– Ты прекрасно справилась, – похвалила дочь Алиенора. – У тебя чудесное дитя. Я так рада, что ты приехала в Винчестер разрешиться от бремени. – Она смахнула с ресниц слезы. После кончины Гарри и проблем, которые столкнули отца с сыном и брата с братом, этот попискивающий комочек жизни казался неоценимым даром судьбы.

– Я тоже рада, мама. – Матильда снова поцеловала малыша и вернула его Алиеноре. – Могу я попросить тебя: покажи его всем, хорошо?

– Конечно! Никому другому я бы не позволила это сделать. – С умиленной улыбкой Алиенора завернула младшего внука в одеяло, чтобы ему было тепло и уютно. Когда его вернут в покои матери, то запеленают туго, как положено, чтобы ручки и ножки были прямыми, но сначала новорожденного нужно всем показать. Имя ему выбрали Вильгельм – родители договорились об этом, когда он еще был в чреве матери. – Отдыхай. Я скоро вернусь.

Поцеловав влажный лоб дочери, она вышла из родильных покоев к ожидающей родне.

Супруг Матильды Генрих с восторгом и гордостью принял сына на руки. Держал он его уверенно. Сразу видно, что имел опыт обращения с младенцами. Старшие дети столпились вокруг отца, чтобы посмотреть на нового братика. Рихенза была очарована. На мальчиков он произвел не такое сильное впечатление, и они быстро вернулись к прерванной игре, но старшая сестра осталась. Она положила палец в ладошку младенца и засмеялась, когда он попытался обхватить его.

К Генриху Алиенора, поначалу настороженная, постепенно прониклась симпатией. Он был немногим моложе ее, но вполне деятельный и активный, о чем свидетельствовало рождение одного отпрыска за другим. Детей он обожал и очень тепло относился к Матильде. У них была веселая и шумная семья, в их жилище всегда звучали громкие голоса и смех. Возможно, порой это могло быть утомительно, но такое семейное счастье – редкий дар.

Прибыл и король, чтобы осмотреть новорожденного внука, хотя на руки его взять не пытался.

– Хороший ребенок, – вынес он вердикт и пощекотал младенца под подбородком, отчего тот сморщил крошечное личико и мяукнул.

Дед не обратил на это никакого внимания – его мысли были заняты другим. Поскольку Ричард по-прежнему упорствовал в отношении Аквитании, Генрих разрешил Иоанну и Жоффруа вторгнуться в Пуату и силой заставить брата покориться. Однако идея оказалась неплодотворной. Братья без устали грабили приграничные земли друг друга, но никаких серьезных прорывов не происходило, а непродуманные советы Генриха лишь добавляли горечи в похлебку из обид и соперничества. Только что пришло известие об очередной неудавшейся, но дорогостоящей стычке, и настроение у короля было кислым, как недозрелое яблоко.

Алиенора ничего не говорила ему – все и так очевидно. Рано или поздно Генриху придется признать, что Ричард не согласится отдать Аквитанию. Тогда надо будет искать другое наследство для Иоанна и как-то иначе умиротворять Жоффруа, который хотя и владел Бретанью и Ричмондом благодаря женитьбе, из родительского наследства почти ничего не получил.

Она уже собиралась вернуть младенца Матильде, когда в комнату прибежали другие дети, желающие посмотреть на прибавление в королевском семействе. Одним из них был сын Генриха от последней любовницы, Иды де Тосни, – обаятельный, изящный мальчик с темными, как у матери, волосами и карими глазами. В четыре года он имел удивительно хорошие манеры. Алиенора не держала зла на ребенка из-за обстоятельств рождения – его вины в этом нет. Вместе с ним пришел еще один мальчик – с мягкими каштановыми волосами и голубыми глазами, очень похожими на ее глаза. Он совсем недавно научился ходить, но уже выговаривал отдельные слова. Сын Иоанна, рожденный Беллой де Варенн, оказался славным, улыбчивым ребенком – полной противоположностью своего злокозненного и злопамятного отца. Усади его с игрушкой, расскажи ему сказку, приласкай его – и он будет бесконечно доволен. Беллу в прошлом году выдали замуж за Роджера де Ласи, и Алиенора больше ничего не знала о ней, да и не желала знать.

Маленький Ричард одарил кузена поцелуем в щечку, а потом заодно поцеловал и своего четырехлетнего дядю. Его простодушная ласка заставила Алиенору улыбнуться и подумать, что, возможно, у будущих поколений все же есть надежда.

Как ни медленно восстанавливалась Матильда после родов, но к августу, когда она прошла обряд очищения, силы вернулись к ней. В честь радостного события ей сшили новые платья, а супруг подарил расшитый жемчугами и сапфирами пояс.

В покоях Алиеноры кипела жизнь: с утра до ночи здесь было тесно от дам, детей, собак и многочисленной прислуги, снующей туда и обратно. За эти месяцы королева очень сблизилась с Матильдой, и это было чудесно. В ее жизни снова появились приятная компания и общение. Старшая дочь выросла доброй и жизнерадостной, и ее присутствие согрело измученную душу Алиеноры. Добавляли в жизнь красок и дети с их нескончаемыми проделками. Стражники Генриха не спускали с Алиеноры глаз, но в целом все было не так плохо. Если постараться, то можно было представить, будто она располагает некоторой свободой.

Одним сентябрьским утром она сидела с Матильдой, приглядывала за младенцем и учила внука Ричарда считать пальцы. Вдруг в комнату ворвался Генрих с перекошенным от злобы лицом. Он сильно хромал, но не из-за старой раны, которая частенько донимала его болями, а из-за воспаленного ногтя на ноге. В его кулаке был зажат кусок пергамента.

– Хватит! – без предисловий заявил он. – Этому нужно положить конец!

– Два, три, сесть! – считал маленький Ричард. – Семь, девять, десять!

Алиенора приподняла внука и подала его няне Агате знак, чтобы та взяла заботы о ребенке на себя.

– Чему нужно положить конец?

– Это Ричард! – Он потряс пергаментом перед лицом Алиеноры. – Он вторгся в Бретань. Говорю тебе: я не собираюсь больше терпеть его провокации!

– Насколько я помню, не он начал эту войну. Это же ты послал Иоанна и Жоффруа в Пуату сражаться с ним. Что ему было делать? Открыть двери пошире и с поклоном пригласить их в дом? Впрочем, я согласна с тобой: хватит. Договорись о мире и еще раз подумай о том, как разделить наследство.

– Я не позволю Ричарду своевольничать, слышишь?

– Тогда относись к нему справедливо. Меч – обоюдоострое оружие. Нельзя было обещать Иоанну Аквитанию. Пусть он правит Ирландией, как с самого начала и предполагалось.

Генрих оперся о стол, чтобы снять вес с больной ноги.

– В моем гнезде целая стая орлят, и они так и норовят разорвать меня на части. – Его рот изогнулся в сардонической усмешке. – Они съедят меня до последнего кусочка, только дай им шанс.

– Ты сам в этом виноват, – возразила Алиенора. – Ты клюешь их, вырываешь перья из крыльев, так что они не могут вылететь из гнезда и вынуждены бороться с тобой за место под солнцем.

– Папа, что ты собираешься делать? – Матильда поспешила вмешаться в диалог родителей, пока ситуация не вышла из-под контроля.

Он протяжно выдохнул:

– Призову их к себе. Пусть приедут сюда, и я выслушаю то, что они пожелают сказать, а они в свою очередь выслушают меня – и потом исполнят мою волю.

– Ты действительно думаешь, что так и выйдет?! – воскликнула Алиенора. Его слепота была поистине поразительна. – Ты не понимаешь своих сыновей, ни одного из них, а ведь они так похожи на тебя. Их воля – зеркальное отражение твоей, и именно поэтому они не покорятся тебе.

– Я породил их. – Глаза Генриха горели бешенством. – Я их господин и отец, они – мои дети, вот в чем главное отличие. – Он бросил на Алиенору грозный взгляд. – Ты будешь поддерживать меня в этом, госпожа супруга.

Алиенора склонила голову:

– Я сделаю все, что смогу, потому как не желаю видеть, как мои сыновья гибнут, воюя друг с другом. Хватит того, что случилось с Гарри. Но я не соглашусь на то, чтобы ты отдал Аквитанию Иоанну. Не он мой наследник, к тому же он слишком юн.

Генрих задвигал челюстью, но промолчал. В его взоре, помимо злости, было что-то еще – некий расчет, и Алиенору это насторожило.