…Идет дед и ведет за руку двух своих внуков — пяти и двенадцати лет. Увидев меня и группу моих старших командиров, старик стал на колени, отвесил нам земной поклон и благословил Красную Армию, Советскую власть, освободившую их от рабства… На шее деда и старшего внука висели ярлыки с названием деревни. За выход из деревни — расстрел на месте. Сколько перебито детей! Понуждаемые голодом, они ходили в лес по ягоды. Детей, в том числе грудных, пьяные фашисты бросали в колодцы, чтобы садистски любоваться горем матерей…

Я никогда не видел прежде столь потрясающих картин человеческого горя и унижения, какие наш народ терпит под фашистами. Я многое видел, но волосы шевелятся иногда от ужаса… Не думал, что война может еще чем-то удивить и поразить… Но фашисты меня поражают вновь и вновь…"

Партизаны Уваровского района рассказали москвичам по радио о трагической судьбе коммунистки Александры Мартыновны Дрейман, работника райисполкома. Невысокая, коротко остриженная женщина 33 лет, дочь латыша, боровшегося за Советскую власть и бежавшего от преследований из буржуазной Латвии в Подмосковье. Семья жила бедно, девочка Шура в школу не ходила, позже выучилась грамоте на курсах ликбеза. Дрейман была очень нужным человеком в партизанском отряде: до войны работала в дорожном управлении и хорошо знала подрывное дело. Внезапно она ушла из отряда, немногие знали, что готовилась стать матерью. Ее захватили на квартире в поселке, домогались, где скрываются партизаны. Она ответила: "Предателем Родины никогда не стану, где партизаны — не скажу". Допрашивал ее комендант поселка обер-лейтенант Хаазе, раненный партизанами под Смоленском. Фашисты избили Дрейман до беспамятства и бросили в холодный сарай. В одну из зимних ночей начались преждевременные роды. В сарае, на соломе она родила сына. Фашисты требовали, чтобы она указала дорогу в партизанский отряд, Дрейман отказалась, и тогда ребенка закололи штыками. Ее раздели и держали голой два дня, не давая есть. Ослабевшая от перенесенных мук, гордая и непокоренная шла она на казнь. Крикнула: "Матери! Слышите меня?

Всем скажите… Сына своего не пощадила, а правды нашей не выдала". Расстреляли ее за больницей в карьере кирпичного завода, а тело бросили в пруд.

О Дрейман напечатала "Правда", ее подвиг нашел отражение в повести Ванды Василевской "Радуга". Писательница назвала героиню украинкой Оленой Костюк, но в основу повести и одноименного фильма Марка Донского легла судьба подмосковной партизанки, посмертно награжденной орденом Ленина.

В канун 1985 года в Смоленске судили трех палачей-карателей. Жительница деревни Леоново Сафоновского района Таисия Семеновна Горшкова чудом уцелела, когда за связь с партизанами расстреляли 250 крестьян.

— Мне было тогда одиннадцать лет. Убивали нас группами, в каждой — человек по двенадцать. Я оказалась в группе рядом со своей бабушкой. В последний момент она и заслонила меня собой от пуль. До сих пор не дают спать воспоминания: лежу под убитой бабушкой, и на меня течет ее кровь… Где-то рядом кричит мой братик: "Дяденьки, дострелите же меня!" Он был ранен и ему, видать, сильно больно было. Дострелили…

Приведем страшную цифру: за годы оккупации Смоленщины фашисты уничтожили 351 630 мирных жителей. Кровавый след оставила война — 278 воинских и партизанских кладбищ и 99 братских могил местных жителей, умерщвленных оккупантами.

В архиве 160-й стрелковой дивизии можно найти воспоминания комиссара 1295-го полка А. Перченкова и старшего политрука И. Рыжова о боевых действиях ополченцев в Боровском районе и близ Вереи.

После того как у врага были отбиты обезлюдевшие, сожженные дотла деревни Устьево, Тищево, Старые Глинки, разнесся слух, что жителей окрестных деревень — в том числе женщин с грудными и малолетними детьми, стариков — сгоняют в село Спас-Косицы и запирают в церковь. Церковь окружили каратели с пулеметами.

Прослышали об этом разведчики, которые пробрались в тыл к фашистам. Группой из семи бойцов командовал сержант Филиппов. Переходя через линию фронта, группа напоролась на вражескую засаду и попала под сильный пулеметный огонь.

"Шесть красноармейцев, — значится в боевом донесении, — были убиты, а сержант, тяжело раненный, притворился мертвым. Немцы сняли со всех шинели и валенки. Немецкий офицер ударил сержанта сапогом, и сержант пошевелился. Немецкий офицер еще раз выстрелил в него из револьвера. Когда немцы ушли, сержант поднялся и пополз. Но он полз не на медпункт. Три километра с лишним он полз, ковылял и бежал босиком по снегу в двадцатиградусный мороз. Бежал, истекая кровью, на командный пункт к комдиву Орлову[13], чтобы предупредить о грозящей гибели ни в чем не повинных мирных людей. Кроме последней, револьверной пули в левом боку у Филиппова было еще шесть ранений.

Товарищ Филиппов представлен к правительственной награде, и он будет жить. Это настоящий большевик, преданный нашей партии, им теперь гордятся в дивизии".

По приказу комдива Ф. М. Орлова ночью срочно была снаряжена рота автоматчиков в белых халатах, на лыжах. Рота пробралась в центр села Спас-Косицы, к церкви; завязался огневой и рукопашный бой с охранниками. В итоге офицер и тридцать четыре немецких солдата были уничтожены. Взломав забитые гвоздями двери церкви, разведчики спасли около семисот крестьян. Учительница немецкого языка из Спас-Косицы, также обреченная на казнь, слышала, что пулеметчики на паперти часто склоняли слово "динамит": какие-то эсэсовцы опаздывали с доставкой динамита.

При разгроме немецкого штаба разведчики нашли приказ по 512-му пехотному полку вермахта:

"Всякий раз оставляемая нами местность должна представлять собой зону пустыни. Чтобы произвести основательные разрушения, надо жечь все дома… Каменные постройки взорвать. Подвалы уничтожать. Мероприятия по созданию зоны пустыни должны быть беспощадны, полностью подготовлены и выполнены".

Фашисты немало преуспели в своем старании превратить Подмосковье в "зону пустыни". Полностью уничтожили 640, а частично 1640 селений, сожгли Истру, Верею, Рузу, Наро-Фоминск, Боровск, Можайск. Было уничтожено около 1000 школ, 400 больниц, около 700 очагов культуры, 450 детских учреждений. После изгнания оккупантов из районов Московской области там осталось 1,6 процента крупного рогатого скота, 1,2 процента овец и на все освобожденные районы 17 свиней.

Среди слагаемых, которые способствовали успеху нашего контрнаступления под Москвой, было еще одно, не принятое в расчет немецким командованием. Тем не менее это слагаемое являлось нашим весьма существенным "неприкосновенным боезапасом" — ненависть к палачам за их злодеяния.

Сознание своей справедливой миссии позволяло нашим бойцам превозмогать крайнюю степень усталости, мобилизуя остаток сил. И чем больше кровавых следов оставляли завоеватели, тем больше было упорство освободителей, шагавших, бежавших вдогонку за врагом, тем больше была их готовность к самопожертвованию.

Осознанная, устойчивая непримиримость к оккупантам, способность народа вынести самые тяжелые испытания и не утратить, а закалить волю к борьбе не были предусмотрены планом блицкрига.

Кроме Александра Матросова, закрывшего телом амбразуру и заставившего замолчать вражеский пулемет, такой подвиг совершили более 300 добровольцев-подвижников.

Подвиг Виктора Талалихина, который пошел в московском небе на ночной таран, повторили в годы войны около 600 человек; половине удалось сохранить свою жизнь.

Более ста воинов, жертвуя жизнью, бросались с гранатами под танки.

Десятки героев подорвали последней гранатой себя и фашистов.

Свыше 350 последователей летчика Гастелло в предсмертную минуту превратили свой самолет в огненную торпеду и направили ее на колонну танков, машины с мотопехотой, батареи, воинские эшелоны, склады боеприпасов и горючего, вражеские корабли.