– Мама?

Она обернулась и увидела, что на пороге стоит молодая женщина. Высокая, с большими серыми глазами, как у Генриха, сильными скулами и мягким изгибом губ, благодаря которому казалось, что она вот-вот улыбнется.

– Матильда! – ахнула Алиенора. – Дочь моя…

Молодая женщина подошла и опустилась на колени у ног Алиеноры. По полу растеклась алая ткань подола.

Ритуал приветствия дал королеве время, чтобы справиться с чувствами. Последний раз она видела Матильду девочкой десяти лет. Та стояла на палубе и махала рукой, а корабль уносил ее за горизонт, к будущему мужу Генриху, герцогу Саксонии.

Королева посмотрела вниз, на аккуратный головной убор Матильды и на выбившуюся из-под него прядь блестящих волос. Золотисто-каштановых, с медным оттенком. У Гарри были такие же, только чуть светлее. Сколько же радости!.. Сколько же горя!.. И как ей проложить курс по такому извилистому проливу?

– Я искренне рада видеть тебя, – сказала Алиенора и потом, отбросив всякие церемонии, заключила Матильду в объятия, плача и смеясь. – Ты свет моих очей, ибо я думала, что мы никогда больше не увидимся. Дай же мне разглядеть тебя как следует. – Она окинула дочь восхищенным взором. – Моя девочка стала прекрасной дамой!

Нежный румянец окрасил щеки Матильды.

– А еще она стала матерью, и не раз. – Матильда положила ладонь себе на живот, который мягко вздымался под платьем, как и положено у здоровой, плодовитой матроны. – Если у тебя есть силы, я позову сюда твоих внуков и познакомлю их с тобой.

Алиенора улыбнулась сквозь слезы:

– О да, приведи их ко мне. Они и дадут мне мужество жить дальше. В них вся моя надежда на будущее.

Матильда отошла к двери. Несколько слов, негромкий оклик, и вот женщина с миловидным лицом ввела в комнату троих детей: девочку и двух мальчиков, с разницей в возрасте по два года.

– Заходите, – сказала им мать. – Поздоровайтесь со своей бабушкой.

Дети тут же послушались и, поглядывая друг на друга, опустились на колени. Видно было, что они репетировали ритуал. Когда Алиенора велела детям встать, Матильда начала представление:

– Это Рихенза. – Она положила руку на плечо дочери.

Девочка с волнистыми рыжими волосами и серьезными синими глазами входила в первую пору юности. Это было дитя, знающее себе цену, но трепетно относящееся к своим обязанностям.

– За исключением волос Рихенза вылитая ты, – заметила Алиенора. – Я думала, у меня разорвется сердце, когда нам пришлось разлучиться.

Матильда кивнула:

– И у меня тоже, мама, но мы обе выжили, не правда ли?

– В какой-то степени да, – согласилась Алиенора.

Матильда повернулась к двум мальчикам:

– А это Генрих и Оттон, – объявила она. – Лотаря нам пришлось оставить в качестве залога. – На ее лицо упала тень боли. – Но очень скоро мы снова будем вместе.

Мальчики отвесили королеве еще один поклон. Генрих держался прямо и важно, как и подобает наследнику. У Оттона, самого младшего, темные волосы имели рыжеватый оттенок, а на носу рассыпалась горсть веснушек. При виде его озорной мордочки Алиеноре хотелось смеяться. Ледяной ком долготерпения и страданий в ее душе немного оттаял.

– Каких достойных молодых людей ты ко мне привезла! – воскликнула она. – Эти храбрые рыцари смогут защитить свою бабку. – (Мальчики приосанились, горделиво выпятили грудь, особенно старался Оттон.) – А у меня есть кое-что для вас, – добавила Алиенора и подвела детей к большому деревянному сундуку около окна.

Там хранились игрушки, которые когда-то принадлежали ее сыновьям. По ее указанию этот сундук прислали из Винчестера с остальным багажом. Она не смогла себя заставить заранее заглянуть в сундук и разобрать игрушки – это было выше ее сил. Но новое поколение детей развеяло тягостные мысли и наполнило этот момент радостью. Алиенора с умилением наблюдала за тем, как набросились они на содержимое сундука – словно волки на добычу среди зимы. Только когда внуки стали обмениваться восторженными замечаниями на немецком языке, сердце ее сжалось – этот язык она почти не понимала.

– Мой супруг надеется помириться с императором, чтобы мы могли вернуться домой, и папа тоже делает для этого все возможное, – сказала Матильда. – Но здесь почти что дом, и я мечтаю увидеться с братьями, когда они приедут. – Лицо ее омрачилось, когда она поняла, что сказала. – Бедный Гарри. Я очень рада, что смогла оплакать брата над его могилой, а не издалека, но он не должен был умереть – только не Гарри.

Алиеноре слезы жгли глаза.

– Нет… не должен был.

– Я помню, как сидела на спине его коня и крепко-крепко держалась за него, потому что Гарри хотел пустить его галопом. – Голос Матильды дрогнул. – Я не кричала и не плакала, просто вцепилась в него изо всех сил. И чувствовала его смех – он проникал через мои ладони прямо мне в сердце. И это воспоминание я буду держать так же крепко, как я держала в тот день Гарри.

Алиеноре пришлось сглотнуть слезы, прежде чем она смогла говорить.

– Это правильно. Никто не сможет забрать у тебя память, даже если заберут все остальное. Я часто жалела, что вышла замуж за вашего отца, потому что он причина всех моих бед и страданий, но когда вижу тебя, дочь моя, и когда смотрю, как играют мои внуки, эти сожаления уходят. Вы мое величайшее утешение.

Она посмотрела на мальчиков. Те отыскали пару полочек с лошадиными головами и красными кожаными поводьями, а также игрушечные копья и уже изготовились устроить рыцарский турнир. Рихензе достались четыре ярко окрашенных мяча для жонглирования, которые она весьма уверенно подбрасывала и ловила.

– Да ты настоящий жонглер, – заметила Алиенора, преодолевая печаль.

– Меня дедушка научил, – объяснила Рихенза.

– Правда? – удивилась королева.

Внучка подбросила один мяч выше остальных, но поймала так же ловко, как и раньше.

– Ага. Только он может жонглировать сразу пятью мячами или больше.

– Это потому что много тренировался. Но вот что я тебе скажу: иногда и твой дедушка роняет мячи.

А потом топчет ногами.

Девочка недоверчиво склонила голову:

– Я ни разу такого не видела.

– Надеюсь, и не увидишь.

Поймав взгляд Матильды, Алиенора поняла, что опять дала волю горьким чувствам.

– Он хороший дедушка, – произнесла Матильда примиряющим тоном. – Принял нас со всем гостеприимством и старается помочь уладить наши проблемы.

– Тогда все к лучшему, – обронила Алиенора, не желая ни соглашаться, ни возражать.

– Помнишь, как я, играя в сапожника, забрала папины сапоги и вышила на них большие зеленые кресты шерстяной ниткой?

Алиенора невольно улыбнулась:

– Конечно помню.

Такие семейные сценки случались нечасто, потому что Генрих обычно был занят государственными делами. Но в те редкие моменты, когда они собирались все вместе, он всегда с удовольствием занимался с детьми – пока те были маленькими. Только по прошествии лет, когда дочери повзрослели настолько, что их стало можно выдавать замуж в интересах политики, а сыновья научились противостоять его воле, отношение Генриха к детям изменилось.

– Папа никогда не ругал меня и не отталкивал – напротив, участвовал в моих детских забавах, и я любила его за это. Для меня он был лучшим в мире отцом – так я тогда считала. – Матильда попыталась встретиться с матерью глазами. – Из вас двоих именно ты устанавливала правила и учила меня всему, что нужно уметь знатной даме и будущей супруге короля. Мне казалось, что ты слишком строга, но, когда у меня появилась собственная дочь, я стала думать по-другому. – Она часто заморгала, смахивая выступившие слезы. – О папе у меня есть воспоминания, похожие на драгоценности, а есть такие, которые больше напоминают камни. А о тебе, мама, у меня все воспоминания одного порядка.

– И какие же они – драгоценности или камни? – уточнила Алиенора с натянутой улыбкой.

– Ни то ни другое, – ответила Матильда. – Они чистое золото.

Глубоко тронутая ее словами, Алиенора прикоснулась к руке дочери. Оценила она и остроумие, с которым Матильда обыграла ее имя. Оно означает «другая Аэнора» – так ее нарекли в честь матери Аэноры. Но у имени есть и второе значение: «чистое золото».