самый первый день — да.
— А когда ты передумала?
— Во второй день!
— Вот что я никак не могу понять: почему Дональд запал на Аделу. Колдовство — единственное мое предположение. Приворот какой-то, но в конце концов мы же знаем, что с самого начала Дон неровно дышит именно к тебе.
— Дышал. Дышал неровно.
— Нет. Что-то случилось. Кто-то сказал или сделал что-то, после чего все изменилось.
— Аделе очень не нравилось, когда Кевин крутился около меня, это точно.
— Мне тоже не нравилось!
— Но ты же не мстительная, по крайней мере, в отношении меня.
— Но Адела совершенно точно — да. И, к сожалению, Кевин не притворялся: ему правда нравилась Адела! Но думаю, мы что-нибудь придумаем. — Мы услышали голоса и скрежет отодвигаемой мебели в музыкальном классе. — Они уже садятся. Я просто забегу сказать привет моему прекрасному Кевину.
Джесса побежала ко входу. Я вошла за ней. Все парни уже были там. И Адела тоже. Она сидела на коленях у Дона и обнимала его. Жутко сексуально. Я не могла на это смотреть. Джесса великолепно разрешила ситуацию.
— Пойдем, Адела, — сказала она, — ребятам надо поработать.
Адела неохотно слезла с колен Дона.
— Жаль расставаться, — она лучезарно улыбнулась Дональду. — Просто представь, что ты играешь для меня.
Она послала ему воздушный поцелуй и заскакала рядом с Джессой, вся такая сладкая, ведь теперь они уже не соперницы.
Я решила, что лучше всего будет сослаться на мое плохое самочувствие. Это даже не было неправдой. Не помню, чтобы мне еще когда-нибудь было так больно. Дон тоже казался немного подавленным, каким-то уставшим, по-моему. Отыграли мы очень даже искусно. Технически все было замечательно.
Но тут обычно неразговорчивый Сэм, возмутился:
— Что с вами случилось, ребята? Где душа? Это же джаз, знаете ли. Надо сердце вкладывать в музыку. Вечером во вторник все было великолепно — море сердца и души. А сегодня чепуха какая-то. Что-то изменилось?
— Я изо всех сил старался, — пробормотал Кевин.
— Извините, — в унисон сказали мы с Дональдом.
Мне так хотелось посмотреть на него и увидеть ту его улыбку, но я не осмелилась. Я знала, что в нас изменилось, хотя всего и не понимала.
В конце концов меня просветила сама Адела. Джесса ходила в блаженном счастье. Кевин — это мечта. Кевин — такой красавчик. Кевин сам не может понять, почему не начал встречаться с ней раньше. Тот ее парень — уже история. Кевин, Кевин, Кевин. Она заснула со сладким вздохом на устах. Нечего и говорить, Аделы еще не было. Она явилась через полчаса. Я никак не могла уснуть, металась и крутилась в постели, да я ждала возвращения Аделы со свидания с Доном.