На голубом конверте не было пометок, какие пишутся на пакетах, вручаемых генералу: "Срочно", "Очень срочно" и прочее. Тем не менее, прочитав письмо, генерал вызвал адъютанта и отдал приказ срочно разыскать Мишутку Сапелкина.

Порученец отправился в освобожденную деревню Новинское и через два дня доложил генералу, что Мишутка найден.

Почти три месяца мальчик скрывался в лесу вместе с семьей учителя Наумычева. Мальчонка и в глаза не видел фашистов. Жил в землянке и благодаря заботам старого учителя и своей тети не слишком страдал от голода и холода.

Той же ночью, после доклада порученца, генерал отправил ответное письмо Л. С. Сапелкиной. Сообщил все, что узнал о Мишутке, одном из тысяч Мишуток, ради которых с таким геройским упорством, не щадя жизни, воюют бойцы и офицеры его 5-й армии.

И ради этих же Мишуток сам Леонид Александрович Говоров далеко за полночь сидит в штабной избе, склонившись над картой, объезжает под огнем передний край, шагает по огневым позициям батарей, обходит траншеи, бывает суров и строг, а иногда по-отечески заботлив…

Январь 1942

Подводя итоги, вернемся памятью к угрозе Гитлера, прозвучавшей в начале операции "Тайфун":

"Там, где сегодня Москва, возникнет огромное озеро, которое навсегда скроет столицу русского народа от взглядов цивилизованного человечества".

Много лет спустя, когда шли съемки документального фильма "Если дорог тебе твой дом" (1966 год), в группе консультантов, которой руководил К. К. Рокоссовский, возникли сомнения в технической возможности осуществить подобное затопление — "спустить воду" канала Москва — Волга на город.

Военный историк, в годы войны офицер войсковой разведки, корреспондент на Нюрнбергском процессе, знаток германского вермахта Лев Безыменский вспоминает в книге "Тайфун" под Москвой":

"Маршал считал, что надо проверить эти сведения. В соответствии с его указанием, по моей просьбе друзья в Бонне разыскали Шлабрендорфа[12], который подтвердил, что именно об этом говорил Гитлер, когда приезжал в Борисов к Боку.

Я же занимался раскопками в архивах. Поиски оказались небезрезультатными. Удалось найти запись, сделанную во время так называемых застольных бесед фюрера со своей свитой".

9 октября 1941 года участник беседы записал в своем дневнике:

"Фюрер распорядился, чтобы ни один немецкий солдат не вступил в Москву. Город будет затоплен и стерт с лица земли". Запись от 17 октября: "В русские города, в том числе в большие, немцы не должны вступать, если эти города переживут войну. С Петербургом же и Москвой этого не случится" (дневник группенфюрера С. А. Кеппена).

В угрозе Гитлера затопить Москву стоит обратить внимание на конец фразы: "…от взглядов цивилизованного человечества". Себя, кто вынашивал этот варварский замысел, и тех, кому предстояло его осуществить, Гитлер причислял к цивилизованному человечеству, а все москвичи разлучались с цивилизацией навек…

Квалифицированный убийца с большим стажем (один из основателей лагеря в Освенциме, палач Варшавы) фон дем Бах-Зелевский, по всей видимости, оправдал доверие фюрера, так как в разгар Московской битвы его повысили в звании — обергруппенфюрер СС и полный генерал полиции. В этом звании ему предстояло стать "высшим начальником СС и полиции Москвы".

Когда "цивилизованному" фюреру стало ясно, что замысел затопить Москву потерпел крах, он решил в поверженной большевистской Москве воздвигнуть монумент победы Германии над Советской Россией. По приказу Гитлера на Восточный фронт пришел эшелон, груженный гранитом из Скандинавии.

Темно-красный гранит этот видят сегодня все, кто проходит по улице Горького. Им облицован массивный цоколь дома № 9, соседнего со зданием Моссовета.

Полированная арка ведет на улицу Неждановой. Знаменитая певица Антонина Васильевна Нежданова равно радовала слушателей, когда нежно, сердечно пела о русской Снегурочке или норвежской девушке Сольвейг. Кто мог подумать, что въезд на улицу Неждановой будет украшать гранит, украденный Гитлером в Скандинавии. Но такова затейливая и капризная правда истории… Трофейного гранита хватило и на фонтан в сквере у Большого театра, и на парапет вдоль Неглинной улицы у здания ЦУМа. Каприз истории в том, что облицовкой гранитом занимались пленные немцы…

Уже первое полугодие войны потрясло советский народ вандализмом и нравственным дикарством, непостижимыми уму изуверствами представителей "высшей", "превосходительной", арийской расы, их омерзительным обликом. Факельщики и минеры превращали деревни, поселки, города в сплошные пожарища, каменоломни, пустыри, кладбища. Грабежи, насилия над женщинами, растление малолетних, садистские убийства детей, пытки, расстрелы заложников и пленных, учиняемые карателями…

Еще 16 сентября фельдмаршал Кейтель, начальник штаба германского верховного командования, подписал строго секретный приказ, вызванный ростом партизанского движения, растущей силой народного сопротивления на захваченной советской территории. В приказе отмечалось, что "повсеместно вспыхнуло коммунистическое повстанческое движение", которым централизованно руководит Москва. Кейтель отмечал, что возросла угроза для "немецкого руководства войной".

"Фюрер распорядился повсюду пустить в ход самые крутые меры для подавления движения… При этом следует учитывать, что на указанных территориях человеческая жизнь ничего не стоит и устрашающее воздействие может быть достигнуто только необычайной жестокостью. Искуплением за жизнь одного немецкого солдата в этих случаях, как правило, должна считаться смертная казнь для 50—100 коммунистов. Способ приведения приговора в исполнение должен еще больше усилить устрашающее воздействие".

Кейтель рассылал этот приказ, уже будучи военным преступником. Хотя 8 мая 1945 года, подписывая в Карлсхорсте под Берлином акт о безоговорочной капитуляции Германии, выглядел весьма респектабельно: в перчатках, с коротким фельдмаршальским жезлом.

Вопреки палаческому приказу Кейтеля, сила народного сопротивления оккупантам возрастала. Эсэсовский террор не мог подавить сопротивления советских патриотов.

В дневнике унтер-офицера О. Зайбольда, убитого под Москвой в начале декабря, можно прочесть:

"24 ноября. Как разведывательная команда идем впереди через лес до Горки. Заняли позицию на ферме. Маленькие, веселенькие домики тают на глазах, прожорливый огонь съедает один домик за другим…

25 ноября. Проехал через город Истра. Мы находимся по ту сторону понтонного моста. Каждый поспешно окапывается… Общее настроение определяется событием, происходящим за нашим домом. Эсэсовцы беспрерывно расстреливают одного пленного за другим… С холодным спокойствием русские один за другим подходят к сараю, становятся к стене, как будто ничего особенного не происходит… Такого стального, преданного фанатизма я еще никогда не видел!"

Командир танковой группы наших войск Герой Советского Союза полковник Поль Арман писал жене с дальних подступов к Москве из 20-й армии:

"…Чем дальше фашисты рвутся, тем больше сила нашего сопротивления и сила мщения. Сколько к ним ненависти у жителей! Не все видели жестокость фашистов, и в тылу не могут представить весь этот ужас. Помнишь, в начале войны я с недоверием относился к подобным сообщениям? Теперь я вижу людей, все это переживших. Вижу спаленные села, женщин, изувеченных ради прихоти дегенерата-фрица. Этим сволочам можно отплатить только одним — истреблением…