Ватикан наградил епископа Пия Неве за его подвижническую деятельность в России, отметив, что «информация Святейшего Престола зависела исключительно от докладов Неве и его корреспонденции из Москвы»[93]. Заметим, что за все время служения в России в своих письмах в Ватикан епископ Пий Неве назвал «около 1500 имен епископов, священников, монахов, мирян, женщин и мужчин, католиков, православных, реже лютеран, о страданиях которых он рассказал с момента ареста и до их смерти».

1 марта 1934 года в Москву прибыл священник-ассумпционист Леопольд Браун[94]: он был блестяще образован, говорил на нескольких европейских языках, изучал теорию музыки в Лондоне, а до выезда в СССР преподавал немецкую литературу в американском колледже. Когда его направили в Москву, он растерялся, ведь ни русского языка, ни советской политической системы не знал. К счастью, первые два года он не только окормлял персонал американского посольства, но и помогал Апостольскому администратору Пию Эжену Неве в пастырском служении в храме Святого Людовика. За это время он выучил русский язык и близко соприкоснулся с советской действительностью.

В декабре 1933 года в Москву вернулся после трехлетней ссылки отец Михаил Цакуль и стал настоятелем двух храмов: Святых Апостолов Петра и Павла и Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии. 3 мая 1937 года отец Михаил был вновь арестован, приговорен к 10 годам ИТЛ и отправлен в лагерь[95].

21 июля 1938 года был закрыт храм Святых Апостолов Петра и Павла, а 30 июля — Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии. Все имущество храмов было конфисковано, а списки членов приходских советов и тех, кто вносил пожертвования, легли на стол чекистам (для грядущих арестов). Итак, церковь Святого Людовика Французского осталась единственной действующей католической церковью в Москве, а отец Леопольд Браун — единственным священником для более чем двадцати пяти тысяч католиков, неожиданно для себя оказавшись в центре католической жизни. К тому времени были закрыты католические храмы по всей России, помимо московского, осталась открытой лишь церковь Лурдской Божией Матери в Ленинграде, где служил настоятелем прихода и главой Апостольской администратуры французский священник Мишель Флоран[96].

В будние дни отец Леопольд служил восьмичасовую Мессу, по воскресеньям служил дважды: сначала Мессу, включавшую чтение Евангелия и проповедь на английском языке для дипломатического персонала американского и британского посольств; затем — Мессу на французском языке для издавна живших в Москве французов и франкоговорящих дипломатов. Во время подготовки к празднику Тела Христова отец Леопольд в течение двух дней по семь часов подряд слушал исповеди прихожан закрытой польской церкви, а во время Мессы они же заполнили храм для получения причастия. Для новых прихожан отец Леопольд регулярно читал Евангелие по-русски. На Пасху 1937 года, следуя примеру епископа Пия Неве, отец Леопольд прочел проповедь на русском языке и традиционно на русском языке произнес пасхальное обращение, о чем сразу же было сообщено властям.

Во время всесоюзной переписи населения прихожане спрашивали совета настоятеля храма Святого Людовика отца Леопольда, как отвечать на вопрос о вере. Положение духовного наставника было достаточно щекотливым, ведь, давая совет, он как бы принимал участие в политической жизни страны и мог быть обвинен в антисоветской агитации, от чего его перед отъездом предостерег епископ Пий Неве: «Вы должны хранить молчание в отношении местных властей… Воздерживайтесь высказывать суждение или даже проявлять интерес к вопросам — это лишь укрепит и обезопасит ваше священнослужение»[97]. Кроме того, давая совет по такому вопросу, он рискует навлечь на прихожан и наказание. И все-таки пастырь решается помочь своим верующим: старым прихожанкам он советует писать — да, а остальным — по совести. И это также стало известно властям от сексотов.

Надо иметь в виду, что при отъезде епископа Пия Неве отец Леопольд получил в наследство от него и сексота, «господина профессора», как величал его Неве, — писавшего доносы на священника Сергия Соловьева, архиепископа Варфоломея (Ремова), старосту Алису Отт. И сексот активно продолжил свою провокаторскую деятельность в храме, позднее подтвердив, что «по заданию НКВД я через епископа Неве установил связь с ксендзом Леопольдом Брауном. Передавая меня Брауну, Неве заявил тому, что я являюсь одним из самых просвещенных католиков, которого можно использовать для популяризации католичества в академических кругах»[98]. Отец Леопольд, ни о чем не подозревая, считал «господина профессора» своим помощником, обсуждал с ним многие вопросы, передавал ему католическую литературу для распространения среди католиков, а тот, по его словам, «доставлял ее в органы НКВД».

В 1937 году уполномоченный по делам культов Московской области потребовал предъявить ему записи о крещениях, совершенных в церкви Святого Людовика, так называемые метрические книги, отец Леопольд предоставил списки только подданных Франции, которым аресты не грозили. Крещеных поляков и тайно крещеных или перешедших в католичество русских он заносил в отдельные списки, которые хранил в американском посольстве. Алиса Отт позднее подтвердила на допросе, что власти оказывали на отца Леопольда сильнейшее давление, «пытаясь принудить его выдать приходские книги церкви Святого Людовика, особенно регистрации крещений. Отец Браун категорически отказался». Отец Леопольд в письме к епископу Пию Неве рассказал об этом и привел свой ответ властям: «Вас это не касается. Эти документы не имеют никакой гражданской или судебной силы. Они обладают чисто сакраментальным характером; а все, что касается совершения таинств, никоим образом не подлежит компетенции правительства после Декрета»[99].

Моральную позицию Леопольда Брауна поддержали послы Франции и США, обратившись к министру иностранных дел М. М. Литвинову, и чиновники отступили. Положение Католической Церкви в СССР усугублялось с каждым годом. 5 сентября 1938 года в письме епископу Пию Неве отец Леопольд сообщал: «Преследования ведутся с еще большим ожесточением и еще более лицемерно… Для меня очень печально говорить вам о том, что во всей стране на своем месте нет ни одного священника, за исключением священника Флорана и вашего слуги… Чудо состоит в том, что в этих условиях даже среди русских имеются верующие, которые еще ходят в церковь».

В конце 1938 года о деятельности Леопольда Брауна и работе заведующей храмом Святого Людовика Алисы Отт сексот доносил: «Леопольд Браун в одно из моих посещений французской церкви говорил мне, что Отт привлечена им к конспиративной работе. И он дает ей ряд поручений по сбору материалов»[100]. Позднее это сообщение, по словам сексота, якобы подтвердилось тем, что в 1941 году именно отец Леопольд через американское посольство оказал Алисе Отт содействие «в вопросе освобождения из-под стражи ее дочери». Далее сексот утверждал, намекая на свои якобы антисоветские настроения, о которых якобы знал Леопольд Браун, именно поэтому ему и доверял, что они «совпадали целиком с его установками о необходимости всеми средствами вести работу против советской власти».

Именно сексот сообщал чекистам о материальной помощи отца Леопольда сестрам-монахиням общины русских католиков. К тому времени в Малоярославце после отбытия лагерных сроков и ссылок постепенно собралась небольшая группа сестер-монахинь из Абрикосовской и Соловьевской общин. Положение их было тяжелейшим — ни денег, ни работы, и единственным человеком, который время от времени оказывал им материальную помощь, был Леопольд Браун. Периодически кто-то из сестер ездил в Москву, посещал храм Святого Людовика, чтобы получить у него деньги и продукты для всей общины. И, конечно же, об этих посещениях сразу же сообщал либо «господин профессор», либо кто-то из «добровольных помощников» чекистов: преподавательница русского языка, домработница, другие добровольные помощники, которыми чекисты наводнили храм. Сексот докладывал: «Леопольд Браун имел обширный круг связей (более 700 человек) из числа католиков, граждан СССР, большинство из которых посещали его в костеле». И далее он перечислял всех знакомых ему сестер-монахинь из этих общин, все они будут вновь арестованы и отправлены в лагеря, но это будет позднее.