Начиная с середины 30-х годов на мою голову обрушивались гроздья советского гнева. Конечно, я не собирался никого провоцировать, но такова несовместимость, существующая между марксистской идеологией и богоданной жаждой религиозной веры, что Советы выражали неодобрение по поводу самого факта массовых богослужений. В большом доме напротив церкви Святого Людовика сотрудники НКВД повесили на меня ярлык агента американского капитализма; время от времени русских прихожан вызывали и настойчиво просили держаться подальше от нашей церкви. Мое личное дело в НКВД разрослось до целого тома, о чем я не должен был знать. Снова и снова русским людям, прибывающим со всей страны, в том числе и университетским студентам, говорили, что я либо шпион Ватикана, либо работаю на американскую военную разведку. Всякий раз, когда мужчину или женщину, юношу или девушку, которых видели в церкви, приглашали на допрос, их строго предупреждали о неразглашении ни при каких обстоятельствах содержания этих бесед.
Но эти люди слишком верили и доверяли мне, чтобы утаивать информацию, касающуюся моей безопасности и репутации. Таким образом, я узнал, что их вызывали, чтобы следить за мной. Молодые женщины откровенно рассказывали мне, что их просили устраивать ловушки для меня, чтобы подготовить почву для шантажа. Одна девушка рассказала об этом в присутствии своей матери. Славная женщина подтвердила все, что сказала дочь, потому что она присутствовала, когда позвонил офицер и, не стыдясь, сделал им это предложение. Нет слов, чтобы выразить их возмущение, при всем том, что они рисковали своей безопасностью, проявив честность и высшую преданность по отношению ко мне.
Другая молодая женщина более года пыталась, как бы невзначай, привлечь мое внимание; однажды девушка «случайно» оказалась на похоронах, где я проводил отпевание на кладбище для иностранцев. В результате завязавшейся беседы она сказала мне, что не принадлежит к определенной вере, но хотела бы поговорить «о религии вообще». После этого «случайного» знакомства она иногда приходила в церковь Святого Людовика в течение нескольких месяцев. Тот факт, что она была одета с необычной элегантностью, сразу насторожил меня, а то, что она часто приходила в церковь совершенно безнаказанно, вызывало подозрение. Ее беседы со мной под видом религиозных наставлений неизменно заканчивались приглашением в гости! Ее настойчивость выдавала реальную цель ее частых визитов ко мне. Конечно, она не признавалась, что ее секретная миссия состояла в том, чтобы поставить меня поближе к фотографам из НКВД, но об этом нетрудно было догадаться, имея некоторый опыт.
Самое забавное, что я должен был казаться как можно более наивным и ничем себя не выдавать. Я не мог признаться, что понимал ее игру, которую она вела довольно неумело, и знал, кто действительно ею управляет. Это происходило в течение нескольких месяцев и пришло к молчаливому прекращению ее напрасных усилий. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление, так как она исчезла так же незаметно, как и появилась. И хотя после этого я оставался в России еще несколько лет, эта особа никогда больше не появлялась на моем горизонте. Была ли она уволена или переведена в другой город? Впрочем, это вовсе не занимало меня.
Однако тайная полиция никогда не теряла надежды заманить в подобную ловушку иностранцев, представляющих для них определенный интерес. «Знаки внимания» подобного рода повторялись с неравными интервалами. Удалось НКВД или нет сделать реальные или фальшивые фотографии, но они были уверены, что я сделаю все возможное, чтобы как можно быстрее уехать из страны. Наверняка они желали, чтобы я оказался за много тысяч миль от ее границ. Это была только одна из многочисленных ловушек, расставляемых на моем пути. И я должен сказать, что обычно достигаемые в таких случаях результаты побуждали НКВД никогда не прекращать своих попыток.
Ни одна церковь или религиозное объединение в СССР не могли действовать, не подчиняясь всем государственным законодательным актам. Законно созданный приход должен управляться церковным советом, одобренным властями и состоящим, по крайней мере, из двадцати человек старше 18 лет одной и той же веры — так называемой «двадцатки». Из этой группы выбирается три члена исполнительного комитета; другая тройка, ревизионная комиссия, проверяет деятельность первой группы. Причем государство оставляет за собой право одобрения или отклонения любых предложенных фамилий. Методами запугивания или угроз, применяемыми НКВД, государство осуществляет постоянный контроль за всеми религиозными объединениями.
Церкви Святого Людовика иногда приходилось выдерживать исключительное давление со стороны государства. Наш приходской совет состоял из русских людей и иностранцев, представителей различных посольств. В советских законах не существует пунктов или условий, запрещающих иностранцам принимать активное участие в легально существующих приходах. По этой причине Советы никогда не имели возможности глубоко внедриться в церковную администрацию. Я, американский гражданин, был зарегистрирован как американский служитель культа. До немецкого вторжения все религиозные объединения Москвы получали инструкции от Москультотдела (Московского департамента по делам религиозных учреждений), в котором я был официально зарегистрирован. Все время, пока я был настоятелем этой церкви, Советы постоянно пытались исключить иностранцев из членов приходского совета.
Однажды нас обязали подготовить и представить новый список членов приходского совета в соответствии с новой правительственной директивой, которая формально запрещала включение иностранцев в совет. Очевидно, это была попытка осуществить полный контроль над последним бастионом католической веры в столице. Вместо того чтобы подчиниться этому деспотическому приказу, я немедленно принялся собирать подписи как можно большего числа иностранцев, у которых было желание подписаться под нашими требованиями. Среди французов, американцев, англичан, бельгийцев, итальянцев и других прихожан я набрал в два раза больше подписей, чем требовалось по закону. К ним добавились фамилии добровольно согласившихся подписаться русских людей, регулярно посещавших церковь Святого Людовика.
Конечно, мне требовалась поддержка посольства Франции. Я получил ее в самом конце, когда стало ясно, что если они согласятся с директивой Моссовета, то потеряют контроль над своей церковью. Требовалось, по крайней мере, двадцать подписей людей, готовых гарантировать содержание здания церкви в хорошем состоянии в соответствии с 78-й статьей советского законодательства. После нескольких переговоров была получена поддержка французского посольства, без колебаний подписались лично все французы, начиная с посла. Я не сомневался в том, что подпишутся и все мои американские прихожане, ведь церковь была местом их богослужения, и все они с готовностью ставили свои подписи в поддержку церкви.
Но когда подошло время представить во избежание возможных неприятностей состав приходского совета официальным лицам посольства США, то они не оказали нам той поддержки, на которую мы, американцы, могли бы рассчитывать. Позиция американских прихожан заключалась в том, что католики возлагали надежды не только на советские законы, но и на религиозное соглашение Рузвельта — Литвинова. Только к американскому посольству мы могли обратиться за защитой прав верующих. В любой стране верующие независимо от убеждений могли рассчитывать на дипломатическое вмешательство своей страны, когда их права нарушались, особенно так, как это было в СССР. Тем более что правительство США, как условие признания страны, обязало Советы специальным протоколом соглашения относительно религиозных свобод для американцев, живущих в Советском Союзе.
Посольство США не возражало против подписания американцами моей петиции, но я был немало удивлен, когда официальные лица сказали мне, что не стоит ожидать поддержки посольства вследствие возможного недовольства советских властей. Они обратили мое внимание на то, что американцы, подписавшие петицию как члены нового церковного совета, являются служащими американского правительства. Мне было сказано, что правительство США не стоит вмешивать в это дело вследствие отделения Церкви от государства. Другими словами, это означало, что персонал посольства США, участвующий в богослужении в церкви Святого Людовика, не может пользоваться преимуществами протокола Рузвельта — Литвинова, так как они работают на «Дядю Сэма». Другими словами, посольство США в Москве, на которое возложена защита прав американцев, заявило, что оно неспособно защитить эти права вследствие неточного понимания или, вернее, четкого непонимания выражения «отделение Церкви от государства». Полное противоречие! По существу, это было отречение от соглашения Рузвельта — Литвинова. Я не обсуждал эту проблему в посольстве, поскольку их вмешательство и не потребовалось.
